Александр Тюрин - Клетка для буйных. Программируемый мальчик.
Он встал, поднял воротник, сунул руки в карманы и пошел куда-то, чавкая кроссовками по бесконечной осенней слякоти.
Пустота.
Эпилог
Конец декабря
— Готово, отец, — говорю я. — Принимай работу.
— Да ну, Санька, неужто починил? — радостно изумляется папа и бежит к видеосистеме. Я щелкаю пальцем по панели.
— Все, как обещал.
Папа вытаскивает из портфеля радужно мерцающий диск и вручает мне.
— Заводи, Санька. Ты у нас тут начальник.
Диск мягко ложится на место. На экране появляется китаец, который медленно водит руками и ногами в разных направлениях и ждет, когда будет дана команда «PLAY». Папа сразу зовет маму из кухни. С посветлевшими лицами они начинают сосредоточенно повторять движения китайского специалиста. Из динамика льется голос диктора:
— Представьте себя на вершине горы… Встает солнце… Его лучи окрашивают снег в нежно-розовый цвет… Ваша грудь раскрыта настежь, вы с благодарностью принимаете поток энергии, вы берете энергию руками, сжимаете ее в огненный шар…
Я регулирую четкость изображения и присоединяюсь к родителям.
Здорово, что мы решили заняться китайской гимнастикой. А то сидели бы сейчас и гавкали друг на друга, если бы не моя новая, как всегда, поразительная способность. Я научился вытеснять из людей глубоко внедрившиеся в них вещи. Тонкая технология, ничего не скажешь. На Хлумове я ее первый раз опробовал, не слишком удачно, вот он и загремел в больницу. Потом на Жарове дорабатывал — этот с ума не сойдет, и без того в придурках числится. Жаров полностью вылечился, разбил копилку и накупил пепси-колы. Мы от радости налили ее в ванну и все там купались: я, Петя, Алекс. Кстати, Алекс был следующим. Он даже не почувствовал, как все плохое закончилось… Особенно повезло Печкиной. Она ведь заболела компьютерной наркоманией, а я ее вылечил.
Маму и папу я особенно аккуратно прооперировал, вымел из них вражеские студни так быстро, что те и пикнуть не успели. Потом засунул обезвреженные существа обратно в их родные клетки: пусть мирно трудятся. Видеосистема, конечно, сразу заработала, но я для приличия пару дней ковырялся в ней, делал вид, что ремонтирую.
Как хорошо теперь стало…
«…Хорошо-то хорошо, — подумал мальчик. — Да только ничего этого нет». Иначе не торчал бы он здесь, в Завеличье, и не глазел в окно на Троицкий собор.
Красивый вид издалека, еще бы — Псков! Вполне можно размечтаться, когда обстановка способствует… Сесть за стол, что ли, и записать то, что намечтал? Так прямо и начать: «Готово, отец, принимай работу…»
Мальчик дорисовал центральный купол, затем отступил на пару шагов, озабоченно грызя карандаш. Да, собор как-то кривовато получился. Он открепил эскиз и скомкал бумагу. «Хреново рисую», — подумал он. Может, действительно бросить живопись и попробовать написать жуткий фантастический рассказ со счастливым концом? Потом в какой-нибудь журнал послать… Или изобрести что-нибудь безвредное для людей? Ему ли не знать гадскую природу вещей!
Мальчик с гордостью посмотрел на часы с кукушкой. Правду говорят: талантливый человек талантлив во всем. Час назад он их починил. Хоть и пустяковая поломка — жестяная птичка соскочила с пружины, — однако он впервые в жизни отремонтировал что-то своими руками. Пустяк, а вдохновляет.
Он прикрепил к доске новый лист бумаги.
Тридцатое декабря. Завтра — Новый год. Вроде недавно переехал в Псков, а уже целая четверть прошла. Тихо здесь, спокойно. Парням в нынешнем классе всякие там компьютеры и другие столичные диковины — до фени. Вот рыбу из-подо льда выловить, пива выпить, из папиных двустволок пострелять, — это да, вещь. Слушают истории, которые новенький рассказывает, смолят дешевые сигареты и восхищенно ржут: ну ты, мол, загнул, писатель…
Из Питера никаких вестей — вернулся ли Хлумов из больницы, что стало со Всевключем? Ничего не известно. Друзья не звонят. Да и какие, блин, это друзья? Он сам, правда, тоже ни разу не позвонил — ни Алексу, ни Марине. У них своя жизнь, а быть третьим лишним… нет уж, обойдетесь без Токарева.
Мама с папой изредка звонят. От них мальчик узнал, что с Хлумовским отцом улажено полюбовно. Сошлись на том, что семьи квиты: один ребенок сломал чужой компьютер, второй — нанес первому в ответ челюстно-лицевую травму. Хлумов хоть и сшибся с мозгов после того, как из него ЕДИЗ вытеснили, а все-таки свалил вину за поломку на другого, как встарь. Отрадный признак. Выздоровеет рыжий, точно, и еще краше будет.
Остальные-то из подключенцев ничего, поправились. Правда, на следующий день после драчки с хлумовским компьютером полкласса в школу не явилось. Учителя сначала решили, что это забастовка, — забегали, Лялька рыдала под лестницей. Оказалось, все дружно заболели. У кого живот, у кого голова. Класс даже на карантин посадили, думали — неизвестная науке болезнь. А через три-четыре дня бывшие «подключенцы» поголовно со справками от разнообразных врачей вернулись за парты. Двоек сразу нахватали, колов… Какая уж там учеба с оборванными информационными каналами! Особенно Печкина пострадала: в тот вечер, когда компьютер накрылся, ей так поплохело, что она опоздала к назначенному Хлумовым сроку. Села перед опечатанной дверью ждать хозяина и через несколько часов случайно заснула. Не знала, что Хлумов в больнице. А с утра, единственная из Всевключа, пришла в школу. Бледная, нечесаная — совсем сдвинулась. Приставала к каждому встречному с вопросами типа: «Вы не видели здесь хоть какой-нибудь алмазный замок?» или «Здесь не проходил странствующий певец, который обещал познакомить меня со светлым магом?»
Мальчик невесело хмыкнул. Он тогда сказал Печкиной, что как раз сейчас рисует шикарный алмазный замок, в котором она сможет гонять своих певцов, рыцарей и магов хоть до рвоты. На первое время помогло, она успокоилась… а потом как-то сама собой «переломалась», вернулась в наш мир. Только никогда уже больше не смеялась и не улыбалась… Печкина, кстати, до самой отправки в Псков ходила за Токаревым по пятам. Помогала вещи собирать, на вокзал провожала, даже всплакнула чуток. Он ей соврал, что едет сюда новую мега-игру разрабатывать…
Куда сложнее с родителями. Отцу, конечно, «теплого кресла» теперь не видать, как своих ушей. После инцидента состоялось вежливое объяснение: Хлумов-старший, срочно вернувшийся из командировки, извинился — мол, ситуация резко ухудшилась, грядет сокращение штатов и все такое. Отец Саши тогда не сдержался, выдрал любимого сыночка на полгода вперед, невзирая на травмированную щеку. И как только начались каникулы, отправил его с глаз долой к бабушке. Кстати, на Новый год родители приедут. У приличных людей принято навещать по праздникам наиболее родных и близких — никуда не денешься. Их приезд ожидается сегодня или завтра.
Ожили настенные часы, те самые, отремонтированные. Было ровно два — пора куковать. Механические шторки распахнулись. Птичка с энтузиазмом скакнула вперед, неся в дом хорошее настроение, но вдруг выдавила короткое, противное: «Йе-е…», мелко завибрировала и упала на пол, громко звякнув. Мальчик вздрогнул, рывком обернулся. Вот тебе и починка!.. Вот тебе и мечта!.. Он подошел, наклонился и поднял жестяную детальку.
Та, которой полагалось вылетать и петь, мертво лежала на ладони.
Он швырнул этот мусор в ящик стола.
Затем вернулся к окну. За рекой, окутанный седой дымкой, высился Троицкий собор. Тот, что был призван вечно стоять на земле, летел над городом…
В руке мальчика снова появился карандаш.
