Николай Шпанов - Первый удар. Повесть о будущей войне
Внезапно впереди, там, куда бежала машина, поднялась черная стена земли и, расходясь кудрявыми краями взрыва, закрыла все поле, ангары, небо. Очередная бомба с замедлением. Дав сектор до отказа, Гроза взял на себя штурвал. Почувствовал, как подкинуло взрывом под правое крыло, но земля, ангары, самые клубы дыма, — все было уже внизу. Машина послушно лезла крутою горкою. Уверенно гудел мотор. Гроза огляделся. Он вывел машину прямо на солнце, лениво поднимающееся над розовым горизонтом. Восток. Родина.
Проводив глазами машину, Олеся спросила крестьянина:
— Вы уверены, что это он?
— А то як же ж? Вот и капелюш их у дерева. Она взглянула на протянутый рваный комок кожи — да, это были остатки полетного шлема советского образца. Снова повернулась туда, где скрылся самолет. А в лесу, на прогалинке, в большом генеральском Мерседесе сидел высокий старик, в мундире с оторванными погонами. Он нервно ловил нижней губой прокуренную седую щетину усов и сосал ее. Руки старика были скручены за спиной.
IV
К 4 часам 19 августа судьба пограничного боя на северном участке юго-западного фронта, где немцами было намечено произвести вторжение на советскую территорию силами армейской группы генерала Шверера, была решена.
Лишенные оперативного руководства и поддержки бронесил, части ударной группы Шверера отходили. У них на хребте, не давая времени опомниться, двигались танки Михальчука. Скоро отступление немцев на этом участке превратилось в бегство. В прорыв устремились красная конница и моторизованная пехота. Сам Михальчук, на самолете, направился в Березно.
Занявший Березно Богульный получил по радио запрос Волкова: нельзя ли его частям совершить посадку на аэродромах Березно, Тынно и Погорелово, чтобы пополнить запас горючего? Без этого затруднено возвращение эскадры в свое расположение.
Богульный немедленно радировал согласие и распределил время посадки эскадры так, чтобы она не мешала развитию операции десантного соединения.
Вскоре на штабной аэродром сели два первых СБД. Они имели очень непрезентабельный вид. Обшивка во многих местах была задрана осколками снарядов. Острые края пробоин торчали, как клочья прорванной бумаги. На одно СБД носовая пушка, лишенная экрана, печально склонилась из башни, готовая вот-вот оторваться.
По стремянкам из самолетов сошли два командира в изорванных и закопченных кожаных комбинезонах. Это были бригкомиссар Волков и капитан Косых. Они вошли в кабинет генерала Шверера, где сидел теперь командарм второго ранга Михальчук. После официального доклада посыпались вопросы с обеих сторон. Михальчук интересовался подробностями полета.
Узнав о наличии раненых, Михальчук повернулся к Богульному:
— Товарищ комдив, у вас тут есть врачи. Прикажите сделать все возможное, чтобы раненые люди эскадры были немедленно эвакуированы в наше расположение на возвращающихся десантных машинах. Дорохова скорее сюда. Может быть, нужна операция…
Выходя, Богульный столкнулся с Косых.
— Олеся здесь? — спросил капитан.
— Скоро вернется. Поехала за одним раненым. Ох и дивчина. Прямо на плечах немцев влезла в околоток их. штаба. Теперь у нее там целое хозяйство.
Косых перебил:
— Тарас… Сафар погиб.
Косых видел, как изменился в лице Богульный.
— Сафар? Эх, дивчина моя…
Он махнул рукой и вышел исполнять приказание Михальчука.
Косых примостился в одной из комнат штаба, чтобы просмотреть сводки о действиях Красной армии за вчерашний день и истекшую ночь. Он видел, что результаты их собственного рейда уже отмечены сводкой. Тут же он с волнением прочел лаконическое, но четкое описание другого рейда, совершенного одним из бомбардировочных соединений советской авиации. Это был налет на окрестности Магдебурга, где немцы сосредоточили грандиозные запасы горючего, накопленные в течение нескольких лет подготовки к войне. Бронированные подземные хранилища не спасли драгоценные запасы. Пожар, охвативший эту топливную базу германской армии, был так велик, что жители поспешно покидали местность только потому, что не было возможности дышать от гнетущего жара.
Из сообщений о действиях наземных частей Красной армии Косых узнал, что почти по всему фронту они отбросили первый натиск германских частей и форсируют линию укреплений уже на территории противника. Оставаясь верным своей тактике нарушения нейтралитета третьих стран, противник пытался выйти во фланги Красной армии. На юге бронечасти и конница немцев неожиданно появились со стороны румынского города Хотина. Они были отброшены. Аналогичный случай произошел и в северном углу, где немцы подошли к советской границе со стороны латвийской станции Индра…
Чтение, увлекшее Косых, прервал прибежавший порученец:
— Товарищ капитан, к бригкомиссару Волкову.
— Иду, — проговорил Косых, хватая сумку с картами. — А что случилось?
— В тылу противника большое восстание.
— Где?
— В районе Нюрнберга.
— Знакомые места.
— Восстали рабочие военных заводов.
— Вот молодцы! — вырвалось у Косых.
— По сообщению Нюрнбергской радиостанции, находящейся в руках восставших, они располагают большими запасами оружия, но германские власти уже двинули войска для подавления восстания.
— Так надо же его поддержать!..
— Кажется, об этом и речь, — удовлетворенно сказал порученец. — Задача возлагается на вашу эскадру. Косых в сомнении покачал головой:
— Мы очень растрепаны. Порученец пожал плечами.
— Волков берется.
Входя в штаб, Косых увидел Волкова, сидевшего перед командармом, и уловил конец его фразы:
— …не сомневаюсь ни минуты — сделаем.
— Сначала нужно еще туда пробиться. Полет будет происходить днем. Учтите.
— Товарищ командарм, — Волков встал. — Разрешите считать вопрос решенным. С такими людьми и на таких машинах можно пробиться на луну, не то что к Нюрнбергу. Туда мы дорогу уже знаем.
С дивана в сторонке послышался слабый голос Дорохова:
— Правильно, товарищ Волков. В кабинет вошел Богулыный:
— Машины бригкомиссара Волкова заправлены из трофейных запасов. Боеприпасы дал свои. Мои люди стянуты и готовы к посадке в самолеты.
Михальчук взглянул на часы:
— Меньше часа? Не плохо справляетесь, товарищ Богульный.
— Хозяйство налажено, товарищ командарм.
— Каждому из ваших бойцов придется там стать командиром.
— Хоть полковым. Народ подходящий…
— Товарищ командарм, — перебил Богульного Волков, — разрешите отправляться?
— Как только ваш личный состав отдохнет. Волков повернулся к выходу. Его поманил к себе Дорохов.
— Нагнись-ка.
Когда бритая голова Волкова поравнялась с его лицом, Дорохов коснулся губами лба комиссара.
— Береги людей, Ваня. Война только начинается.
Волков вошел в один из домов, отведенных для отдыха летчикам его эскадры. Постели, диваны, столы, весь пол, даже подоконники были заняты людьми. Многие уже спали не раздевшись. Другие только еще укладывались.
Со шкафа раздавались звуки репродуктора. Молодой радист, без гимнастерки и сапог, ловил Коминтерн. Слышимость была хорошая, без помех. Динамик четко выговаривал слова утреннего выпуска последних известий:
«Сообщение о действиях советской авиации произвело в Европе огромное впечатление…»
«В Чехословакии народные демонстрации против немецких насильников…»
«Под давлением народных масс во Франции образовано правительство Народного фронта. Гитлер получил отпор…»
Диктор умолк. Динамик издавал ровное гудение. Молодой радист мечтательно смотрел на приемник. Еще не заснувшие летчики внимательно слушали:
«Агентство Гавас сообщает, — снова заговорил приемник, — что правительство Франции назначило маршала Дерена главнокомандующим вооруженными силами Франции.
По приказу Дерена командующий воздушной армией генерал Девуаз вылетел в Нанси». Диктор опять умолк. Было слышно его дыхание.
— Вылетел… то-то, умнеют прямо на глазах, — тихо произнес молодой радист.
— Посмотрим, — скептически сказал один из летчиков, снимая второй сапог…
Радист сердито посмотрел на него, собираясь начать спор.
— Т-с-с… — замахал руками комиссар. — Спать, спать! Вам на это дается всего три часа.
— Может, через три часа опять на Нюрнберг? — спросил радист.
— Я этого не сказал, — засмеялся Волков. — Я просил спать.
Волков тщательно прикрыл за собою дверь и на цыпочках пошел по коридору, стараясь не задеть лежащих и там летчиков. Иногда он наклонялся и заботливо поправлял выбившийся из-под головы мешок парашюта или сползшее пальто. Любовно вглядывался в лица спящих.
