Олег Верещагин - Прямо до самого утра или Секрет неприметного тупичка
В ту ночь в камере Гришка потихоньку распустил на полосы грубое одеяло и прокрался к решётке.
Вешаться.
Раз нельзя было жить человеком, раз невозможно было бороться — оставалось не допустить, чтобы тебя сломали.
Гришку остановил один из мальчишек, проснувшийся в этот момент.
Тогда они проговорили до рассвета, сидя на полу под решёткой. Шептались, поглядывали, как светлеет небо. Гришка расплакался (стало легче) и мальчишка, удержавший его от самоубийства, не стал смеяться. Лориа — так звали мальчишку — и стал первым настоящим Гришкиным другом.
Потом он подружился и с остальными. И привык. Жизнь в школе была тяжёлой, но… интересной, временами Гришка забывался, ему казалось, что он просто в каком-то странноватом спортивном лагере… Нет, он не забыл родину, семью — временами тоска скручивала до слёз — но всё это как-то отодвинулось на второй план…
Да, он привык — но не смирился. Просто у него появилась другая мечта. К этой мечте Чужак (так его звали теперь все), шёл следующие одиннадцать лет — три года учёбы и восемь лет боёв.
Через одиннадцать лет двадцатичетырёхлетний Чужак — любимец публики по всей Империи, победитель десятков схваток — получил на Арене Богов свободу из рук самого лугаля. Давно уже не было в живых ни Лориа, ни других приятелей по школе. Гришка был счастлив уже тем, что ни одного из них не довелось убить своей рукой.
Удачливый гладиатор в Синмейе — фигура значительная, даже если он раб. А уж получивший свободу… Гришка завёл свой дом (не мог лишь одного — держать рабов, ему служили только свободные). Часто (и за хорошую плату) давал уроки. Обучал на дому дюжину избранных учеников. Учил офицеров гвардии лугаля. Воевал — два раза уходил добровольцем на южные границы, в джунгли, откуда приходили орды дикарей-людоедов.
И ни на секунду не забывало, что он — Гришка Ёлохов, внук человека, сражавшегося за свободу всего мира и отдавшего за эту свободу жизнь под городом Варшавой.
Так прошло ещё девятнадцать лет. Девятнадцать!!! Ни разу за всё это время Гришка не встречал намёков на то, что есть какие-то пути обратно. Хотя искал… правда, не очень активно. Он привык держать своё слово, пионер Ёлохов, и намеревался сдержать и то, данное ночью возле решётки, с которой свисала верёвка из одеяльных обрывков.
Четыре года назад случайно был раскрыт заговор. Чудовищный по размаху — он охватил почти треть Империи и вовлёк в себя тысячи рабов в городах, на плантациях, в гладиаторских школах — и даже некоторых свободных! А во главе заговора стоял уважаемый человек (хоть и бывший гладиатор), личный знакомый лугаля и многих армейских и гражданских чинов — Григо Ёллу по прозвищу «Чужак»!
* * *... — В общем, сначала было у меня всего двести человек, с ними и ушёл в леса, — Григорий Викторович вздохнул и широко улыбнулся. — С тех пор уже почти четыре года воюю. По всей империи гуляем! Доходило моё войско и до семидесяти тысяч. Сейчас всего тридцать две. Но бывало, что по десять-двенадцать тысяч оставалось, так что выправимся и на этот раз! — и он подмигнул мальчишке. Снаружи было почти тихо, лишь ветер время от времени дёргал затянутый полог шатра — и тогда металось пламя в широких плоских чашах, стоящих на высоких витых держателях-треногах. Да иногда слышались приглушённые команды ночной стражи и конский храп дальних патрулей.
Заворожённый рассказом, Олег только теперь перевёл дух и осмелился пошевелиться. И сказал первое, что пришло в голову:
— Но это же история Спартака!!!
— А я о чём? — кивнул Григорий Викторович. — Я знаешь — я о нём тогда и подумал, ночью. У меня дома осталась книжка лежать, как раз я её дочитал и собирался в тот день сдать в библиотеку. «Спартак» Джованьолли. Вот так всё совпало… Не читал?
— Читал… — кивнул Олег. И, помедлив, сказал то, что только сейчас пришло ему на ум — и что, может быть, говорить не стоило: — Но вы же должны понимать… такие восстания не побеждали никогда. Никогда за всю человеческую историю, никогда!
Последнее слово Олег почти выкрикнул. Григорий Викторович слушал его с улыбкой, потом кивнул:
— Да всё я понимаю… — и улыбка пропала с его лица. — Я просто… — он снова раздвинул губы, но это была уже не улыбка, а усмешка, — …просто хочу показать кое-кому, что в мире бывают не только рабы и господа. Есть ещё просто свободные люди. И пусть они попробуют не разгромить нас — это они рано или поздно сделают! — а заставить сдаться! — он стукнул кулаком по столу.
— Заставить сдаться… да… — Олег пробормотал это в ответ на свои мысли. И снова поднял глаза: — Значит вы не пойдёте… не вернётесь?
Глаза Ёлохова вдруг вспыхнули безумной, дикой надеждой. Он привстал. Спросил хрипло:
— Ты… знаешь?.. можешь?..
— Да, — кивнул Олег. — Знаю. Могу.
Григорий Викторович смотрел несколько секунд остановившимися глазами. А потом… потом неожиданно улыбнулся. Улыбнулся своей прежней — мальчишеской улыбкой, как улыбался, наверное, Гришка, которым он был — больше тридцати лет назад:
— А говоришь, «Спартака» читал!
— Читал… — слегка удивлённо ответил Олег. Григорий Викторович качнул головой:
— Тогда вспомни… В самом конце. Красс ему предлагает. Свободу, деньги, даже любимую женщину, даже возможность уехать. И оставить своих людей. Может, Джованьолли всё это и выдумал. Но мне кажется — было такое. И Спартак так и ответил. А я потому и уцелел, что хотел быть похож на него. Всегда.
— Я понял. Ясно, — ответил Олег. И почти простонал: — Простите меня…
— Да ладно… — он хлопнул мальчишку по спине. — А я гляжу — ничего у нас там дела, если такие, как ты… — он не договорил. — Твоих ребят мы вытащим. А пока… — он замялся. — Пока… Ты давай… расскажи мне, как там — у нас?
И Олег — Олег стал врать.
Он врал с ужасом, внутренне содрогаясь от отвращения к самому себе, от омерзения, чуть не плача от понимания, что иначе — просто нельзя. Иначе можно обесценить всё то, чем жил Чужак и ради чего выжил и победил.
Да! Победил, чёрт возьми, победил!!!
Олег врал о Союзе Советских Коммунистических Республик. О городах на Луне и Марсе, об экспедициях в пояс астероидов. О вертолётах в каждом дворе и ещё о чём-то… врал, врал, врал…
Врал без опаски, что тот захочет вернуться. Он и так хотел. Хотел так, что дальше уже и некуда. Просто он — он не свернул бы со своего пути, даже расскажи Олег ему, что люди стали бессмертны и умеют летать в небе и меж звёзд, взмахнув руками.
А ещё Олег очень хотел сказать ему, что смерти нет. Что нет её, чёрной суки, нет её, подлой гадины! Но он бы не поверил. Пионеры не верят в сверхъестественное. Разве что в чудеса, которые делают своими руками…
Но, когда он… когда он закончит свой путь здесь — он поймёт, что смерти нет. И что он всё делал правильно. И, может быть, дойдёт домой. Стряхнёт годы, стряхнёт жуткий опыт, стряхнёт всё, что налипло на него тут. И вбежит в свою квартиру в хрущовке с воплем: «Ма-а, я вернулся!» — двенадцатилетний, каким был когда-то. И мать удивится: «А куда ты пропадал-то?» А он засмеётся — взахлёб, звонко, как смеялся недавно, как не разучился смеяться, несмотря ни на что…
И на следующий день расскажет друзьям интересный сон. А потом вырастет — и, может быть, у него в мире будут Союз Советских Коммунистических Республик, города на Луне и Марсе, экспедиции в пояс астероидов… Вертолёты в каждом дворе!
Может быть, всего этого не стало у Олега — потому что летом 1972 года пропал из его мира Гришка Ёлохов.
Смешно, но эти странные старики, коммунисты, были правы. Личное — не так важно, как общее. Вот только дойти до этой мысли каждый должен своим умом…
... — Всё ещё говорите? — вошедший Артур приглаживал влажные волосы. Положил на пол шлем — круглый, с невысоким двойным гребнем и синей щёткой короткого султана. — Прошу прощенья, командир.
— Ничего… ничего… — Григорий Викторович оглянулся на Артура мельком, но потом, словно проснувшись, повернулся к нему всем телом: — Ну что?
— А вот как вы говорите — ничего, — присев, Артур начал расшнуровывать ремённые сапоги. — Пусто вплоть до этого самого Тале-Тиалу.
Олег с невольной улыбкой наблюдал за кадетом. Нет, всё-таки есть люди, которые рождаются воинами. Вместо того, чтобы послушать рассказ Григория Викторовича хотя бы из вежливости, Артур, оправившись от первого вполне естественного удивления, тут же напросился у него в разведку с конным отрядом к ближнему городу — Тале-Тиалу. И теперь с явным удовольствием, со вкусом как-то, освободился от пояса с мечом, положил оружие на колени и, вытянув ноги, пошевелил ступнями. Да, подумал Олег, Артур Волков не философ и не рыцарь. Не освободи его он, Олег — кадет лет через двадцать тоже возглавил бы какое-нибудь восстание…
