Сергей Петренко - Калейдоскоп
Чтобы не бегать по квартире, я прислонился к стене в коридоре и ждал, когда мама где-нибудь остановится.
— Учителя были? — донеслось из комнаты.
— Были, конечно.
— Как успехи? — это уже из кухни.
— Как обычно. Англичанка похвалила.
— Гулял?
— Посидел во дворе полчасика.
— Ужинал? — это из ванной.
— Да, мы с Алькой поели.
На кухне зашумел чайник. Мама вышла из ванной и наконец-то сбавила скорость. Подошла, коснулась ладонью макушки.
— Как самочувствие?
— Нормально, — привычно ответил я. — Не бегал, не прыгал. Уроки учил и читал.
— Гимнастикой занимался?
Я не стал врать. Мама всё равно знает, как я не люблю эти дурацкие упражнения. Да потом ещё контрастный душ надо принимать. А это противно. Только согреешься — и холодную включай. Пусть моржи в ледяной воде плавают.
Мама взлохматила мне волосы:
— Не сопи. Поленился — так и скажи.
— Я потом…
Тут закипел чайник, и мама побежала на кухню. Я пошел следом. Осторожно попросил:
— Мам, расскажи про падающую звезду.
И приготовился делать вид, что просто так спросил. Мама ведь когда нормально на вопросы отвечает, а когда начинает допытываться: «А тебе зачем?»
Но сейчас мама, кажется, пришла в нормальном настроении. Она вывалила в мойку картошку и весело ответила:
— Наизусть учишь? Я уже сто раз рассказывала.
Я взял нож.
— Давай, почищу. Ты звезду в машине увидела, да?
— Нет, уже когда вышла из «скорой». Смотрю — катится вниз огонёк. Красиво так. Небо тёмно-синее, поздний вечер. А звездочка белая. И подумала: «Пусть мальчик родится». И родился ты.
— А если бы не загадывала? Кто бы родился?
— Не знаю. Все говорили, что девочка должна быть. И УЗИ показывало… А я мальчика хотела. Даже имя придумала заранее.
Я немного помолчал. Каждый раз эту историю слушаю и думаю — как мне повезло, что девчонкой не родился. Но сейчас я хотел спросить о другом.
— Мам, а я вот в книжке читал… Дети, которые рождаются под падающей звездой, получаются особенные. Это правда?
Мама не ответила. Я оглянулся через плечо и испугался. Лицо у мамы затвердело, взгляд стал растерянным. Я даже нож выронил. И принялся искать его в очистках, радуясь, что есть повод отвернуться. А мама тихо сказала:
— Ты и так у меня особенный. Лучше бы ты обычным был. Как все.
И вышла из кухни.
Я бросил нож. Текла вода, и я не боялся, что мама услышит, как я хлюпаю носом. И не скажет, что в тринадцать лет стыдно реветь изо всякой ерунды. Она сама, наверное, пытается успокоиться в своей комнате.
Дурак я, дурак. Испортил хороший вечер. Зачем полез с этим разговором?
Хлопнула дверь, из коридора донёсся весёлый Алькин голос:
— Мам, ты дома?
Я торопливо вытер лицо и схватил луковицу, разрезал пополам. Глаза защипало.
Вошла Алька.
— Лук злой, да?
— Ага.
— Давай порежу. Я умею.
Алька намочила нож в холодной воде и быстро раскромсала луковицу. Толкнула меня в бок:
— Подвинься, помогу…
Мы вместе почистили картошку. Пришла мама. Я бросил на неё быстрый взгляд. Нет, не похоже, что она плакала. Но и весёлой её тоже не назовёшь.
— Вы у меня помощники, — ласково сказала мама.
— Ага, — довольно откликнулась Алька. — Ещё что делать?
— Всё, дальше я сама.
Алька собрала очистки, я помыл раковину. Мама спросила:
— Алька, как в школе дела?
— Нормально.
Мама кивнула и отвернулась к столу. Занялась котлетами.
Мы с Алькой ушли в мою комнату. Сестра прикрыла дверь и тихо спросила:
— Что это с мамой сегодня?
— Не знаю, — соврал я.
— Точно? — недоверчиво прищурилась Алька. — Ты ей ничего не говорил… такого?
— Какого?
— Про отца, например.
— Нет. Честное слово, — с чистой совестью поклялся я. — Я же знаю, как она на это реагирует…
Мы с Алькой одновременно посмотрели на картинку над столом. Большой пушистый кот зевал, показывая розовую пасть. Раньше там висела папина фотография. Но мама очень расстраивалась каждый раз, когда на неё смотрела. Пришлось убрать…
Алька хлопнула себя по лбу:
— Ах, ты, забыла… Завтра перевод сдавать… Теперь полночи сидеть, а у меня ещё реферат…
— Меньше надо было по улицам бегать, — подцепил я. — И с бойфрендом тусоваться.
Алька сощурилась и напружинилась. Вылитая кошка. Сейчас когти выпустит. Я поднял руки и дурашливо сказал:
— Сдаюсь. Не бей.
Алька разозлилась ещё больше:
— Ты… Да ты…
Что за день такой? Второй раз за вечер не то ляпнул. Можно даже считать, третий. Потому что бить меня Алька ни при каком раскладе не будет. И я её. Раньше мы дрались, а потом как-то само прошло.
Я быстро сказал:
— Ладно, я фигню спорол. Тащи свой перевод.
Алька недовольно покосилась, но за учебником сходила. Упражнение оказалось небольшим. Альке над ним, правда, больше часа сидеть. Я взял черновик и сел за стол. Алька ушла к себе.
С переводом я справился быстро. Алька сидела за уроками в своей комнате, мама читала в своей.
Вот опять я один. Не с кем поговорить. А Замок из сна, словно дождавшись темноты, вынырнул из глубины памяти. Хотелось снова оказаться в нём. Не в том, заброшенном и полуразрушенном, а в настоящем, живом. Познакомиться с людьми, которые там обитают. И с самим Замком.
Я отнёс Альке перевод. Она буркнула: «Пасибки», но не оглянулась. Увлеченно набирала реферат на стареньком компьютере. Его ещё папа покупал. Давно.
Папа уехал на заработки три года назад. И пропал. Прислал одно коротенькое письмо, что обратно не вернётся. И всё. Мама тогда прямо на глазах постарела. Наверное, она разыскивала папу, и, кажется, нашла. Потому что однажды она уехала на два дня. А, когда вернулась, больше про отца никогда с нами не говорила. Мы всё поняли, не маленькие. Что тут скажешь, если папа нас бросил.
Я вернулся в свою комнату, выключил свет и прижался лбом к окну. Холодное стекло сразу запотело. Я протер его и стал смотреть на улицу. За деревьями мигал огнями круглосуточный магазин. Хмурое небо стало совсем чёрным, и в темноте не видно луж и грязи. Вечер — он всегда немного сказочный. И если бы там, за деревьями, вдруг появился мой Замок, я бы не удивился.
Замок не появлялся, стоять надоело. Я включил бра и лег на кровать. Взял с тумбочки книжку, но читать не хотелось. Закрыв глаза, я стал представлять себе Замок во всех подробностях. И как только увидел библиотеку, снова пришло ожидание беды. В нём не было страха, только понимание, что никуда не денешься, не отвертишься. И знать бы ещё — от чего.
А замок вырастал, словно в кино, стремительно приближаясь. Через пару минут уже можно было разглядеть выступающие камни стен и даже и трещины на старых деревянных воротах. Ворота бесшумно распахнулись, и я влетел внутрь, по-прежнему понимая, что лежу дома на кровати. Перед закрытыми глазами проносился замок. Как в компьютерной игре. Я боялся дышать. Вдруг неловко двинусь, и всё кончится. Снова вернётся надоевшая комната…
Замок не уходил. Бесшумно открывались двери, и я летел, ну чувствуя тела. Так бывает во сне — только лёгкость и восторг от полёта. Замок обрадовано открывал свои секреты. Теперь он не выглядел заброшенным. Наоборот, везде горели свечи, а в большом зале кто-то разжёг камин. Один раз мелькнул высокий тёмный силуэт. Наверное, это какой-то житель замка.
Интересно, а что наверху?
Я взлетел вдоль винтовой лестницы на верхнюю площадку высокой башни. Осмотрелся.
Прямо передо мной простирался лес. Густой, тёмно-зелёный. Я видел его прошлый раз, когда прилетел вслед за книгой. Только тогда не разглядывал окрестности, и показалось, что лес окружает холм с замком сплошным кольцом. А сейчас зелёное море расступалось, и в просвете видна маленькая деревушка. Недалеко от неё вьётся синей лентой небольшая речушка. На речке одинокая постройка — наверное, мельница.
Я оглядел лес. Никогда не думал, что на расстоянии в несколько километров можно видеть так отчётливо. Вот на полянке сидят волк и медведь. Беседуют. Сказка какая-то. Сейчас колобок выкатится…
Из-за деревьев вышел маленький старичок, похожий на шишковатый пень с бородой. Он забавно ковылял. Леший. Говорят, у них обе ноги левые…
Я потянулся туда — узнать, о чём они говорят! И услышал мамин голос:
— Что это ты спать одетый завалился?
Я вздрогнул и открыл глаза.
Комната. Диван. Книжка рядом. Горит над головой неяркая лампочка.
И, конечно же, никакого Замка, леса и сказочного мира.
Мама негромко добавила:
— Поздно уже, ложись.
Переход от странного сна к реальности выбил из колеи. Я плохо соображал, что нужно делать и говорить. Поэтому спросил первое, что пришло в голову:
— Алька легла уже?