Лев Лобарев - Дорога, которая не кончается…

И однажды наш Поэт — нет, теперь уже просто Странник — вдруг понял, что дальше так продолжаться не может. Он сжег все черновики и тетради, надел свой поношенный плащ, закинул на плечо гитару и, ни с кем не прощаясь, ушел из города. Он шел предупредить молодого Менестреля, чтобы тот не доверял людям с холодными серыми глазами и не давал им учить себя писать стихи.

Он был сильным человеком. Он смог заставить себя бросить безликие строфы и уйти. Позднее он встречал и тех, кому после встречи с Ученым до самой смерти не удавалось подобное.

А Ученый, закончив составлять таблицы для Поэтов, сел выводить формулы для сочинения правильных мелодий.

Однажды в придорожный бар «Якорь», что стоит на Большом Перекрестке, вошел человек, которого никто здесь раньше не видел. В то утро он был первым посетителем, и бармен почти сразу выскочил на его нетерпеливый стук.

Но, к разочарованию бармена, человек взял лишь несколько бутербродов и две бутылки молока и, ни на минуту не задерживаясь, выскочил за дверь. Мгновение спустя послышался шум отъезжающей машины.

А вскоре вошел еще один посетитель.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я — Странник. Скажите, вы не видели здесь человека… странного… как я?

— А, — сказал бармен. — Гонщик, что ли? Да вот только что…

— Он, — Странник торопливо кивнул. — Спасибо, я пойду.

…Гонщик мчался на полной скорости. Он вообще редко ездил медленно. Неожиданно вдали у обочины он увидел одинокую фигурку. Чуть притормозив, разглядел, что человек голосует.

— Садись! — крикнул Гонщик, открывая правую дверь.

— Спасибо, — улыбнулся человек и представился. — Я — Странник.

Гонщик кивнул и включил третью скорость.

— Долго идешь? — поинтересовался он.

— Долго. Скажи, а ты откуда?

— Из страны нашего Величайшего из Великих короля Льелиса, — Гонщик, как и полагалось, коснулся рукою лба.

Странник вдруг развернулся и сжал его плечо.

— Ты где-нибудь останавливался? — спросил он напряженно.

— Да, — удивленно ответил Гонщик. — Только что, в «Якоре».

Странник устало откинулся на спинку сиденья, сказал, с трудом разлепив губы:

— В стране Льелиса бунт. Первый Советник убит… Казнено больше тысячи человек.

Гонщик вывернул руль. Машина, взвизгнув, остановилась.

— Поезжай! — закричал Странник. — Не останавливайся! Езжай, ради Бога, я тебе сейчас все объясню! Да езжай же, черт тебя…

Гонщик рванул с места. Обернулся к Страннику.

— Что это значит?!

Странник обреченно махнул рукой, заговорил с лихорадочной быстротой.

— Я не знаю как, но ты связан с судьбой своей страны, а может, и не только своей. Я не знаю как, но…

В чистом голубом небе вдруг вспыхнула яркая звезда. Еще одна, еще. Дождь камней, раскаленных докрасна, изрешетил дорогу перед ними.

— Не останавливайся! — крикнул Странник. — Не останавливайся! Не…

Он упал на сиденье, сжав плечо, разбитое осколком.

— Езжай, — бормотнул он, и голова его свесилась на грудь.

Через несколько минут он очнулся.

— Ты понял? — он снова схватил Гонщика за плечо. — Ты должен ехать все время! Пока едешь — там, у вас… все спокойно… Если остановишься — конец… А мне… надо идти, может, я смогу что-то исправить… Только не останавливайся. Я спрыгну на ходу…

Гонщик не отвечал. Он сидел, напряженно глядя в одну точку, вцепившись в руль, крепко сжав зубы. Потом вдруг расслабился, кивнул.

Странник облегченно вздохнул.

Гонщик подвел автомобиль к обочине. Странник приоткрыл дверцу, готовясь прыгать, но вдруг обернулся и в упор взглянул на Гонщика. В глазах его дрогнула на миг застарелая тоска.

— Тебе не страшно? — тихо спросил Странник.

Гонщик спокойно посмотрел на него:

— Какая разница?

Странник прыгнул. Вскрикнул, приземлившись на раненую руку, прокатился по траве. Вскочил.

Машина Гонщика уже исчезла вдали. Странник с минуту смотрел ей вслед, потом вдруг рывком сомкнул руки над головой, скрипнув зубами от боли. Замер, потом, с трудом переведя дыхание, опустился в траву.

Он знал, что потерял много сил, но ни минуты не жалел о сделанном. Он подарил Гонщику одну из своих песен.

А Гонщик мчался вперед, и костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели от напряжения. На лбу выступил холодный пот.

Сначала ему показалось, что дорога вдруг порвалась перед ним, и теперь там зияет черная полоса широкой трещины. Он не успел затормозить и уже напрягся в ожидании падения, но машина спокойно пересекла препятствие, а когда Гонщик обернулся, никакой трещины не было и в помине. Потом его стали мучить кошмары. Потом громовой хохот раздался откуда-то с неба, но резко оборвался, словно смеявшийся прикусил язык. Гонщик не останавливался.

Вдруг в его голове зазвучал голос Странника.

— Гонщик, — говорил он. — Я… благодарен тебе. Клянусь, я сделаю все, что смогу. А пока… Эта песня будет для тебя…

Гонщик хмыкнул, пожал плечами. А Странник, легко тронув струны гитары, запел.

…Серебром о серебро звенят подковы,Да в серебряную флейту песня ветра.За вечернею зарей, ты видишь, сноваОтлетает наше северное лето…

Пожалуй, песня Гонщику нравилась. Он слушал, не сбавляя скорости, не отрывая глаз от дороги впереди.

…Только нету мне покоя — что такое? —Что за странный сон послали мне, о Боги.Будто мчится под серебряной луноюБелый всадник по серебряной дороге…Объясните мне, божественные судьи,Почему опять мечу не спится в ножнах?Для чего мне защищать чужие судьбы?Это дольше оставаться так не может!Отдохнуть у очага родного дома,Отпустить коня усталого в ночное.Почему мне радость эта не знакома,Кто связал меня с серебряной луною?

Гонщик сжал зубы и резко увеличил скорость. Встречный ветер развевал волосы, забирался под одежду, холодил разгоряченное тело. Автомобиль мчался вперед, похожий на алую молнию. Гонщика вдавило в спинку сиденья, заложило уши. Но он не выпускал руль, продолжая выжимать из машины все, что она могла дать. Чтобы не было больше на его родине кровавых казней и отчаянных, обреченных бунтов.

…Серебром о серебро звенят подковы,Да в серебряную флейту песня ветра.За вечернею зарей, ты видишь, сноваОтлетает наше северное лето…

А чернильная лента трассы летела вдаль, исчезая за горизонтом.

Долгая, долгая дорога, которая нигде не кончается.

Выйдя из Города, где жил Человек С Холодными Глазами, Странник пошел по Дороге, такой привычной и доброй. Но погода испортилась, начался дождь. И золотистая пыль под ногами, что всегда поддерживала и помогала идти, превратилась в жирную грязь, путавшую ноги.

Он шел уже довольно долго, не заходя в города, без цели, нигде не задерживаясь. С молодым Менестрелем они так и не встретились. Тот шел в другую сторону. По той же Дороге, тоже вперед, но в другую сторону; и они разминулись.

Странник искал, но не мог найти ни в себе, ни вокруг ни единой строки. Гитара по-прежнему звучала чисто и ясно, но одного этого было мало.

Когда от безысходности стало невозможно дышать, голова начала кружиться, а перед глазами замигали черные и белые точки, он, шатаясь, сошел с Дороги на бесконечное поле шелковистой зеленой травы. Дорога вскоре исчезла за спиной — он удивился, как это странно и непривычно, когда рядом нет Дороги. Он шел долго, переставляя ноги с равнодушием автомата. Он уже знал, что случится, но ему было все равно. И когда солнце коснулось горизонта, он навзничь повалился на траву, раскинув руки и ноги и закрыв глаза. А когда, мгновение спустя, он снова открыл их, то почувствовал, что лежит уже не в траве, а на чем-то мягком и податливом. Белое поле — то ли пух, то ли вата, то ли снег — расстилавшееся до самого горизонта.

Страна Желаний.

…Когда он хотел есть, то находил богато сервированный стол, когда хотел пить — натыкался на чистый родник или вкопанную в землю — чтобы вино не нагревалось — старинную бутыль. Когда он хотел спать, он просто ложился и засыпал, и небо укрывало его беззвездным одеялом.

Потом что-то случилось с его гитарой. Он чувствовал, как дрожат под пальцами струны, но она молчала, как если бы кто-то выключил звук.

И он понял, что надо уходить, но сил уже не было. Он шатался по белому полю, или сидел, сжав руками голову и уставившись в одну точку, и чувствовал, что гибнет…

И тогда он разбил свою гитару, с размаху опустив ее на острый камень. И тоска, мешаясь с ужасом, так рванула его бритвой по горлу, что он развернулся и опрометью бросился прочь…