Сахиба Абдулаева - Как мы изобрели фотосинтезатор
— Сначала надо сделать уроки, — насупился Акбар.
Но я назло ему стала подзадоривать Бахадыра:
— Читай, читай! Уроки потом… Может, придет время — и мы будем гордиться нашим поэтом Бахадыром Джалиловым.
— Только не надо смеяться, — взмолился Бахадыр.
— Ладно, мы будем плакать, — пошутила я.
Акбар, рассердившись, раскрыл учебник и сделал вид, что читает. Я же нарочно уставилась на Бахадыра.
Он достал из-под курпачи старенькую тетрадку и срывающимся от волнения голосом стал читать:
Где вы, мамочка моя?Неужели больше яНикогда вас не увижу,Никогда вас не услышу?Я готов все-все отдать,Чтоб хоть раз вас повидать!..
Акбар, до этого делавший вид, что не слушает, отложил книгу, о чем-то грустно задумался. На ресницах его — я бы никогда не подумала! — блеснули слезы. А у меня будто в горле что-то застряло, и я не знала, куда деть глаза. Бахадыр, закончив чтение, спрятал тетрадь. Когда он уселся на курпачу, Акбар осторожно спросил: — Тебе очень трудно, да?..
Бахадыр ничего не ответил, только вздохнул.
Чтобы хоть как-то ободрить его, я сказала: — Держись, Бахадыр. Только оставь эти грустные стихи. Их все равно нигде не напечатают. А то у таких, как Акбар, всегда подушки будут мокрыми.
— Нет, нет! — запротестовал Акбар. — Стихи получились настоящие, искренние… А ты хоть и девчонка, сердце у тебя каменное. Не зря тебя, видно, назвали Угилой.
— Да бросьте вы! — вмешался Бахадыр. — Давайте лучше делать уроки.
Мы молча уткнулись каждый в свой учебник. Занятая своими делами, тетушка Зебо забыла про нас.
Она, бойко орудуя шумовкой в котле, напевала:
Сколько горюшка на свете!Умерла внезапно мать.Сиротой остались дети,Бед людских не сосчитать…
Потом вдруг запричитала:
— Ох, жизнь многострадальная! И зачем ты, Саба-хон, дочка моя, оставила меня? Как мне быть теперь? Пусть аллах простит мои грехи. Не ценил муж тебя, замучил… Мертвецы живы, а живые мертвы. Нет, не дала я твоего Бахадыра-сыночка в обиду мачехе.
Сколько раз Джалил хотел отобрать его у меня! Теперь у него другая жена, не смогла родить ему сына. Я знаю, это он расплачивается за все страдания, которые принес тебе. Но что я могу поделать, ведь он мне тоже сын… Я так часто вспоминаю тебя… Пусть дух твой радуется, Сабахон, дочь моя…
В это время за воротами послышался треск старого «Москвича». От этого звука и тетушка Зебо, и мы вздрогнули. Вскочили с места.
Джалил-ака внес во двор в больших сумках яблоки, гранаты, орехи и поставил все это на террасу. Посмотрев по сторонам, он зычно крикнул:
— Бахадыр, где ты? Помоги!
— Сайчас, папа, — отозвался сын и мигом покинул нас.
И мы, собрав книжки, тетрадки, ручки, спустились по ступенькам во двор.
— О, вы, я смотрю, делали уроки, — притворно всплеснул руками Джалил-ака. — А я вас побеспокоил. Ну, извините… А пока помогите-ка разгрузить машину, занесите сумки из нее домой. Большие сумки берите осторожно: там бьющиеся вещи…
— Угилой, смотри, сколько водки! — опеши-Я Акбар, хватаясь за сумку. Неужели они столько выпьют?
— Тише ты, а то услышат, — шикнула я, помогая ему.
Джалил-ака, уже промывший под колонкой руки, на этот раз громко похвалил:
— Молодцы, молодцы, ребятишки! Смотрите-ка, мама, какими вымахали помощниками!
— Верно говоришь, сынок, — заквохтала тетушка Зебо. — И мне они помогли… Если бы не они, я бы ничего не успела приготовить.
— Все перетаскали? — переспросил Джалил-ака. — Вот и хорошо. Долгих вам лет!
Эти последние слова прозвучали так, будто Джалил-ака хотел сказать: «Помогли и ладно, а теперь уходите!».
Не говоря ни слова, мы взяли свои портфели и направились к выходу. Когда за нами захлопнулась калитка в воротах, мы долго стояли с чувством, будто за ней осталась частичка наших сердец.
Вдруг мы услышали, как что-то со звоном разбилось.
— Растяпа! Под ноги смотреть надо! — заорал Джалил-ака. — Мать твою!.. — он нехорошо выругался. — Да ты знаешь, сколько эта ваза стоит, бестолочь? Вот я тебе…
Кажется, Джалил-ака ударил Бахадыра. Тот начал кричать.
— Хватит, перестань! Покалечишь ребенка, — запричитала тетушка Зебо. — Ведь и мать его ты так же доконал.
— Замолчите, мама, вы во всем виноваты! — распалялся Джалил-ака. — Распустили совсем мальчишку.
Бахадыр всхлипывал, а потом стих. Мы пытались разглядеть что-нибудь в щели ворот, но ничего не увидели. Через некоторое время послышался звук сметаемых на совок осколков.
— Вчерашний товар продали? — уже спокойнее заговорил Джалил-ака. — Теперь, сынок, хрусталя и в магазинах стало много, соседи не берут, дрожащим голосом отвечала тетушка Зебо.
— А вы напомните им, что этот хрусталь дешевле, чем в магазинах. Хорошо хоть невестка ваша оказалась проворной. За неделю сплавила двадцать ваз. К тому же успевает ездить и в другие города. Привозит оттуда дефицит. Но продавать самой ей некогда. Если вазы вам не по плечу, возьмите в красной сумке детские вещи. Отнесите их в детсад…
— Неужели, сынок, должна я на старости лет заниматься такими делами? — почему-то запричитала тетушка Зебо.
Какими «делами» — до нас еще хорошо не дошло…
Мы отошли от ворот.
— Значит, они хрусталь продают, — задумчиво произнес Акбар. — Только где же они его берут?
— Завтра спросим у Бахадыра, — сказала я. — А сейчас пошли домой!
НОЧНЫЕ ГОСТИ
После ужина я мыла во дворе посуду. И вдруг в раскрытую калитку увидела Акбара. Он загадочно улыбался.
— У Бахадыра в доме вовсю идет гулянка, объявил Акбар. — Пойдем посмотрим!
— А тетушка Зебо не прогонит? — спросила я.
— Она нас сама и пригласила, — сказал Акбар. — Даже Бахадыра за нами посылала. Не веришь — посмотри: вон идет по улице!
Отпросившись у мамы и бросив ей: «Скоро вернусь», — я пошла за Акбаром. Бахадыр действительно ждал нас у ворот, впустил сразу во двор.
— Бабушка хочет сделать вам приятное, — сказал он.
«И за что нам такое внимание?» — удивилась я.
Мы прошли на кухню. В углу на столе лежала гора мытой и немытой посуды. Увидев нас, тетушка Зебо растаяла в улыбке:
— Вай, проходите, мои милые, проходите! Я все переживала, что вы столько помогали и вдруг ушли… Угилой, дочка, вон там, на тарелках, остался после гостей хасып, шашлык из печени… Кушайте, не стесняйтесь!
— Спасибо, тетушка, мы сыты, — поблагодарил Акбар, поморщившись.
Мне почему-то стало смешно, и я еле сдержала себя. Ведь Акбара дома заботливые родители уговаривают, когда кормят. Даже включают магнитофон, чтобы под музыку хорошо елось. Неужели он станет есть в этой неприбранной кухне, да еще какие-то объедки?
А я вообще не люблю хасып.
— За этим, что ли, звал? — спросила я Бахадыра, заглянув ему в глаза.
Бедняга не знал, куда себя деть от стыда. Только тетушка Зебо как ни в чем не бывало недовольно ворчала: — Ну и время пришло! Вам бы лишь «сосиски» да «колбасу» подавай. А здоровая пища не нравится.
И напрасно. Что ж мне теперь делать? Всю эту пищу собаке бросить? Греха боюсь…
В это время из гостиной послышался приятный голос певца.
Мы невольно прислушались.
— Вай, да ведь это же тот самый артист, что вчера выступал по телевизору! — восторженно подпрыгнул Акбар.
Было уже темно, и мы решили уйти. Возле окна замедлили шаги, остановились. До нас донесся ворчливый голос тетушки Зебо. Она кому-то жаловалась:
— Правильно люди говорят, что деньги могут все. Такой порядочный, известный артист, а прислуживает этим картежникам! Видимо, хорошо платят. Ну да ладно, лишь бы добром все кончилось.
Луна скрылась за высокий карагач, и стало еще темнее.
Мы с Акбаром присели под окном, чтобы нас никто не заметил: интересно, о чем будут говорить эти подозрительные гости? И тут над нами послышался прерывистый шепот. Говорили два пожилых человека:
— Последнее время Джалил разошелся сверх меры. Хрусталь хапает без удержу. Вам-то хоть чтонибудь перепадает, ведь вы сторож?
— Э, да что там перепадает, больно уж он прижимист. Лишь бы за собой потом не потянул…
— Так, так… Что-то не пойму я, зачем он нас пригласил?
— Ну и чудак же вы, сосед. Не понимаете? Он пригласил нас потому, что мы соседи. Когда уйдем, они до утра будут дуться в карты…
— Тогда давайте, пока шашлык не остыл, поедим и пойдем, а то время уже позднее…
Второй сосед, что-то пережевывая, заметил:
— Жена у него еще та, говорят. Ездит по другим городам, скупает дефицит, а здесь сбывает. Дом-то его вы видели?
— Нет.
— О, это настоящий дворец!
— Неужто он преуспел в своем… хм… как это… послышалось невнятное шушуканье и опять ответный вздох: — Э, да что там и говорить…
