Джоан Роулинг - Гарри Поттер и философский камень
— Ну ещё бы, — откликнулась профессор Макгонагелл, и в голосе её зазвучало отчаяние пополам с восхищением. — С вами всё по-другому. Всем известно, что Сами-Знаете — … ну, так и быть, Вольдеморт, не боялся никого, кроме вас.
— Вы мне льстите, — спокойно произнёс Дамблдор. — Вольдеморт обладал такой силой, какая мне и не снилась.
— Это лишь потому, что вы слишком… благородны, чтобы её использовать.
— Хорошо, что здесь темно. Так краснеть мне не приходилось с тех самых пор, как мадам Помфри похвалила мою новую вязаную шапочку.
Профессор Макгонагелл снова стрельнула проницательным взором в сторону Дамблдора и сказала:
— Совы — это мелочь по сравнению с летающими повсюду слухами. Знаете, что все говорят? О том, почему он исчез? Что его смогло наконец одолеть?
Похоже, профессор Макгонагелл наконец добралась до того предмета, который интересовал её больше всего, до настоящей причины того, что заставило её просидеть весь день на холодной каменной стене — она сверлила теперь Дамблдора таким пронзительным взглядом, каким ни в кошачьем, ни в человеческом обличье ещё на него не смотрела. Что бы там «все» ни говорили, но пока Дамблдор этого не подтвердил, она ничего на веру принимать не собиралась. Дамблдор, однако, снова ей не ответил, выбирая для себя ещё одну карамельку.
— Говорят, — не сдавалась она, — что прошлой ночью Вольдеморт заявился в Годрикскую Лощину. Искал Поттеров. Говорят, что Лили и Джеймс Поттер… Что их… Что они… Погибли!
Дамблдор склонил голову. Профессор Макгонагелл ахнула.
— Лили и Джеймс!.. Как же так… Я не верю… Не могу этому поверить… Ах, Альбус!
Дамблдор протянул свою руку и погладил её по плечу.
— Да, да… Я понимаю, — сказал он, тяжело вздохнув.
Профессор Макгонагелл продолжала дрожащим голосом:
— И это ещё не всё. Говорят, он и их сына, Гарри, тоже пытался убить. Но — не сумел. Малыша он убить не смог. Почему, как это случилось — никто не знает, но когда он не смог убить Гарри Поттера, его чары, говорят, сломались каким-то образом, и поэтому его теперь больше нет.
Дамблдор мрачно кивнул.
— Так значит — это правда? — упавшим голосом спросила профессор Макгонагелл. — И после всего, что он совершил… всех тех, кого он уничтожил… он не мог убить одного маленького мальчика? Уму непостижимо… Так вот что его остановило… Но всё-таки, ради всего святого — как же ему удалось уцелеть?
— Можно только гадать, — сказал Дамблдор. — Боюсь, мы никогда не узнаем наверняка.
Профессор Макгонагелл вытащила кружевной платочек и промакнула глаза под очками. Дамблдор шумно втянул воздух, извлёк из кармана золотые часы и внимательно на них посмотрел. Часы выглядели весьма необычно. На них было двенадцать стрелок, но ни одной цифры; вместо них по кругу ходили крохотные планеты. Дамблдор, по всей видимости, разбирался в них без труда; едва взглянув на циферблат, он снова сунул часы в карман и произнёс:
— Однако Хагрид запаздывает. Кстати, я полагаю, это именно он сообщил Вам, что я буду здесь?
— Да, — ответила профессор Макгонагелл. — А я полагаю, Вы так и не собираетесь мне наконец поведать — почему именно здесь?
— Я должен поручить Гарри его дяде и тёте. Они теперь его единственные родственники.
— Уж не тем ли это, которые живут здесь? — вскричала профессор Макгонагелл и вскочила, указывая на дом номер четыре. — Да ни за что на свете! Дамблдор — не вздумайте. Я за ними весь день наблюдала. Да во всём мире не сыщется людей, менее походящих на нас. А уж этот их сын — я своими глазами видела, как он гнал собственную мать по улице, вереща и требуя немедленно конфет! Гарри Поттеру — жить с ними? Ну уж нет!
— И всё-таки это лучшее для него место, — твёрдо заявил Дамблдор. — А когда он подрастёт, его дядя и тётя смогут всё ему объяснить. Я им даже письмо написал.
— Письмо? — слабо повторила профессор Макгонагелл, снова усаживаясь на стену. — Ну сами подумайте, Дамблдор, разве такое можно изложить в письме? Эти люди, они же ничего о нём не поймут, даже если постараются. Он ведь будет знаменитым… О нём сложат легенды… Да что там, я не удивлюсь, если этот день станут теперь отмечать — День Гарри Поттера! О нём напишут в книгах. В нашем мире даже маленьким детишкам будет известно его имя!
— Вот-вот, — сказал Дамблдор, строго поглядывая поверх своих полукруглых очков. — Такое кому угодно в голову ударит. Ещё ходить и говорить не научился — и уже знаменитость! Повсюду известен — за то, что он сам и вспомнить-то не сможет! Неужели не ясно, что для его же пользы ему необходимо расти здесь, вдали от всей этой шумихи, пока он не повзрослеет достаточно, чтобы встретить её достойно?
Профессор Макгонагелл открыла было рот, чтобы возразить, но передумала, сглотнула и сказала покорно:
— Да, и в самом деле, Вы правы. Но как же малыш сюда попадёт?
Она вдруг с подозрением уставилась на его широкий плащ — как будто ей в голову пришла мысль, что он всё это время прятал под ним Гарри.
— Его принесёт Хагрид.
— Вы думаете, это… разумно? Доверять Хагриду дело такой чрезвычайной важности?
— Хагриду я бы не задумавшись доверил свою жизнь, — сказал Дамблдор.
— Да нет, я ничего не говорю, он, конечно, добрая душа, — ворчливо заметила профессор Макгонагелл. — Но не стоит всё-таки забывать о его безалаберной натуре. С него, пожалуй, станется… Ой, что это?
В ночную тишину вторгся низкий рокот. Он всё нарастал; они посмотрели сначала в один конец улицы, потом в другой, пытаясь различить фары. Рокот перешёл в рёв, они вскинули головы к небу — и тотчас же оттуда свалился гигантский мотоцикл, приземлившись на дорогу в точности перед ними.
Несмотря на то, что мотоцикл был огромным, он как-то терялся в сравнении со своим седоком. Тот был вдвое выше нормального человека, а шире, пожалуй, раз в пять. Глядя на него, становилось понятно, что быть таким громадным просто непозволительно. Вид у него был, прямо скажем, дикий — лицо терялось за мохнатой чёрной бородой и спутанными космами чёрных волос, ладони его были размером с хорошую сковороду, а ноги в чёрных сапогах походили на двух маленьких китят. В широченных мускулистых руках он нежно держал свёрток, запелёнутый в одеяльце.
— Хагрид, — облегченно выдохнул Дамблдор. — Ну, наконец-то. Где ты отыскал этот мотоцикл?
— Взял напрокат, сэр, — ответил великан, осторожно вылезая из седла. — Сириус одолжил. Я привёз его, сэр.
— Никаких трудностей?
— Нет, сэр. Дом-то совсем развалился, но я успел его прихватить до того, как туда муглей понабежало. А как мы пролетали над Бристолем, он возьми да и усни.
Дамблдор и профессор Макгонагелл нагнулись над свёртком. Внутри, едва выглядывая из-под одеяла, крепко спал маленький мальчик. Под прядкой агатово-чёрных волос у него на лбу виднелся шрам необычной формы, словно крохотная молния.
— Это сюда?.. — прошептала профессор Макгонагелл.
— Да, — сказал Дамблдор. — Этот шрам у него теперь на всю жизнь.
— Неужели даже вы ничего не можете с этим поделать?
— А я и не стал бы, даже если бы мог. Никогда не знаешь, где шрам может пригодиться. Да вот у меня есть один, над левым коленом — точная копия схемы лондонского метро. Ну, что ж… Давайте его сюда, Хагрид. Раз уж решено, не стоит затягивать.
Дамблдор взял Гарри на руки и направился к дому Дурсли.
— А можно… Можно я с ним хоть попрощаюсь, сэр? — спросил Хагрид.
Он склонил над Гарри свою косматую головищу и поцеловал его — поцелуй наверняка получился волосатым и колючим. Потом он внезапно взвыл, как раненый пёс.
— Т-с-с-с! — зашипела профессор Макгонагелл. — Всех муглей перебудишь!
— Из-извиняюсь, — захлюпал Хагрид, вытаскивая здоровенный клетчатый платок. — Но только что же это выходит? Лили и Джеймс — их, значит, нет больше, а бедного малютку Гарри, значит, муглям сдают…
— Да, да, очень грустно, но всё же постарайся держать себя в руках, а то нас сейчас обнаружат, — прошептала профессор Макгонагелл, осторожно похлопывая Хагрида по руке.
Дамблдор уже переступил через низенькую каменную стену и вошёл в сад. Подойдя к крыльцу, он осторожно положил Гарри на пороге, вынул из своего плаща письмо, пристроил его между пелёнок, а потом вернулся к ожидающей его парочке. Наверное, целую минуту все трое стояли, не отрывая глаз от маленького свёртка; плечи Хагрида тряслись, профессор Макгонагелл бешено моргала, а из глаз Дамблдора, казалось, исчез их обычный мягкий блеск.
— Вот и всё, — промолвил наконец Дамблдор. — Нам здесь больше делать нечего. Теперь можно уходить — присоединимся ко всеобщему веселью, что ли.
— Ага, — сказал Хагрид приглушённо. — Только мне ещё мотоцикл Сириусу сдать. Доброй ночи, профессор Макгонагелл; и вам, сэр.
Утираясь рукавом куртки, Хагрид взгромоздился на мотоцикл и пнул стартёр; мотор взревел, машина поднялась и унеслась во тьму.
— Надеюсь вскорости Вас увидеть, профессор Макгонагелл, — кивнув, сказал Дамблдор.
