Гарри Килворт - Последняя тайна
27
Ворота Закрытого дворца охраняли семь вооруженных копьями полосатых циветт, хищников из семейства виверровых, походящих одновременно на куницу и кошку.
— Неплохо, — пробормотал Нюх. — Семь семерок.
— Сорок девять, — машинально произнес Плакса.
Все воззрились на него.
— Ты знаешь таблицу умножения? — с удивлением сказала Бриония. — Очень хорошо, Плакса. Но Нюх имел в виду охранников-циветт. Ты заметил на их шубках семь черных и белых полосок? — спросила Бриония.
Плакса-математик немедленно подсчитал.
— Только пять! — возразил он.
— Ты не на того сейчас смотрел, — глядя на проходящего мимо стражника с пятью полосками, терпеливо объяснила Бриония. Тот явно принадлежал к другому виду виверровых. В лапах у него была чаша с розовой водой.
— Да, верно.
Он шествовал очень торжественно, этот зверь, словно носить розовые лепестки в воде было самым важным занятием на свете.
Когда ласки прошли за высокую кирпичную стену с частоколом из пик наверху и попали во внутренний двор, первое, что поразило их, были леопарды с крупными дикими крысами на поводках. Казалось, леопарды выгуливают их по мраморным дорожкам, пересекающим дворцовый сад. Понадобилось бы мгновение, чтобы отстегнуть поводки и спустить жутких грызунов на непрошеных гостей.
В саду ловко орудовали граблями и метлами садовники. Как ни удивительно, все они были землеройками! Эти злобные и воинственные зверьки на Поднебесном никогда не занимались таким мирным делом, как садоводство. Но кто знает, что за землеройки обитают здесь, в Катае, подумал Нюх, проходя мимо садовника, мирно сметающего мусор с тропинки. Наверное, здесь они куда более покладисты, чем их собратья на Поднебесном.
И конечно же, здесь были панголины, вероятно придворные, торопливо сновавшие по саду с чайниками, со свитками и чернильницами, из которых, как флаги, торчали птичьи перья. На панголинах были шелковые халаты с вышитыми на них красными драконами. Некоторые были без головных уборов, у других на головах красовались маленькие четырехугольные шапочки из темно-синего шелка.
В Катае панголины, преуспели не только в пиратском ремесле, но и в канцелярской и административной работе. Они все время были чем-то заняты. Скрепки для бумаг, скоросшиватели — эти предметы были для них центром мироздания. Казалось, земля продолжает вращаться только потому, что существуют карандаши и резинки, промокательная бумага, нитки и сургуч.
В Закрытом дворце никто давно не знал покоя. Работы было хоть отбавляй! Искусство здесь тоже было работой: в разных уголках сада за мольбертами сидели художники, с усердием зарисовывая распустившиеся цветы, красочных рыбок в пруду или позолоченных воробьев, украшающих ветки.
— Потрясающе! — прошептала Бриония.
Утром они оставили джонку Ли Хо и в сопровождении главного визиря, дикобраза, отправились во дворец на встречу с императором. Плакса был излишне возбужден и все время старался потрогать кончики дикобразовых игл. Дикобраза это несколько раздражало, но он терпеливо помалкивал. В его обязанности входило не учить гостей хорошим манерам, а лишь следить, чтобы эти ласки не выкинули во дворце что-либо вопиюще недопустимое.
Они прошли во внутренний двор, где несколько белок поливали из леек цветочные клумбы.
— Белки с полосками на животах, — шепнула Бриония Нюху. — Как интересно!
Выведенный Плаксой из терпения, дикобраз вдруг развернулся и очень шумно затрещал своими иголками. Вся работа во внутреннем дворе остановилась. Белки уставились на путников, испуганно моргая глазами.
— Еще раз тронешь меня, и я по тебе прокачусь, — раздраженно произнес главный визирь.
— Что? — нервно спросил Плакса.
— Ты прекрасно понял, о чем я толкую, — сказал визирь. — Только попробуй!
— Своими иголками он может убить кошку, — шепнул Грязнуля на ухо Плаксе, когда визирь отвернулся. — Ты же не хочешь, чтобы тебя прокололи насквозь, правда?
Плакса этого определенно не хотел. Он не был особенно худым и, без сомнения, лопнул бы, исполни визирь свою угрозу.
Наконец путешественники остановились возле прекрасного здания цвета медного купороса. Это было главное святилище дворца, где Великий Панголин устраивал приемы. Вокруг стояли изваяния летучих мышей. Они именно стояли, а не висели вниз головами, как это делают живые летучие мыши. Под статуями на табличках было что-то написано, предположительно имена этих самых летучих мышей. Нюх поинтересовался у дикобраза, почему здесь так много статуй именно летучих мышей, и предположил, что они, наверное, были крупными военачальниками, защищавшими императора и его владения.
— Они были стенографистами и каллиграфами, — последовал, ответ. — Они блестяще владели скорописью, а потом переписывали это прекрасным почерком. Позвольте сказать вам, ласки, что у нас, катайцев, самые лучшие почерки на свете! Никто так безупречно не умеет выписывать буквы, как каллиграф из Катая. Я слышал, что в вашей стране некоторые барсуки работают в банках и аккуратно пишут цифры, но они не стоят и клочка шерсти наших летучих мышей!
— Охотно верю, — ответил Нюх. — Но почему именно летучие мыши?
— Великий Панголин не желает, чтобы его документы мог прочесть какой-нибудь зверь, заглянув через плечо писцу. А у летучих мышей имеются крылья, которыми они и прикрывают свою работу от посторонних глаз.
— В школе ты обычно так и делал, только лапами, — напомнил Плакса Грязнуле. — Чтобы я не мог списать у тебя домашнее задание.
— А еще летучие мыши очень ревниво относятся к своему искусству, — глянув на Плаксу, продолжал дикобраз. — Они не могут допустить, чтобы кто-то, взяв ручку или кисточку, взял да и скопировал написанное ими.
— Но разве летучие мыши не слепы? — спросила Бриония.
— Да, зрение у них неважное, но они не слепы, — внимательно посмотрев на Брионию, ответил дикобраз. — Мыши работают скорее чутьем, чем зрением. Именно потому их так ценит наш правитель. Ни одна из них не в состоянии прочесть то, что написала, а память у них тоже плохая…
— Это оттого, что они висят вниз головой и мозги вытекают у них из ушей, — уверенно сообщил Плакса Грязнуле. — По крайней мере, я такое слышал. А еще я слышал… — Он осекся, когда дикобраз слегка кольнул его. — Ой… больно!
— Как я уже говорил, они не могут прочесть свою работу и даже не помнят того, что написали, — продолжал дикобраз. — Таким образом, тайны Великого Панголина остаются тайнами. Было бы очень нехорошо, если бы глубокие мысли императора стали известны обычным зверям, всюду сующим свои носы. — Дикобраз дрогнул и ткнул Плаксу когтем. — Это было бы ужасно!
— Никуда я свой нос не сую!
Бриония кивнула, как бы говоря: «Суешь, суешь, я сама видела».
— А где же у вас военные? — спросил Нюх, когда они подошли к главному святилищу, где предположительно в голову Великому Панголину и приходят глубокие мысли.
— Границы и стены нашей империи охраняют наемники, злющие-презлющие вепри. Злющие-презлющие они оттого, что мы платим им крайне нерегулярно. Ну, время от времени они получают деньги, но мы задерживаем плату как можно дольше под любыми предлогами. О, как они злятся! Они всегда злые.
У входа в здание стояла нефритовая статуя крылатой землеройки в натуральную величину, с рубиновыми глазами, воротником из чистого золота, серебряными бакенбардами и когтями из бледного опала. Талию опоясывал пурпурный кушак с перламутровой пряжкой. Только задние лапы выглядели пугающе обнаженными. На ступнях священных лап обувь отсутствовала. Это, безусловно, и был великий идол Омм. Визирь объяснил, что идола привезли из его собственного дворца, чтобы показать ласкам. Со всех сторон идола охраняли стражники-циветты, чтобы защитить остатки его драгоценного облачения.
— Какое внимание! — произнес Нюх. — Пожалуйста, передайте императору нашу благодарность!
Группа вошла в зал. В нем не было окон, он освещался пламенем тысячи свечей. В центре просторного зала на высоком троне сидел Великий Панголин, облаченный в несколько золоченых халатов и увенчанный высокой, остроконечной золотой короной. Крапчатый скунс, явно императорский шут, суетился вокруг трона, веселя если не своего великого господина, то, по крайней мере, крохотную принцессу. По всему залу кружили летучие мыши, заглушая хлопками крыльев доносившиеся снаружи звуки. Повсюду сновали придворные с пюпитрами и карандашами, заложенными за уши. Дикобраз, внезапно утратив величественный вид, чуть ли не пополз к трону. Он ежесекундно кланялся так низко, что его нос касался пола. Ласки последовали его примеру.
На серебряной перекладине рядом с троном императора сидела какая-то невзрачная птичка.
— Этот соловей будет переводить слова Великого Панголина на язык Поднебесного, — шепотом пояснил визирь.
