Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка]
Тропа продолжала изгибаться и виться. Но вскоре она резко пошла вниз. Я понял, что мы приближаемся к Долине Терновника. И все же, когда она открылась внизу подо мной, освещенная утренним солнцем, я едва поверил своим глазам. Она была такая же прекрасная, как Долина Вишен: маленькие дома и садики, зеленые склоны и заросли цветущего терновника. Целое море терновника. Сверху он выглядел странно, словно розовая пена на зеленых волнах. Да, «Долина Терновника» было подходящее название для этой долины.
Но без Ведера и Кадера мне было бы никак не попасть в эту долину. Потому что она вся была обнесена стеной, высокой стеной, которую люди построили по приказу Тенгиля. Ведь он хотел сделать их рабами и держать в вечном заточении. Я знал это, мне об этом рассказывал Юнатан.
Видно, Ведер и Кадер забыли спросить меня, как я выбрался из запертой долины, и я молил Бога, чтобы они не догадались спросить меня об этом. Что я ответил бы им? Как мог человек перебраться через эту стену, да к тому же еще и с конем?
По всей стене, насколько я мог видеть, ходили люди Тенгиля в черных шлемах, с мечами. Ворота также надежно охранялись. Да, как раз там, где кончалась тропа из Долины Вишен, в стене были ворота.
Прежде жители свободно ездили из одной долины в другую, а теперь их разделяла стена с запертыми воротами, которые отпирались лишь для людей Тенгиля.
Ведер постучал в ворота мечом. Открылось маленькое окошечко, и верзила-стражник высунул голову.
— Пароль! — заорал он.
Ведер и Кадер шепнули ему на ухо тайный пароль так, чтобы я не мог услышать его. Но они зря старались, я запомнил эти слова: «Вся власть Тенгилю, нашему освободителю!»
Человек в окошке глянул на меня и спросил:
— А этот? Откуда он взялся?
— Да мы нашли этого дурачка в горах, — ответил Кадер. — Но круглым дураком его не назовешь, потому что он вчера вечером проехал в твои ворота. Что ты на это скажешь, главный стражник? Спроси-ка своих людей, как они караулят ворота по вечерам!
Человек в окошке разозлился. Он открыл ворота, но ругался почем зря и не хотел пропустить меня, а только Ведера и Кадера. — В пещеру Катлы его! — орал он. — Там ему место!
Но Ведер и Кадер стояли на своем, они сказали, что я должен ехать с ними и доказать, что не соврал им. Мол, их долг перед Тенгилем выяснить это.
И вслед за Ведером и Кадером я проехал в ворота.
Я подумал, что если я когда-нибудь еще увижусь с Юнатаном, то расскажу ему, как Ведер и Кадер помогли мне попасть в Долину Терновника. Вот посмеется-то он!
Но сам я не смеялся. Я знал, что мои дела плохи. Мне предстояло найти белый домик и дедушку, а не то меня упекут в пещеру Катлы.
— Поезжай вперед и покажи дорогу, — велел Ведер. — Нам нужно поговорить по душам с твоим дедом.
Я пришпорил Фьялара и свернул на тропу, которая шла почти вдоль стены.
Белых домиков здесь было полно, так же как и в Долине Вишен. Но я не осмеливался показать ни на один из них, почем я знал, кто там живет. Я не смел сказать: «Вот здесь живет мой дедушка!» А вдруг Ведер и Кадер войдут туда, а там нет ни одного старикашки. Во всяком случае никого, кто захотел бы назваться моим дедушкой.
Да, попал я в историю. Я даже вспотел, сидя в седле. Выдумать про дедушку было легко, но теперь мне уже не казалось, что я ловко обманул их.
Я видел людей, работавших возле своих домов, но ни один из них не походил на моего придуманного дедушку, и я чувствовал себя все более несчастным. На людей в Долине Терновника было страшно смотреть. Все они были бледные, исхудавшие и печальные, по крайней мере те, которых я видел, проезжая мимо. Не сравнить с жителями Долины Вишен! Но ведь у нас не было Тенгиля, который заставлял бы нас работать на него и забирал бы все до последнего.
Я все ехал и ехал. Ведер и Кадер стали уже терять терпение, а я все ехал и ехал, словно собирался отправиться на край света.
— Далеко еще? — спросил Ведер.
— Нет, не очень, — ответил я, сам не зная, что говорю и что делаю. Я уже был напуган до смерти и ждал, что меня бросят в пещеру Катлы.
Но тут случилось чудо. Хотите верьте, хотите нет, только перед белым домиком, почти у самой стены, сидел на скамье старик и кормил голубей. Может, я бы и не решился сделать то, что сделал, если бы не увидел среди сизых голубей одного белоснежного. Только одного!
На глазах у меня выступили слезы. Таких голубей я видел только у Софии, да еще однажды на моем окне, давным-давно, в другом мире.
И тут я совершил нечто неслыханное. Соскочил с Фьялара и в два прыжка оказался возле старика. Я бросился ему в объятия, обхватил его за шею и в отчаянии прошептал:
— Помоги мне, спаси меня! Скажи, что ты мой дедушка!
Я дрожал от страха и думал, что он оттолкнет меня. Но он поглядел на Ведера и Кадера в черных шлемах, стоявших позади меня. Зачем ему было врать ради меня с риском попасть из-за этого в пещеру Катлы?
Однако он не оттолкнул меня. Он продолжал держать меня в объятиях, и его добрые, ласковые руки казались мне защитой от всякого зла.
— Ах ты, мой малыш! — сказал он громко, чтобы Ведер и Кадер слышали. — Где же ты так долго пропадал? И что ты наделал, проказник, почему тебя привели домой солдаты?
Бедный мой дедушка, как его отлаяли Ведер с Кадером! Они ругались и орали на него за то, что он распустил своих внуков и позволяет им шататься по горам Нангиялы. И велели ему зарубить себе на носу, что скоро у него не останется ни одного внука. Но на этот раз они все же под конец его простили. И уехали прочь. Скоро их черные шлемы превратились внизу, на склоне холма, в маленькие черные точки.
И тут я ударился в слезы. Я продолжал лежать в объятиях дедушки и не переставая плакал. Ведь такая долгая и тяжелая ночь наконец кончилась. А мой дедушка все еще обнимал меня, слегка покачивая, словно баюкая. И мне хотелось, ах, как мне хотелось, чтобы он был моим настоящим дедушкой. Я попытался сказать ему это, хотя и не переставал плакать.
— Ну конечно, я могу быть тебе дедушкой, — сказал он. — А вообще-то меня зовут Маттиас. А как тебя зовут?
— Карл Льви… — начал было я и замолчал. Неужто я спятил, собрался говорить, как меня зовут, здесь, в Долине Терновника?
— Милый дедушка, мое имя секретное, — ответил я. — Зови меня Сухарик!
— Вот как, значит, Сухарик? Иди в кухню, Сухарик, и жди меня там, — добавил он, — я только отведу твоего коня в конюшню.
И я вошел в дом. В бедной маленькой кухне всего и было что стол, деревянный диванчик, несколько стульев и очаг. И еще большой буфет у стены.
Вскоре пришел Маттиас, и я сказал:
— Такой же большой буфет есть у нас в Долине Ви…
И замолчал.
— Дома, в Долине Вишен, — договорил за меня Маттиас, и я с тревогой взглянул на него. Опять я ляпнул то, чего не следовало говорить.
Но Маттиас больше ничего не сказал. Он подошел к окну и выглянул наружу. Он стоял так долго, глядя по сторонам, словно хотел убедиться, что никого поблизости нет. Потом он повернулся ко мне и тихо сказал:
— Скажу тебе, этот буфет не простой. Погоди-ка, сейчас увидишь!
Он налег на буфет плечом и отодвинул его в сторону. За ним в стене была крошечная дверца, он отворил ее. За ней была комната, маленькая комнатушка. Там на полу кто-то лежал и спал.
Это был Юнатан.
9
Помню, я несколько раз в жизни был рад до беспамятства. Первый раз, когда я, еще маленький, получил на Рождество в подарок от Юнатана санки, на которые он долго копил деньги. А еще в тот раз, когда я очутился в Нангияле и увидел Юнатана на берегу реки. И весь тот первый замечательный вечер в Рюттаргордене, когда я был до одури рад. Но все же ни с чем, ни с чем не сравню я ту минуту, когда увидел Юнатана на полу у Маттиаса. Я и не думал, что можно так радоваться! Казалось, будто в душе у меня что-то так и звенит от радости.
Я не дотронулся до Юнатана. Не разбудил его. Я даже не завопил от радости. Постоял тихонько, потом просто лег рядом с ним и заснул.
Как долго я спал? Этого я и сам не знаю. А когда я проснулся!.. Да, когда я проснулся, Юнатан сидел на полу рядом со мной. Он сидел и улыбался. Никто не выглядит таким добрым, как Юнатан, когда он улыбается. А я-то думал, не будет ли он недоволен, что я приехал. Ведь он, может быть, забыл, как звал на помощь. Но сейчас я убедился, что он так же рад, как я. И я улыбнулся ему в ответ. И так мы сидели, глядя друг на друга, и ни один из нас не говорил ни слова.
— Ты звал на помощь, — сказал я наконец.
Юнатан перестал улыбаться.
— Почему ты кричал? — спросил я.
Видно, ему было тяжело думать и говорить об этом. Он тихо ответил:
— Я видел Катлу, я видел, что она делала.
Мне не хотелось мучить его и спрашивать про Катлу. К тому же мне самому нужно было рассказать ему многое, прежде всего про Юсси.
Юнатан с трудом поверил моим словам. Он побледнел и чуть не заплакал.
