Джеймс Паттерсон - Эксперимент «Ангел»

Нам остается только переглядываться. Часами.

Снова ужасно трещит голова. Мозг режут вспышки слепящего света и слишком яркие обрывочные картинки недавних событий.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем какой-то белохалатник шмякает рядом с моей клеткой контейнер с еще одним «экспериментом». Поворачиваюсь посмотреть на нового соседа, но тут же с тяжелым сердцем закрываю глаза.

В этом существе еще можно опознать ребенка, но оно больше похоже на какой-то разросшийся гриб. По всему телу огромные бородавчатые наросты, количество пальцев на руках и ногах не сосчитать, единственный бессмысленный водянистый голубой глаз вперился в меня не мигая.

Где-то через полчаса я вдруг понимаю, что существо больше не дышит. «Эксперимент» умер прямо рядом с нами и на наших глазах — отходы их грязного производства.

В ужасе смотрю на Ангела. Она плачет. Она тоже все видела.

Снова идут часы. Счет времени я уже давно потеряла. Наконец дверь лаборатории открывается и впускает какую-то, по всей вероятности, большую группу. В шуме голосов различаю человеческие интонации и ржанье ирейзеров. В наш проход вкатывают тележку типа больничной каталки.

— Здесь только четыре, — произносит строгий и властный мужской голос, — а где остальные два экземпляра?

— Куплены для демонстрации в зоопарках, — заливает, не моргнув глазом, Ари. — А эти доставлены в целости и сохранности.

Он пихает ногой мою клетку так, что из нее едва не вылетают прутья решетки.

— Что, Макс, соскучилась без меня?

— У вас есть санкция директора? Вы получили его подтверждение на данную меру? — спрашивает женский голос. — Это, безусловно, будет большой потерей для науки. Еще столько неисследованных фактов. Они еще могли бы во многом быть нам полезны.

— Все санкции получены, — подтверждает третий белохалатник. — Оставлять их рискованно. Особенно, если принять во внимание агрессивность экземпляров. Даже вот та, самая маленькая, представляет собой серьезную опасность.

Перехватив взгляд Ангела, поднимаю большой палец: молодец, девчонка, дала им жару. Она только слабо усмехается в ответ.

Тут чьи-то руки хватают ее клетку и грубо швыряют на телегу, точно это чемодан, выгружаемый на ленту получения багажа. С размаху она ударяется о стенку ящика и без того разбитой щекой. Во мне снова вскипает ярость.

В следующее мгновение Ари подхватывает мой контейнер и бросает его рядом с Ангелом. От сотрясения я насквозь прокусываю губу. Только новых ран мне и не хватает! Ари приближает к решетке свою клыкастую морду и с наслаждением принюхивается к запаху крови.

— Твой отец может тобой гордиться, — ядовито бросаю я ему. Он заводится с пол-оборота и с такой силой опускает кулак на мой ящик, что от удара трещат доски.

— Эй, там, полегче! — останавливает его женщина. Ари за это готов испепелить ее на месте.

Двое других ирейзеров погружают на тележку клетки с Надж и Клыком и куда-то толкают ее сквозь двойные двери. Следующее помещение ослепляет болезненно ярким светом. Там все та же тошнотворная вонь хлорки и химического оборудования.

Сжав решетку, я стараюсь выглянуть наружу и хорошенько рассмотреть, где нас везут. Приглядываюсь ко всему, пытаясь определить, в какой, собственно, части Школьного здания мы находимся.

Ирейзеры просовывают сквозь прутья свои страшные когти и стараются нас побольней оцарапать. А если не могут достать, мелко-мелко трясут наши клетки, чтобы не дать нам ни на минуту забыть о своем присутствии. Как будто вообще можно забыть об их присутствии.

Их злобные манипуляции наталкивают меня на размышления: сколько потребуется сил, чтобы побольнее укусить ирейзера за палец?

Телега резко повернула направо и проехала сквозь двойные двери. Следом еще одна дверь возле турникета-вертушки. Выехали на улицу. Жадно вдыхаю воздух, но в Школе он даже снаружи отравлен какими-то зловониями.

Сощурившись, верчу головой в поисках каких-нибудь знакомых ориентиров. Позади лабораторное здание. Впереди — низкая постройка красного кирпича. Значит, это задний двор Школы. Тот самый, на который я когда-то смотрела по ночам из окна нашей лаборатории.

Тот самый, где тренировали ирейзеров и где они озверело рвали на части свою добычу.

То-то они ржали в предвкушении новой потехи.

Смерть — забавная штука. Перед ее лицом все становится ясно и понятно.

Равно как сейчас, все сразу встало на свои места. Выбор мой прост: или сдаться и позволить им убить нас всех, или сражаться до последнего, сколько хватит сил.

Как ни удивительно, но второй вариант нравится мне значительно больше. Ничего не могу поделать с этими своими маленькими странностями.

К несчастью, у меня совсем мало времени на размышления о том, что именно в данной ситуации может означать «сражаться до последнего». Секунду спустя, заслонив солнце, надо мной нависает черная тень.

— Кроссовочки, подружка, уже надела? — спрашивает Ари, поигрывая волосатыми когтистыми пальцами по дверце моего контейнера. — Как насчет физических упражнений? Зарядочки? Или, может, побегаем? Кто кого догонит, тот того и съест! Вот уж я тебя сейчас догоню, милашка!

Я смотрю на него и злобно усмехаюсь. Стремительно подавшись вперед, впиваюсь в его руку. Ари визжит от боли. А мне все мало. После нашей аварии и той чертовой подушки безопасности в угнанном вэне даже хлеб откусить и то больно. Но от ярости я забываю про боль. Собираю все свои силы и стискиваю зубы все крепче и крепче, пока наконец не лопается у него на пальцах шкура, и мой рот не заполняет терпкий вкус его крови.

Думаешь, дорогой читатель, меня стошнило? Ничуть не бывало. Мне эта кровь по барабану. А настоящая радость — это видеть, как воет Ари. Как говорится, овчинка выделки стоит.

Обезумев от боли и злобы, свободной рукой Ари трясет и молотит мою клетку. Голова моя, как пэдлбол,[7] прыгает внутри от стенки к стенке. Но мне плевать. Я повисла на нем мертвой хваткой, точно хорошо тренированный бойцовый питбуль.

Вокруг суетятся белохалатники. Ари продолжает орать как резаный и все более и более озверело метелит мой контейнер. Внезапно что-то подсказывает мне разжать челюсти. Ари отдергивает руку, и этот рывок толкает мою клетку вплотную к клетке Ангела. Я не размышляю. Действую, как на автопилоте. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы открыть снаружи обыкновенную задвижку. Щелк! — и Ангел на свободе.

— Беги! — приказываю я ей. — Беги и не спорь!

В этот момент, воя от боли и злобы, Ари обрушивает на мой ящик всю силу своей ярости. Еще удар — и под его кулачищем от меня ничего не останется. Готовая ко всему, вжимаю голову в плечи.

От следующего пинка контейнер взлетает в воздух, закрученный так, что мне кажется, я сижу в центрифуге стиральной машины. Подброшенная его лапищей вверх, на долю секунды вижу над головой небо, вижу, как в вышине несутся черные грозовые тучи.

Мой ящик падает на землю, единственным своим отверстием вниз. Мне уже больше ничего не видно, но я прекрасно слышу, как Apи отчаянно ругается, называя меня такими словами, которые я тебе, уважаемый читатель, даже и повторить не могу. Он, видимо, изо всех сил трясет укушенной рукой, потому что в пробоины моей хлипкой скорлупы-конуры летят брызги его крови.

И тут я улыбаюсь. Улыбаюсь счастливой и безмятежной улыбкой. Мне вдруг становится совершено ясно, что такое — та черная грозовая туча, которую я только что видела.

Это стая ястребов, а впереди ее Игги и Газман. Они снижаются, готовые штурмовать Школу. Они летят нам на выручку.

Можешь, дорогой читатель, считать меня совсем крезанутой, но зрелище огромного пернатого хищника, рвущего на куски плоть ирейзера, вызывает у меня удовольствие.

На мое счастье, Ари, ослепленный звериной яростью, до сего момента упорно игнорировал защелку на моей клетке. Ровно в тот момент, как он наконец догадался открыть ее и вытащить меня наружу, на него с высоты ринулся ястреб, со стальными когтями и биологической неприязнью к волкам.

Выпустив меня из своих лапищ, Ари размахивает руками во все стороны, что есть мочи отбиваясь от птицы. Куда ему! Ястреб впился ему в шею когтями и смертоносным клювом долбит темя.

— Ангел! Немедленно удирай отсюда! — я оглушительно ору, подбегая к Ангелу, обогнав белохалатников на расстояние вытянутой руки. Отпихиваю их локтем, хватаю ее за пояс и подбрасываю вверх, как могу высоко.

Попутно успеваю открыть клетку Клыка. Несколько белохалатников разом наваливаются на меня, но обыкновенные людишки со мной совладать не могут, пусть даже вдесятером. А уж если я рассержена, так и подавно. Одному — наотмашь в челюсть. Похоже, он недосчитается пары зубов. Другому — ногой под толстый двойной подбородок. Он недоуменно смотрит на меня и, как тюфяк, опрокидывается на задницу.