Николай Шпанов - Первый удар. Повесть о будущей войне
Уже сидя в машине, Гроза принял приказ и сообщение об обстановке. Истребители-перехватчики, вися на винтах, лезли вверх почти вертикально. Навстречу им все обильней лилась вода, капли перешли в струи. Они стегали по колпакам, как стальные бичи.
Оторвавшись от аэродрома, Гроза стал продумывать задание. Если всей эскадрильей заняться поисками затерянной под облаками маленькой наблюдательской люльки, то дирижабль успеет сбросить еще много бомб, прежде чем удастся уничтожить его наблюдателя…
Гроза разделил эскадрилью: два патруля будут искать гондолу наблюдателя под облаками, сам он с третьим патрулем пробьет облака и атакует воздушный корабль.
Через пятьдесят секунд Гроза сошел в густое молоко дождевых облаков, и скоро над его головой засияло густой голубизной осеннее небо. Плыли редкие перышки разорванных циррусов. Клубящееся море дождевых облаков осталось внизу.
Облака были пройдены. Альтиметр показывал две с лишним тысячи, но ни вокруг, ни над головой по-прежнему не было видно никакого дирижабля. Гроза сделал полный круг над городом и, только замыкая его, заметил в луче восходящего солнца едва уловимый блеск чего-то постороннего среди нежных мазков перистых облаков. Пятнышко сверкнуло и тотчас исчезло. Гроза настойчиво, методически, румб за румбом, стал осматривать небо. Наконец он нашел то, что искал, — полоска сверкнула снова. На этот раз он не дал ей исчезнуть и старательно навел оптический прицел. Сквозь линзы он ясно увидел сигару дирижабля.
Гроза на глаз определил его превышение над собой тысячи в две метров. Дирижабль на такой высоте? Гроза готов был бы протереть глаза, если бы они не были закрыты стеклами скафандра.
Высота уже около четырех тысяч, до дирижабля еще две — итого шесть. «Дела всего на две минуты», — подумал Гроза и двинул сектор. Стрелка тахометра дрогнула и пошла вправо. Гроза уверенно лез в высоту.
В наушниках радиотелефона послышался вызов командира одного из оставленных под облаками звеньев:
— Люльку нашел.
Гроза поднял глаза к дирижаблю, чтобы смерить расстояние, и едва не крикнул от изумления: сигара, до которой оставалось уже не больше тысячи метров, быстро пошла вверх.
«Люлька сбита», — пронеслась мысль, и Гроза гневно двинул сектор еще дальше. Мотор взревел, как осатаневший. Стрелки приборов пришли в движение. Увеличивались обороты. Температура масла повышалась. Винт требовал все большего и большего угла.
Стрелка альтиметра перешла уже за шесть тысяч, на которых только что шел дирижабль, а до него теперь было больше, чем прежде. Гроза с трудом держал его в поле зрения. Дирижабль снова превратился в маленькую серебряную черточку на ярко-голубом фоне неба.
Гроза набирал высоту. До дирижабля опять было не больше двух тысяч. Альтиметр подошел к «12». Оставалась одна тысяча до красного деления «13» потолка истребителя. Гроза мог безошибочно сказать, что дирижабль находится за пределами этой красной черточки.
На высоте двенадцати с половиной тысяч метров один из спутников Грозы донес по радио, что его мотор задыхается.
Стрелка подошла как раз к «13», когда и второй летчик сообщил, что его самолет проваливается.
Что мог сделать командир? Его собственная машина с каждым метром высоты теряла устойчивость. Гроза хорошо знал симптомы потолка.
Гроза сверился с картой: дирижабль летит к границе. Город остался на востоке. Рубеж уже недалеко.
Дело ясно: или Гроза теперь же доберется до дирижабля, или тот успеет уйти к себе. Гроза от души пожалел, что в руках его, не отпиленная ручка ободранного тренировочного самолета. Здесь все на месте. Мало того: тут еще четыре пулемета в крыльях, пушка в развале мотора.
До дирижабля больше тысячи метров. Нужно преодолеть метров двести, чтобы иметь возможность открыть огонь из пушки. Двести метров на такой высоте — не шутка. Нужно значительно облегчить машину. Но за счет чего?
Пришло в голову, что бензин нужен только на дорогу туда, — если удастся добраться до дирижабля, то вниз Гроза спланирует и с сухим баком.
Потянув рычажок опорожнителя бензиновых баков, он настороженно следил за стрелкой бензиномера. Она была уже близка к нулю, когда Гроза отпустил рычажок. Бак был почти пуст… Машина легко преодолела пятьдесят метров. Следующие пятьдесят она взяла через силу. Дальше идти отказалась. При малейшем движении ручки на себя самолет проваливался. Стоило труда удержать его на прежней высоте.
Бензин дал сто метров. Мало. На самолете много лишнего масла, но масляный бак не опоражнивается в полете. Гроза огляделся — перед глазами панель радио. До нее легко дотянуться. Ее ничего не стоит сорвать, но самая аппаратура — под сиденьем, ее не вытащишь. Кабина так тесна, что невозможно даже повернуть плечи. Что есть еще лишнего? Пулеметы? Они далеко. Ага! При них есть тысяча бесполезных патронов…
Сквозь гул мотора отчетливо прерывалось дробное та-такание пулеметов. Гроза не снимал пальца со спуска до тех пор, пока счетчик не показал, что у пулеметов не осталось ни одного заряда.
Стрелка альтиметра лениво отмеряла десятиметровые деления. Два деления двадцать метров… Мало! Мало!
Оставалось одно — снаряды. Их сто. Вес снаряда — семьсот граммов. В сумме — это еще полсотни метров. Если оставить себе десять снарядов, можно подойти на дистанцию прямого выстрела.
Гроза решительно потянул спуск пушки. Четкий белый след каждого третьего снаряда чертил кривую траектории в сторону дирижабля и, не дойдя до него, уходил в пространство.[29]
Фейнрих, стоявший на рулях в гондоле дирижабля, с усмешкой смотрел на эти красивые белые линии. Он бросил командиру корабля:
— Господин капитан, посмотрите. Этот дурак стреляет в небо.
Капитан, сухой офицер с седыми усиками, хмуро огрызнулся:
— Вы бы думали, прежде чем говорить. Облегчить самолет — значит приблизиться к нам.
Он осторожно постучал толстым пальцем перчатки по покрытому испариной стеклу альтиметра. Не оборачиваясь, Крикнул:
— Механик! Как с балластом?
— Чисто, господин капитан.
Капитан нагнулся к борту. Сквозь заиндевевшее стекло гондолы он смотрел на медленно приближающийся истребитель.
— Молодец! — сказал он, ни к кому не обращаясь. — С такими можно делать дело. — Проследил глазами новую кривую траектории трассирующего снаряда: Если у него есть еще с десяток снарядов, он до нашей шкуры доберется… Прикажите обстрелять его. Если это ему и не повредит, то, может быть, попугает.
Фейнрих поднес к губам микрофон:
— Пулеметный огонь по истребителю противника!
У Грозы не было десяти снарядов. В глазах счетчика ясно чернела цифра «6». Облегчать самолет было больше нечем. Гроза просительно глядел на альтиметр. Стрелка нерешительно вздрагивала около одного и того же деления: 13200. Самолет не хотел идти ни на один метр выше. Гроза подумал и выпустил еще четыре снаряда. Они прошли под самой гондолой корабля. Осталось два выстрела.
Стрелка бензиномера у самого нуля.
Гроза в последний раз смерил расстояние. Он двинул сектор до конца. Стрелка тахометра прыгнула за красную черточку. Но Гроза уже не смотрел на нее. Его не интересовал больше и альтиметр, стрелка которого медленно двинулась вправо. Не беспокоила даже тревожная вибрация всего самолета. Внимание было сосредоточено на прицеле. Гроза нажал гашетку…
Стрелки трех счетчиков газа перед механиком дирижабля с катастрофической поспешностью побежали влево.
— Господин капитан, утечка газа в трех баллонах! — крикнул механик и стал натягивать на лицо резиновую маску.
Командир скосил глаза на приборы и оттолкнул фейнриха от штурвала:
— Помогите ему там!
Объяснений не требовалось. Фейнрих видел: альтиметр падал. Рули не могли удержать высоту. Дирижабль терял газ…
Гроза видел, как, задирая корму, дирижабль стал терять высоту.
Фейнрих протиснулся в люк и поспешно сорвал маску. Лицо его было растерянно:
— Господин капитан…
Командир не обернулся. Он, как завороженный, смотрел на ускоряющую бег стрелку альтиметра: каждая секунда стоила дирижаблю нескольких десятков метров высоты. К потере подъемной силы прибавлялось динамическое ускорение огромной массы дирижабля.
— Господин капитан, — повторил фейнрих, — третий и четвертый баллоны вспороты снарядом. Они выбыли из строя. Пятый баллон имеет небольшую пробоину. Механик ее чинит.
Командир продолжал смотреть на стрелку. Он крикнул:
— Балласт!..
Офицер машинально бросился было к рычагу, но вспомнил:
— Стравлен весь.
Он подозрительно посмотрел на командира, удивленный его непривычной забывчивостью. Его привел в себя окрик:
— Какого черта вы мною любуетесь? Балласт! Офицер нерешительно взялся за рычаг балластной цистерны.
