Владислав Крапивин - Крик петуха
Слабо дергая ногами, Витька выбрался из-под Цезаря, перевернул его на спину. Лицо у Чека белое, мокрые ресницы слиплись, на щеках размазалась влага. Рот приоткрыт, и нижняя губа оттопырена, как у обиженного во сне малыша.
Тяжелая вата в голове исчезла. Вместо нее — горькая озабоченность и страх: «Опять я втянул его в скверное дело…» Витька резко встал, поискал глазами в траве бурые головки клопомора. Сорвать, разломить стебель, сунуть Чеку под нос — едкий запах продирает мозги не хуже аммиака… Черт, как назло, ни одного кустика…
Цезарь слабо шевельнулся, Витька с тревогой глянул на него. Цезарь лежал, неловко согнув руки и раскинув ноги. И… Витька охнул и сморщился. С досадой и жалостью. На комбинезоне Цезаренка внизу живота и между штанин темнело широкое сырое пятно… Ну что тут поделаешь, бывает такое. Пусть смеется или дразнится тот, кто не испытывал прямого перехода. А Витька-то знает. Стыдно вспоминать, но и с ним однажды это было, только не в первом случае, а, кажется, в третьем. Сколько трудов стоило потом скрыть это от других, в таверне…
А Цезарю как? Он же не простит ни себе, ни Витьке, когда очнется… Вот еще забота!
Цезарь двинул ногами, шевельнул головой. Витька беспомощно оглянулся. Потом подхватил Цезаря (обвисшего, странно тяжелого) и понес, заплетаясь в траве. Шагах в двадцати было озерко. Крошечное, метров десять в ширину. Витька продрался сквозь осоку, увяз в илистом дне, застонал сквозь зубы (вода была ледяная от ключей) и плюхнул Цезаря.
Тот дернулся. Забарахтался. Ошалело сел в воде. Витька рывком поднял его на ноги. Цезарь содрогнулся, растопырил ресницы, затряс плечами, раскидывая брызги. Сказал, шатнувшись:
— Ты что? Зачем?
— Я хотел тебя головой макнуть, чтобы ты очухался. И не удержал… Ну, ты как?
— Спасибо, я очухался, — вздрагивая, сообщил Цезарь. — Хотя и не совсем… Ты не мог придумать другого способа?
— Не мог. Я перепугался… — Витька потянул его из воды.
Цезарь сначала засопротивлялся почему-то, потом быстро вышел. Опять помотал головой. Сказал жалобно:
— Извини, но ты псих…
Витька радостно засмеялся. Это был уже настоящий Цезарь.
— Сними все, высушись у костра.
— Какой костер! Спички размокли.
— Твои размокли, а у Башни все равно кто-нибудь костер разведет.
— Значит, мы у Башни?
— Ты что, не видишь?
— Ох, правильно… Значит… это был прямой переход?
— А что же еще… — сказал Витька виновато.
Цезарь помолчал, постоял. Сбросил набухший комбинезон, мокрую майку. Задрожал крупно и беспомощно. Витька накинул на него свою рубашку.
— Плавки выжми… — И отвернулся. Помимо всего Чек был ужасно стеснительным.
Потом они выкрутили комбинезон и майку. Рубашку Цезарь вернул.
— Спасибо, я уже согрелся. Здесь тепло… — И вдруг сел в траву. Скорчился. Маленький, костлявый. Сказал шепотом: — Я и не предполагал, что это так… ну, совершенно ужасно.
— Все ведь позади, Чек…
— Да… но все равно…
— Зато ушли от улан.
Цезарь снизу вверх печально смотрел на Витьку.
— Благодаря тебе. Один бы я ни за что не решился, если бы даже умел. Сдался бы им…
— Человек никогда не знает заранее, на что может решиться, — насупленно сказал Витька.
— Я, к сожалению, знаю. Когда очень страшно, я съеживаюсь.
— Это ты опять про машину, что ли?
— В том числе…
— Вовсе ты там не съеживался! — обрадованно разозлился Витька. — Ерунду мелешь! Ты орал: «Пустите меня к Корнелию!» — и сдуру на всем ходу пытался выпрыгнуть на шоссе. А отец с матерью тебя тащили назад за ноги!
— Кто тебе сказал такую чушь?
— Рибалтер! Давно еще!
— Он не мог видеть, он сидел за рулем, ко мне спиной.
— Ему рассказали твои мама и папа… Если бы ты не высовывался, как бы тебя зацепило по плечу?
— Странно… Мне такого не говорили. И почему я сам не помню?
— Потому что ты вбил себе в голову: «Трус, трус…» Все бы такие трусы были… Пошли.
И Чек повеселел. Пошел, размахивая скрученным в жгут комбинезоном. Но иногда все же хмурился и вздыхал.
У Башни их радостно встретил Филипп. А Петька-Кригер, стоя на камне под колоколом, покивал и одобрительно сказал «ко-о».
Филипп, оказывается, уже набрал веток и сухого репейника.
— Только спички я забыл. — Он сокрушенно похлопал себя по бокам. Был Филипп, как и раньше, в своем «монетном» костюме (уже изрядно потрепанном), но босой, и штаны подвернуты выше коленей — так оно все-таки привычнее. И конечно, неумытый. Глядя на него и улыбаясь, Цезарь сказал:
— А наши спички размокли.
— Чепуха! Давайте сюда!
Он присел, положил коробок и горку мокрых спичек на лопух, сдвинул над ними ладошки. От коробки пошел пар, спички высыхали на глазах.
— Вот это излученьице, — сказал Витька Цезарю. — Это тебе не индексы слизывать…
Втроем они запалили костерок.
— Хорошо… — солидно произнес Филипп. — А то мы с Петькой тут все без огня да без огня. А возвращаться домой неохота, сразу поймают: «Иди грядки полоть…»
— Значит, ты тут давно?
— Вторые сутки. Здешние… Скоро все наши придут. И будут меня ругать, что сбежал. Они на плоту вниз по речке, а я так, сразу…
Витька с завистью глядел на чумазого пацаненка, для которого прямой переход — «так».
— Значит, Кригер не зря орал? Все Пограничники собираются?
— Да… Юкки просил собрать. Что-то важное сказать хочет…
— Извини, но говорили, что Юкки опять ушел на Дорогу…
— А что такое Дорога? — серьезно возразил Филипп. — Сегодня человек там, завтра опять здесь… Ой, вон наши идут!
Из-за Башни появились Рэм, Лис, Матвей, по прозвищу Ежики, и незнакомый мальчишка — с прической щетинистой, как у Цезаря, только потемнее и покороче.
— Привет! Это Ярик, — сообщил Ежики. — Видите, он тоже сумел через барьеры пробраться… Найдется для него медный петушок?
— Ярик, привет, — небрежно сказал Филипп, делая вид, что ничуть не боится Лис.
— Иди сюда, обормот, — потребовала Лис. — Здравствуйте, мальчики… Иди сюда, чудовище! Мы его там ждем, ждем, чтобы вместе ехать, а он…
— Пора бы привыкнуть, — скандальным от испуга голосом заявил Филипп.
— Ребята, можно я ему всыплю? — жалобно спросила Лис.
— Можно, — сказал Рэм.
— Нельзя, — сказал Ежики. — Что вы все цепляетесь к маленькому.
— Маленький!.. Чучело немытое. И опять штаны разодрал! Не крутись, все равно вижу. Иди сюда…
— Шиш тебе.
— Иди, дурень, зашью.
— Дай честное слово, что больше ничего не сделаешь.
— Иди, говорю… Ну, даю, даю… Иди, а то хуже будет!
И Филипп, который в секунду мог умчаться в дальние миры (или, по крайней мере, к себе в Луговой), вздохнул и пошел. Лис присела на плоский камень, поддернула джинсы, уложила «чудовище» животом к себе на колени. Из-под воротника блузки достала иглу с намотанной ниткой. Пока она работала иглой, ребята сошлись у огня и толковали, что вдруг вздумалось Юкки собирать народ раньше назначенного срока.
— Юкки зря не скажет, он человек серьезный, — подал голос Филипп.
— В отличие от тебя… Лежи спокойно!
— А мне твердо лежать на твоих суставах…
— Господи, что за создание!
— Никакого Господи не бывает… А-а!!
— Не дергайся, дурак!
— Честное слово давала!
— Это не я, это тебя Бог покарал… которого нет… Лежи! А то так и будешь ходить в драных штанах при всех… Вон смотри, князь едет.
— Подумаешь, — буркнул Филипп. — Князь вообще не носит штанов, и то… Ай!
Князь Юр-Танка подъехал на смирной своей кобылке, прыгнул с седла. Одет он был не как владыка княжества, а как обычный мальчишка из прибрежного города Юр-Танка-пала, в котором почти круглый год лето. На нем был хоро — широкий набедренный пояс, с которого сзади и спереди свешиваются короткими фартучками концы полосатого чупа — пропущенного между ногами куска ткани. Правда, в ткани блестела дорогая серебряная нить, а босые ноги от щиколоток до колен закрывали чеканные поножи. Да и на груди золотая цепочка с медальоном или образком…
— Юрик, привет! — Филипп двинулся от Лис навстречу князю. — Привез петушков? А то у нас новичок!
Юр-Танка взял его тихонько за плечи.
— Привез, Филипп, здравствуй… Здравствуйте, все.
Ему обрадовались так же искренне и нешумно, как держался он сам. Обступили. Рэм взял его руку в обе ладони.
— Здравствуй, князь. Почему тебя не было прошлый раз?
— Воевали, — сказал Юр-Танка невесело, но просто, как о надоевшей черной работе.
— Хал? — спросил Рэм.
— Хал… И его племянник Саддар, у него тяжелая конница…
— Когда только это безобразие у вас кончится, — сказала Лис.
