Клайв Льюис - Плавание «Утреннего Путника»
Некоторые матросы пробурчали что-то весьма похожее на:
— К черту такую честь, — но Каспиан сказал:
— О, Рипичип, черт тебя побери! Я почти жалею, что мы не оставили тебя дома. Ладно! Если ты ставишь вопрос так, боюсь что нам придется плыть дальше. Разве вот только Люси станет возражать?
Люси чувствовала, что станет возражать очень сильно, но, тем не менее, вслух сказала:
— Я готова.
— Может быть, тогда Ваше Величество по крайней мере прикажет зажечь свет? — осведомился Дриниэн.
— Обязательно, — ответил Каспиан. — Позаботьтесь об этом, Капитан.
После этого зажгли все три корабельных фонаря: на носу, на корме и на вершине мачты. И Дриниэн приказал еще зажечь два факела посередине палубы. В солнечном свете огни казались слабыми и бледными. Затем всю команду, кроме матросов, сидевших на веслах, вызвали на палубу, раздали оружие и приказали занять боевые позиции с обнаженными мечами. Люси и двое лучников, держа наготове стрелы и натянув тетиву своих луков, уселись в гнездо на верхушке мачты.
Райнелф стоял на носу со своей веревкой, приготовившись мерить глубину. С ним, блистая доспехами, находились Рипичип, Эдмунд, Юстас и Каспиан. Дриниэн встал у руля.
— А теперь, во имя Аслана, вперед! — вскричал Каспиан. — Медленно, ровно опускайте весла. Пусть все соблюдают тишину и ожидают дальнейших приказов.
Гребцы взялись за дело, и «Рассветный Путник» со скрипом и стоном медленно пополз вперед. Люси, на верхушке мачты, имела прекрасную возможность наблюдать, как именно они вошли во тьму. Нос уже исчез, но на корму все еще падало солнце. Она видела, как солнечный свет померк. Сперва позолоченная корма, синее море и небо были отчетливо видны в ярком свете дня, но уже в следующую минуту море и небо исчезли, и лишь фонарь на корме, который раньше был едва заметен, теперь показывал, где заканчивается корабль. Под фонарем она могла разглядеть темные очертания фигуры Дриниэна, застывшего над рулем. Внизу, под мачтой, два факела освещали маленькие клочки палубы, отбрасывая слабые блики на мечи и шлемы. Впереди, на носу, был еще один островок света. Верхушка мачты, освещенная фонарем, прямо над головой Люси, казалась маленьким мирком, одиноко плывущим в непроглядной тьме. И сами огни казались зловещими и неестественными, как бывает всегда, когда приходится зажигать их днем. Люси заметила также, что ей очень холодно.
Как долго продолжалось это путешествие во тьме, никто не знал. Кроме скрипа уключин и всплесков воды под веслами, ничто не показывало, что они вообще движутся. Эдмунд, вглядываясь во тьму с носа корабля, не видел ничего, кроме отражения фонаря в воде. Это отражение казалось каким-то скользким: нос корабля, как будто с трудом рассекал воду, поднимая небольшую рябь, какую-то безжизненную. С течением времени все, кроме гребцов, начали дрожать от холода.
Внезапно откуда-то — к этому моменту большинство уже потеряло ориентацию — послышался крик, изданный либо нечеловеческим голосом, либо человеком, дошедшим до таких пределов ужаса, что он почти перестал быть человеком.
Каспиан пытался что-то сказать, горло у него пересохло, когда раздался тонкий голосок Рипичипа, в этой тишине звучавший громче, чем обычно.
— Кто зовет нас? — пропищал он. — Если ты враг, мы не боимся тебя, но если ты друг, твои враги научатся бояться нас.
— Сжальтесь! — прокричал голос. — Сжальтесь! Даже если вы всего лишь еще один сон, сжальтесь! Возьмите меня на борт! Только возьмите, даже если потом убьете меня! Но, ради всех святых, не растворяйтесь во мраке, не оставляйте меня в этой ужасной стране!
— Кто вы?! — крикнул Каспиан. — Поднимайтесь на борт, добро пожаловать к нам!
Раздался еще один крик, полный то ли радости, то ли ужаса, и они услышали, как кто-то плывет к ним.
— Ребята, помогите ему подняться, — попросил Каспиан.
— Есть, Ваше Величество, — откликнулись матросы. Несколько человек столпились с веревками у левого борта, а один, перегнувшись через борт, держал факел. Из темноты появилось дикое, бледное лицо, и незнакомец начал карабкаться на борт, ухватившись за протянутые веревки. Дружеские руки втащили его на палубу.
Эдмунд подумал, что никогда еще не видел человека, выглядящего так дико. Тот, похоже, был не очень стар, но беспорядочная копна его волос была совершенно белой, лицо — усталым и изможденным. Из одежды на нем остались лишь обрывки каких-то мокрых тряпок. Но самым заметным были глаза незнакомца, застывшие в агонии сильнейшего страха, открытые настолько широко, что, казалось, у него нет век. Как только ноги его коснулись палубы, он воскликнул:
— Бегите! Бегите! Поворачивайте корабль и бегите! Гребите изо всех сил ради спасения ваших жизней, прочь от этого проклятого берега!
— Успокойтесь, — сказал Рипичип, — и расскажите нам, в чем опасность. Мы не привыкли убегать.
Незнакомец с ужасом вздрогнул при звуке голоса Мыши, которую он не заметил раньше.
— И тем не менее, вы должны бежать отсюда, — задыхаясь, проговорил он. — Это остров, где сны становятся явью.
— Значит, этот остров я и ищу так давно, — обрадовался один из матросов. — Думаю, если здесь бросить якорь, я обнаружил бы, что женат на Нэнси.
— А я снова встретил бы Тома живым, — сказал другой.
— Идиоты! — воскликнул незнакомец, в ярости топая ногой. — Подобные разговоры привели меня сюда, но лучше бы мне было утонуть или вовсе не родиться. Вы слышите, что я говорю? Это остров, где сны — понимаете, сны — воплощаются, становятся явью. Не мечты, а сны.
Примерно с полминуты было тихо, а затем, громко лязгая доспехами, вся команда кинулась со всех ног по лесенке главного люка в трюм и, схватившись за весла, начала грести с невиданной ранее силой. Дриниэн поворачивал руль, боцман же задавал гребцам такой быстрый темп, какого еще никогда не видало море. Каждому потребовалось ровно эти полминуты, чтобы вспомнить некоторые сны, которые он когда-либо видел — сны, после которых боишься снова заснуть и осознать, что значит высадиться на острове, где эти сны становятся явью.
Одного Рипичипа не затронула вся эта суета.
— Ваше Величество, Ваше Величество! — воскликнул он, — неужели вы собираетесь терпеть этот бунт, эту трусость? Это же паника, мятеж!
— Гребите, гребите! — кричал Каспиан. — Налегайте на весла: наши жизни зависят от этого. Все ли в порядке с мачтой, Дриниэн? Рипичип, можешь говорить все, что угодно. Есть вещи, которые человек не в силах вынести.
— В таком случае, я счастлив, что не являюсь человеком, — ответил Рипичип, холодно поклонившись ему.
Люси, сидящая наверху, слышала все происходящее. Моментально ей вспомнился один из ее собственных снов, который она сильнее всего старалась забыть, и вспомнился так ясно, будто она только что пробудилась от него. Так вот что ожидало их позади, во тьме на острове! На секунду ей захотелось оказаться внизу на палубе, вместе с Эдмундом и Каспианом. Но что толку? Если бы сны начали сбываться, Эдмунд с Каспианом сами могли превратиться во что-нибудь ужасное, прежде чем она смогла бы добраться до них. Люси схватилась за поручни мачтового гнезда и попыталась взять себя в руки. Они гребли назад, к свету, со всей скоростью, на которую были способны: через несколько секунд все будет в порядке. Ах, если бы все было в порядке уже сейчас!
Даже довольно сильный шум весел не мог скрыть полной тишины, окружавшей корабль. Каждый знал, что лучше не вслушиваться, не напрягать уши, чтобы не слышать звуки, доносящиеся из тьмы. Однако, мало кто смог удержаться от этого. Вскоре все начали что-то слышать, причем каждый слышал что-нибудь свое.
— Вы не слышите, вон там, шум… как будто пара гигантских ножниц открывается и захлопывается? — спросил Юстас у Райнелфа.
— Тише! — ответил Райнелф. — Я слышу, как они ползут по бокам корабля.
— Оно как раз собирается усесться на мачте, — проговорил Каспиан.
— Брр! — воскликнул один из матросов. — Вон, начинают бить в гонги. Я так и знал.
Каспиан, стараясь ни на что не глядеть, и в особенности, не оборачиваться, отправился на корму к Дриниэну.
— Дриниэн, — очень тихо спросил он, — сколько времени нам потребовалось на то, чтобы догрести вперед — я имею в виду, до того места, где мы подобрали незнакомца?
— Ну, может, минут пять, — прошептал в ответ Дриниэн — А что?
— Мы уже дольше пытаемся выбраться отсюда.
Лежавшая на руле рука Дриниэна задрожала, холодный пот заструился по его лицу. Всем на борту пришла в голову одна и та же мысль.
— Мы никогда, никогда не выберемся отсюда, — застонали гребцы. — Он неправильно ведет корабль. Мы все время движемся по кругу. Мы никогда не выберемся отсюда.
Незнакомец, сжавшись в комок, лежал на палубе, но внезапно он сел и разразился ужасным истерическим хохотом.
