Кир Булычев - Убежище
– Как так погиб? – удивился Сева.
– Давно погиб. Да и кому удается остаться живым в Бермудском треугольнике?
И сама себе бабушка ответила:
– Никому.
– Значит, он мертвый?
– Как статуя, – сказала бабушка.
– А он мне куртку дал.
– Понятно. Ему она только для красоты нужна, а вообще-то он добрый, отзывчивый.
Этих людей понять трудно, подумал Сева. И не удержался, спросил:
– А может, вы все мертвые?
– Исключено, – ответила бабушка. – Некоторые из нас вечные, другие долгоживущие, но мертвых раз-два и обчелся.
– Понятно, – сказал Сева.
Сбоку от тропинки, на которую они вышли, лежала птица Рокк. Так птицы не лежат. Ведь птицы даже спят сидя.
– Как она успела нас подхватить! – сказал Сева. – Ты бы видела, бабушка!
– Мне приходилось это наблюдать, – ответила бабушка. – Это крайне сообразительное существо. Я только недавно узнала, что птицы Рокк так спасают своих птенцов, которые выпадают из гнезда. У них гнезда на вершинах гор, и порой сильный ветер выбрасывает птенца наружу. Почти всегда мать или отец птенца успевает догнать его у земли и подставить спину.
Птица Рокк подняла голову. Глаза у нее были черными, с блюдце каждый, а клюв, размером с лодку, желтым. Птица приоткрыла клюв и мелодичным басом сказала:
– У-ху.
– Спасибо, – сказал птице Сева.
Из невысокого редкого леса, который окружал аэродром, выехала хрустальная карета, запряженная тремя парами северных оленей.
Дверца кареты распахнулась, и оттуда выскочила женщина в длинном белом, в блестках, платье с короткими рукавами. Подобрав подол, женщина побежала по траве к Севе.
У женщины были удивительные белые волосы, но не седые, а просто белые. Как пена, в которую камни и острые скалы взбивают хрустальную воду финских ручьев.
И лицо у этой женщины было куда белее обычных человеческих лиц.
Зато ее губы были ярко накрашены, а ресницы такими длинными, словно ее глаза были озерцами, окруженными густым тростником.
Женщина бежала к Севе, раскинув длинные белые руки, увитые браслетами и унизанные перстнями и кольцами.
Она кричала на бегу:
– Ну долетел все-таки! Долетел, а мог погибнуть в пути. Нет, вы только подумайте, какими надо быть мерзавцами, чтобы поднять руку на невинного ребенка. Я приказываю немедленно отыскать и примерно наказать убийц! Вы меня слышите?
– Слышим… слышим! – прокатилось над полем.
И только тут Сева, до того глядевший только на белую женщину, увидел, что она бежит не одна. За ней, как стая слепней и оводов за кобылицей, несется свита. Свита Снежной королевы.
Белые волки и серые летние песцы, гномы в красных колпаках и в деревянных башмаках, лешие, покрытые густой шерстью, из которой торчали еловые ветки и всяческий лесной мусор, тролли, такие уродливые, что при виде зеркал приходили в бешенство – так страшились самих себя в зеркале, белые медвежата и бурые медвежата – ведь именно в Лапландии мирно живут и те и другие, ну и, конечно же, домовые из заброшенных лесных избушек, с длиннющими бородами и домовые, постриженные, в камзолах или пуховках, которые обитают на виллах, коттеджах или на горнолыжных курортах, белые полярные совы и всякая другая живность, которую Сева не успел разглядеть, – десятки и десятки спутников Снежной королевы. Всем чего-то от нее было нужно, хотя бы показаться рядом с королевой, или отобедать с ней за одним столом, или, наконец, станцевать хоть единожды на балу в ее дворце.
Королева подбежала к Севе, схватила его сильными руками и вдруг подбросила в воздух, как котенка.
И тут же поймала, поднесла лицом к своему лицу и поцеловала горячими красными губами прямо в кончик носа.
Сева не сразу сообразил, чему он больше удивился.
То ли тому, что взлетел к облакам.
То ли тому, что у королевы такие горячие руки.
И такие горячие, пышные и мягкие губы.
Ведь если бы его спросили, какими будут губы у Снежной королевы, он, конечно, ответил бы, что ледяными, как руки пилота Гарри Коллинза, который оказался мертвяком. Впрочем, очень жаль, что это так, потому что пилот Коллинз очень понравился Севе.
Так что Сева обрадовался горячим губам Снежной королевы.
Снежная королева отпустила Севу, и он еле удержался, чтобы не грохнуться на траву.
А Снежная королева уже побежала к птице Рокк, которая поднялась на гигантские желтые морщинистые лапы и протянула к королеве свой гигантский клюв.
Королева потрепала птицу по клюву.
– Спасибо тебе, цыпленок! – сказала она, и птица – в это трудно поверить, но я сам как-то это наблюдал, – птица Рокк улыбнулась и начала переступать с ноги на ногу, как бы пританцовывая.
А Снежная королева уже разговаривала с бабушкой.
– Что же это получается? – спросила она строго. – Ты не смогла обеспечить безопасность нашему спасителю? Что бы ты ответила нашим потомкам, если бы камрад Савин погиб? А что бы ты сказала его драгоценной маме Елизавете Павловне? Что?
И тут бабушка неожиданно рухнула на колени и начала биться головой о землю и кричать:
– Не погуби, ваше величество! Виновата я в легкомыслии, и нет мне прощения.
Севе стало так неловко за свою бабушку, хоть он и знал, что его бабушка – вовсе не его бабушка, а только видение, что он кинулся к ней и стал поднимать ее с колен.
– Ну бабушка, не надо, – повторял он. – Люди же смотрят.
– Мальчик прав, – сказал длиннобородый домовой. – Не надо выяснять отношения. Раз он жив-здоров, значит, он жив-здоров.
– Ах, как мудро! – закричали все вокруг.
Снежная королева склонила голову набок и повторила:
– Раз он жив-здоров, значит, он жив-здоров.
– А это еще мудрее! – закричали придворные.
Севе стало смешно, и он подумал: «Как странно, я понимаю все, о чем говорят».
– А в этом нет ничего удивительного, – ответила на его мысль бабушка, которая шустро поднялась с колен. – Ты же находишься в пределах сказочной юрисдикции Снежного королевства. Удивительнее, если бы ты ничего не понял.
– Пошли, Сева, – Снежная королева протянула ему теплую руку.
Сева осторожно взялся за ее пальцы.
– Не удивляйся, – сказала королева. – Конечно же, я теплая. Я живая и даже теплокровная. Вот была бы я мертвячкой, как Гарри, тогда и руки у меня были бы ледяными. А тут…
Она наклонилась, снова поцеловала Севу в щеку, он увидел совсем рядом ее зеленоватые глаза такого же цвета, как бывает вода в проруби.
– Вытри со щеки помаду, – велела она, – а то девчонки будут дразниться.
Сева тер щеку и думал: никогда не догадаться, сколько ей лет. Кожа гладкая, ни единой морщинки, глаза ясные, сверкающие, сама стройная, как гимнастка на помосте, и в то же время ты понимаешь, что никакая она не молодая. Но старая ли?
Нет, ни в коем случае этого нельзя сказать.
Хотя, может быть, она старинная, как старинный хрустальный бокал.
– Пошли, наш верный отважный друг, – сказала королева и повела Севу к своей карете.
Она уселась на покрытое подушками сиденье, рядом посадила Севу, и тут же по ее знаку в карету полезли придворные и сопровождающие гномы и феи. Сразу карета набилась мелким народом и наполнилась различными голосами.
Тесно стало до безобразия, но в то же время никто до Севы не дотрагивался. Друг с дружкой они толкались и щебетали, попискивали, смеялись и даже ныли, но Сева сидел как за стеклом.
– Ну как, не удивительно тебе? – спросила королева.
Сева открыл было рот, чтобы признаться, что ничего более удивительного и похожего на сон с ним в жизни не случалось, но его проклятый язык сам за него ответил.
– Ничего особенного, – сказал он. – А у вас грибы есть?
– Грибы?
И в карете наступила гробовая тишина. Будто Сева произнес совершенно неприличное слово.
– Грибы? – повторила Снежная королева.
– Я их собирать люблю, – сказал Сева. – А так не люблю, вы не думайте. Я их даже ем редко, только соленые.
– Он их ест, – прошептал над ухом Севы белый пушистый мотылек.
– Давай договоримся, мой друг, – сказала Снежная королева голосом Снежной королевы. – Больше ни о каких грибах мы здесь не говорим. Даже это слово забыли. Ты понял?
– Я понял, – сказал Сева.
И чуть было не добавил – «ваше величество».
Тишина так и осталась внутри кареты. Карета ехала по асфальтовой шоссейке, раскачивалась, позвякивала множеством колокольчиков и хрустальных подвесок, которыми была украшена, но внутри ее никто и слова не сказал.
И тут Сева подумал: «А чего я стесняюсь? Во всем мире грибы собирают и едят. Кроме поганок. Может быть, здесь грибы ядовитые?»
Но Снежная королева сменила тему разговора.
– Как здоровье Афанасия Тихоновича? – спросила она.
– Чье здоровье?
– Бывшего чемпиона мира Афанасия Столичного. Неужели ты о нем уже забыл?
– Это наш начальник лагеря?
– Вот именно.
– На вид он ничего, молодец, – сказал Сева. – А что, вы знакомы?
– Как я была в него влюблена! Как я болела за него двадцать три года назад, когда в Хельсинки проходило первенство Европы!
