Кай Майер - Мерле и повелитель подземного мира
— Ты уверена, что правильно поступаешь? — спросила Королева.
— Ты хочешь меня отговорить?
— Нет. Это — твое решение.
— Тогда помолчи.
Мерле боялась, что Королева сможет заставить ее остаться и будет командовать не только ее языком, но и телом. Однако Королева этого не сделала. Она отнеслась к ее намерению с пониманием, хотя и с неодобрением, не сказав на прощание ни единого слова, ибо она не хотела думать ни о каком прощании.
Мерле перелезла через край уха и выбралась на его внешнюю сторону. Каменная поверхность была пористой, изобиловала выбоинами и глубокими царапинами. Такова, наверное, была природа этого камня, но иногда казалось, что вмятины — результат столкновения мертвой головы с… да, с чем? С летающими камнями? Или с когтями лилимов? Или с твердыми, как сталь, птичьими клювами?
Нечего об этом думать. Ни за что нельзя отвлекаться!
Самый короткий путь к углу рта каменного черепа пролегал через его впалую щеку, представляющую собой довольно глубокую котловину сразу за выпирающей скулой. Мерле невольно задалась вопросом — не является ли это лицо портретом какого-нибудь человека. Понятно, либо очень старого, либо изможденного, ибо ни у кого в жизни ей не доводилось видеть таких втянутых щек, даже у самых голодных детей в приюте.
— Не смотри вниз, — сказала Королева Флюирия.
— Я стараюсь.
Она цеплялась руками и ногами за малейшую выпуклость и продвигалась медленно, но верно. В общем, оказалось не так страшно, как представлялось. Правда, она все время помнила наказ Королевы и не спускала глаз с каменной поверхности, по которой лезла ко рту головы. Лишь иногда, когда надо было посмотреть, куда ставить ногу, Мерле не могла не бросить быстрый взгляд вниз на проносившуюся и под ними равнину. Тогда сердце снова принималось бешено колотиться, а желудок будто скручивался в тугой узел.
На правой руке у Мерле вдруг сломался ноготь, когда надо было зацепиться за очередную выемку. Наверное, уже пройдено полпути, но она не была в этом уверена. Если все время глядеть на каменную стенку перед собой, то теряется ощущение и времени, и пространства. А что, если преодолены только первые несколько метров? Даже меньше того, что представлялось?
Вперед. Только вперед.
Ну, еще совсем немного.
Она осторожно, очень осторожно повернула голову в сторону и оглядела каменную поверхность. Угол рта был уже недалеко. Только бы ей удалось перебраться через каменную нижнюю губу, и она — в безопасности.
Надо полагать, что человек, там, во рту, отнесется к ней так же по-дружески, как она к нему.
А вдруг он не такой беспомощный, как кажется?
Что, если он ее придушит?
Она отмахнулась от страшных мыслей и снова сконцентрировала внимание на своих руках и ногах.
Тем не менее, хотя она очень старалась об этом не думать, невозможно было совсем отвлечься от реальности: прижавшись к щеке пятидесятиметровой каменной головы, она несется вместе с ней куда-то на страшной высоте с такой головокружительной быстротой, что скалистая равнина видится внизу сплошным желтым туманом.
И все это надо терпеть из-за какого-то незнакомца, которого она совсем не знает. Вдруг он — опасный человек, или даже убийца, или, может быть, верный слуга Лорда Света? И вот ради него она рискует своей жизнью. И не только своей. Если верить Королеве, от нее, от Мерле, зависит судьба Венеции.
Внезапное осознание своей роли так поразило Мерле, что на какой-то момент ее руки ослабли. Левая рука тотчас соскользнула с бугорка, но правой рукой она успела ухватиться за каменный выступ, такой небольшой, что на нем едва нашлось бы место для цветочного горшка. В панике она стала сучить ногами, ища опору, но ноги сорвались с каменного края, и какую-то долю секунды она висела над пропастью.
— Вот так, — сухо бросила Королева Флюирия.
Мерле напружинилась, пальцы левой руки, к счастью, успели нащупать выступ, и она рывком подтянулась кверху, одновременно упершись во что-то ногами. И стала карабкаться дальше.
— Неплохо.
— Спасибо за поддержку, — процедила Мерле сквозь зубы.
Еще два-три метра, и она у цели, в углу каменного рта.
— Ну вот и получилось.
— Ты будто этого не ожидала.
— Думаешь, тогда я бы тебя отпустила?
Эти слова подтвердили опасение Мерле: Королева при желании может управлять ее, Мерле, телом. Такое открытие ее не слишком обрадовало, но сейчас голова была занята другим.
Мерле уцепилась за кромку трещины в нижней каменной губе, подтянулась вверх и, сильно оттолкнувшись ногой, перевалилась через губу прямо в глубь каменного рта.
С криком покатилась она куда-то вниз, в пустоту, и шлепнулась на что-то твердое.
Слава Богу, что там не было зубов, на которые можно напороться. И языка там тоже не было. Просто — широкая полость, как пещера. А дальше — сплошная тьма, сквозь которую ничего не разглядеть. Может быть, там проход внутрь черепа? Или это всего лишь задняя стенка глотки?
Мерле поднялась и взглянула на внутреннюю сторону губы.
Человека там уже не было, но не по его воле. Он просто не удержался на губе и, как Мерле, соскользнул вниз, в полость рта. Там он и лежал — на ворохе своих белых прядей, словно в большой молочной луже.
Но человек дышал. Даже тихо стонал.
Мерле стала подбираться к нему на четвереньках. Стук собственного сердца отдавался в ушах. Она остановилась, отдышалась и поползла дальше. Из-за усталости или от волнения она почти не чувствовала ни ног, ни рук. Если он и вправду на нее набросится, ей несдобровать. Ох, зачем ее сюда занесло?
— Эй! — тихо окликнула его Мерле.
Он лежал на боку, к ней затылком. Его длинные белые волосы разметались во все стороны, и если бы он встал, они доходили бы ему до колен. Левая рука у него была прижата к боку, правая вытянута вдоль тела. Пальцы — большие и узловатые — скрючены. Сквозь светлую кожу просвечивали синие жилы, будто струйки чернил на белом листе бумаги.
— Эй!
Пальцы на руке шевельнулись, задергались и сжались в кулак. Потом снова бессильно разжались.
Мерле глубоко вздохнула, призвала на помощь все свое мужество и стала медленно, согнувшись, обходить человека. При этом было одинаково страшно поворачиваться спиной и к нему, и к темной дыре, зиявшей там, где начинается горло. Она решила красться лицом к человеку и на время забыть об опасной темноте.
Мерле была рада, что Королева помалкивала. Ей сейчас вовсе не были нужны колкие замечания по поводу ее нелепых, даже идиотских действий.
— Вы ранены?
Она все ближе подкрадывалась к человеку и уже могла разглядеть его лицо.
Глаза у него были открыты и смотрели прямо на нее, следили за каждым ее шагом.
У Мерле по спине поползли мурашки.
— Вы живы, — сказала она. — Почему же вы ничего не говорите?
Вопреки его ясному осмысленному взгляду, губы ему не повиновались и лишь подрагивали. Или он притворяется? И только того и ждет, когда она совсем приблизится? Может, он — лилим без когтей?
По его лицу пробежала судорога, брови поползли вверх, на лбу обозначились морщины, и он теперь казался просто жалким и беспомощным стариком.
Что за странное превращение?
— Он тебе не сделает ничего плохого.
Слова Королевы Флюирии немало ее удивили. От Королевы она привыкла слышать одни лишь предостережения.
— Ты в этом уверена?
— Он очень слаб. Видимо, погибает от жажды.
Мерле тут же вспомнила, что в лагере погибшей царской экспедиции она набила провизией полный рюкзак. Рюкзачок словно прирос к ее спине, и она о нем совсем забыла. Теперь она сняла мешочек с плеч, открыла бутылку с водой, понюхала — кто знает, не протухла ли вода, — и поднесла к лицу человека.
— Хотите? Можно вас напоить?
— Для того ты сюда и явилась.
Мерле молча кивнула, приподняла одной рукой его голову и смочила водой иссохшие губы. Белоснежные волосы старика были легкими и пушистыми, хотя казались густыми и спутанными. Ясные и настороженные глаза глядели на Мерле с таким вниманием и живостью, будто на нее смотрел совсем здоровый человек, а не какой-то полутруп. Пристальный взгляд блестящих глаз ее смущал. И даже пугал.
Мерле крепче прижала горлышко бутылки к его губам, потом отвела руку, ожидая, пока он слизнет с губ воду, а затем поднесла бутылку к его рту.
Наконец он качнул головой. Довольно.
Она обтерла горлышко подолом платья и заботливо закупорила сосуд. Кто знает, может быть, вода им еще понадобится. Первая бутылка уже пуста, это — вторая, и теперь тоже почти пуста. Осталась только третья, последняя.
Она сунула бутылку обратно в рюкзак к оставшимся запасам провианта.
— Спасибо, — вырвалось из губ старика. Но при этом его лицо осталось неподвижным, не шевельнулись ни его скулы, ни язык, хотя она отлично его слышала.
