Пол Стюарт - Академик Вокс
— Ты можешь идти, — промямлил Вокс.
И тут же дверь захлопнулась. Плут успел услышать громкую отрыжку и прерывистый сиплый смех. Потом последовали глухие удары, будто тяжёлое и неповоротливое животное брело, не разбирая дороги, сшибая и давя всё на своём пути. Плут замер, прижав ухо к двери. Ожидая, что будет дальше…
За дверью послышался заливистый храп. Юноша подёргал дверь, но она не открывалась.
Вздохнув, Плут взялся за верёвку, освободил тормоз, и кабинка начала свой долгий спуск. Плут утешал себя тем, что теперь знает, где находится Вокс Верликс. На девятом этаже. Даже если лаз в личные покои Вокса закрыт, то лифт не единственный способ, которым можно попасть к хозяину дворца…
— Благодарение Земле и Небесам! — воскликнула Гестера. — Ты вернулся обратно! Почему так задержался? Здесь можно сдохнуть от холода.
Плут вылез из канатного подъёмника в кухонное пекло.
— Не забудь про печку, деточка, — обольстительным голосом ворковала Гестера. — Сейчас же разведи огонь, пока я не превратилась в ледышку. Ах, мои старые больные кости! Как я могу готовить свои снадобья в промозглой кухне? Ну, чего нос повесил? Взбодрись!
— Хорошо, — покорно ответил Плут, направляясь к бревну, которое он бросил посреди кухни. Обхватив ствол обеими руками, юноша оторвал его от земли, с размаху бросил в топку и вернулся за дровами.
Тем временем Гестера отправилась в кладовую и принесла увесистую стопку пергаментов и внушительных размеров пустой ящик из железного дерева. Сгибаясь под тяжёлой ношей, гоблинша прошаркала по кухне и, усевшись в кресло перед огнём, с облегчением вздохнула. Положив ворох бумажек себе на колени, она расправила передник и принялась разбирать рецепты снадобий, написанных на пергаменте, ухмыляясь и тихо бормоча что-то себе под нос.
Плут ухватил ещё одно бревно и забросил его в топку. Затем ещё и ещё, раздувая мехи после каждой очередной порции. Печка раскалилась, в кухне стало не продохнуть.
— Ах как приятно, золотце моё, — просюсюкала Гестера, и веки у неё отяжелели. — Тепло, уютно, именно так, как я люблю…
Юный истопник хмыкнул. Гоблинша провалилась в сон.
«Сейчас тебе станет совсем хорошо, — подумал он. — Я натоплю эту кухню как никогда!» Он изо всей силы налёг на мехи, качая воздух. Гестера разлепила свинцовые веки и опять закрыла глаза.
Плут продолжал пихать дрова в печь, пока в топке не осталось свободного места. Жарища была адова — кухонная печка раскалилась докрасна, полыхая ярче, чем заводские доменные печи на Опушке Литейщиков, где он когда-то спас Вурало и других толстолапов. Как давно это было!
Гестера, прикорнувшая в кресле, уронила голову на колени, и несколько листочков пергамента соскользнули на пол. Гоблинша сладко похрапывала, разомлев от тепла.
Плут улыбнулся. Кухарка крепко спала, — значит, у него появился шанс улизнуть. Проходя мимо посапывающей гоблинши, Плут бросил взгляд на рецепты, валявшиеся на полу у её ног.
«Капли для боли в ухе». «Мазь для приступов меланхолии». «Раствор для ослепления». «Настойка для судорог»…
Рецепты были написаны кухаркиным паучьим почерком. Один листок неожиданно привлёк внимание юноши. На нём значилось: «Отвар для, колик в желудке». Плут пробежал глазами страницу:
«Смешать уксус из дубоивовьх ягод с молоком тильдера… Кипятить на медленном огне, пока не свернётся. Поставить остужать… Для, вызова рвоты добавить щепотку суиьеного кусковатого мха…»
Плут от омерзения скривил губы. Когда он учился на Вольной Пустоши, ему читали лекции обитатели лесов: тролли-бормотуны и эльфы-дубовички, посвятившие всю свою жизнь изучению целебных свойств растений, чтобы создать на их основе лекарственные препараты — мази и настойки, которые снимают боль и облегчают страдания больных. С Гестерой все обстояло иначе. Злокозненное создание использовало свои знания во вред всему живому: намеренно причиняла несчастья, портила здоровье, вызывая боль! Плут с ненавистью смотрел на рецепты. Больше всего на свете ему хотелось сгрести ворох вредоносных бумажек, и сунуть их в печь…
«Только не сейчас», — сказал Плут сам себе, поворачиваясь спиной к спящей ведьме. Сейчас он должен выбраться из пекла и попасть на девятый этаж!
Плут крадучись пробирался по загромождённой кухне, и постепенно храп гоблинши стал отдаляться. Он шёл на цыпочках в полутьме, оставив позади и зловредную гоблиншу, и пылающую печь. Воздух становился прохладнее.
Юноша огибал штабеля ящиков и коробок, обходил горы мешков, тумбочки и столики, сплошь заставленные горшочками, баночками, кувшинами и колбами, наполненными доверху какими-то загадочными жидкостями. И вот лестница: её ступеньки, возносясь ввысь, таяли в глубоком мраке. Плут начал подниматься.
Примерно на полдороге его осенила тревожная мысль: а что если дверь закрыта?
Добравшись до верхней площадки, Плут нервно схватился за ручку двери, повернул… Потянул на себя… Заскрипели ржавые петли, и дверь — благодарение Небесам! — нехотя открылась. Плут нырнул в щель, быстро закрыл дверь за собой и замер, ноги его прилипли к полу.
Там, в глубине просторного зала, спиной к Плуту стоял Костоглот, поёживаясь от холода.
Бочком сделав несколько шагов, Плут спрятался за огромной ногой какой-то статуи, сплошь покрытой пылью и оплетённой паутиной.
Старик привратник, дыша на руки, чтобы хоть немного согреться, одиноко топтался у парадных дверей. Статуя, за которой прятался Плут, угрожающе качнулась, и юноша едва упредил её падение, вцепившись в каменную фигуру обеими руками.
— Интересно, что он о себе думает? Наверно, считает себя всесильным Верховным Библиотекарем, которому позволительно заставлять бедного Костоглота ждать… — ворчал озябнувший привратник, притоптывая ногами и обхватив себя за плечи. — Костоглот замёрз, — угрюмо бормотал он. — И есть хочет. Все кому не лень гоняют старика и в хвост и в гриву. Даже пообедать спокойно не дадут… — Он подошёл к входной двери, откинул серебряную заглушку с глазка и прильнул к нему. — Ну где же он?
Пока Костоглот стоял к юноше спиной, тот выскользнул из укрытия и на цыпочках прокрался по мощённому плитами залу, стараясь держаться поближе к статуям. Делая короткие перебежки, Плут направлялся к лестнице, очертания которой вырисовывались из мрака. Не успел он преодолеть и половину пути, как престарелый гоблин снова повернулся к нему лицом. Плут затаил дыхание, прильнув к каменному изваянию.
— Бедный Костоглот! — продолжал причитать гоблин. — Держат его за мальчика на побегушках. И никакой благодарности! — Привратник посопел носом и принялся расхаживать взад-вперёд. — Ни от кого доброго слова не дождёшься! — Он снова повернулся к Плуту спиной.
Внезапно раздался оглушительный треск. Плут инстинктивно бросился на пол ничком, прикрыв голову руками.
Трах-тарарах!
Статуи затряслись на своих постаментах, будто сочувствуя поверженному каменному идолу, лежавшему в осколках на мраморном полу. В зале воцарилась тишина, её нарушил торжествующий вопль привратника.
— Плохо стараетесь! Не поймать вам старика Костоглота! — взревел он, грозя кулаком молчаливому ряду статуй, прячущихся в тёмных нишах.
Плут выглянул из-за постамента, за которым укрывался от старика. Гоблин ожесточённо пинал останки старинной статуи, разлетевшейся на куски.
— Ну что? Думала, попался Костоглот? Ждала, пока он повернётся к тебе спиной? Но Костоглота не проведёшь! Он быстро бегает, и тебе его ни за что не догнать! — Старик довольно хмыкнул и направился к двери в кухню. — А теперь Костоглот выметет все осколки и выбросит их на помойку. Избавились от тебя наконец! Скатертью дорога!
Гоблин исчез за кухонной дверью, и Плут, втянув голову в плечи, бросился к лестнице и, прыгая через две ступеньки, перемахнул первый пролёт. Там он спрятался в тени витой колонны на лестничном марше и увидел, как возвращается Костоглот, шаркая по мраморным плитам, — под мышкой он держал тяжёлую швабру с сучковатой ручкой. Неумело посвистывая, гоблин принялся подметать осколки, сгребая их в аккуратную кучку.
— Важный посетитель, — бормотал он себе под нос. — Нужно произвести хорошее впечатление…
Плут продолжил подъём по парадной лестнице, избегая косых солнечных лучей, проникавших сквозь высокие стрельчатые окна. Его окружали статуи. Они стояли на цоколях и постаментах, выстраивались в ряд по коридорам, расходящимся лучами во всех направлениях, как спицы огромного колеса. Статуи наблюдали за ним из темноты, как будто каменная армия замерла в ожидании чего-то.
«Это всего лишь скульптуры, — уговаривал себя Плут. — Бездушные куски мрамора…» Когда он проходил мимо каменных изваяний, они, казалось, вздыхали и перешёптывались друг с другом, и не раз он улавливал на себе брошенный искоса взгляд, но, обернувшись, видел только пустые глаза застывших навеки фигур.
