Клайв Баркер - Абарат. Абсолютная полночь
Зеркальная печать вспенилась, задымилась и растворилась. Она вошла внутрь, изнывая от любопытства и не собираясь ждать, пока расплавленное отверстие застынет, предпочитая вытерпеть жалящие капли раскаленного металла на собственном черепе и плечах.
Ее нетерпение было вознаграждено, и незначительная боль мигом забылась на фоне того потрясения, что ожидало ее внутри.
В Башне Иглы не было лестниц, спиралями уходящих ввысь. Не было здесь и никаких механических приспособлений, которые могли бы ее поднять. Стены башни покрывали изящные выросты желтой, серой и сине-фиолетовой ткани, образующей чувственные цветы невероятной сложности и гармонии; их мембраны набухали и опадали, переплетенные стебли быстро вспыхивали и переливались, уносясь к залитой лунным светом комнате на вершине. Боа осторожно прикоснулась к узлу из разноцветного вещества в форме кадила, свисавшего на стыке нескольких длинных, сверкающих, влажных стеблей.
Анатомия Иглы мгновенно отреагировала на прикосновение. Пол под ногами Боа начал вращаться, и она бы упала, если бы поверхность в тот же миг не повернулась в противоположном направлении, вернув ей равновесие. Она ухватилась за петлю переплетенных внутренностей, чтобы вращения не застали ее врасплох, но едва она это сделала, как вся система цветущих кишок и светящихся сосудов начала поднимать ее на платформе из плоти лепестков, натянутых на кость; она поднималась с такой скоростью, что едва могла дышать, обгоняя семенные органы, откуда вытекал медовый сок, быстрые соединительные лозы, лепящиеся по стенам, плодоносящие выпуклости и железы, что взрывались в честь ее прибытия и выплескивали на нее свои драгоценные соки, пятная жизнью (ту, что еще несколько часов назад была созданием, лишенным формы, исключенным из материальности этого мира) и одаряя новыми способами прожить свою обретенную после смерти жизнь.
Теперь она была почти на вершине башни и видела, что комнату освещает не только лунный свет. Здесь были другие источники, и они двигались.
— Тлен? — позвала она. Ответа не было. — Это я. Твоя принцесса. Я вернулась.
Будучи островом, видевшим прибытие и отбытие живых и мертвых (а также многих путников, не попадавших ни в одну из этих категорий), Горгоссиум нуждался в трех гаванях.
Та, что предназначалась для строительства и спуска на воду огромных судов, называлась Китевай и располагалась на северо-востоке. Именно оттуда «Полынь», новый корабль Бабули Ветоши, отправился разорять Иноземье и встретил бесславную гибель среди заполненных водой улиц Цыптауна.
Для большинства судов, которые разгружали и загружали товары, существовала торговая гавань в Узнаке, на юге острова.
Но ныне матриарх собиралась воспользоваться третьей, самой маленькой гаванью в местечке Вроконкефф.
Путешествие было не слишком далеким — ей предстояло пересечь пролив к пирамидам Ксуксуса. Путешествие могло не иметь больших последствий, но тем не менее было очень важно, и она готовилась к нему, постясь девять дней и за это время не сказав ни единого слова. Даже сейчас она спустилась с мумифицированной руки, давно служившей ей средством передвижения, и, не говоря ни слова, направилась к простому судну, готовому отвезти ее к пирамидам. Из уважения к своей старейшине швеи, которые ее сопровождали, вели себя точно также.
Она находилась уже на середине трапа, когда на дальнем конце пристани возникла какая-то суматоха.
— Госпожа! Госпожа!
Это была девушка по имени Маратиен, которая несколько лет прислуживала матриарху в башне. Теперь она бежала по пристани к своей хозяйке. Несколько швей преградили ей путь, чтобы не допустить к Бабуле Ветоши, опасаясь, что намерения Маратиен могут быть недобрыми.
Но старуха ее не боялась.
— Пропустите, — распорядилась она. — Пусть подойдет. Что случилось, Маратиен? Что тебя так встревожило, дитя?
— Кто-то находится в вашей башне.
— Разумеется. Я оставила…
— Но это не сестры-швеи, госпожа.
— Тогда кто?
— Я ее не знаю.
— И это настолько тебя обеспокоило, что ты прибежала, чтобы меня предупредить?
— Да, госпожа.
— Ты знаешь, насколько важно для меня это путешествие?
— Конечно, знаю. Простите, что отвлекаю вас от великой работы. Я не хотела проявлять неуважение. Пожалуйста…
— Тихо, тихо, — сказала Бабуля Ветошь, и в ее голосе прозвучала почти любящая снисходительность. — Ты все сделала правильно.
— Я не думала, что…
— Я сказала, ты все сделала правильно, Маратиен. А значит, так и есть. Будет и другой прилив. Я вернусь в башню вместе с тобой.
— Но что если я ошиблась?
— Тогда это будет означать, что ты совершила ошибку, которая послужит тебе уроком.
— Да, госпожа.
— Что ж, пойдем посмотрим, кто это решил зайти ко мне в гости.
Глава 22
Поворот
Когда маленькая лодка доставила Кэнди и Шалопуто в открытые воды Изабеллы, вырвавшись из лабиринта пещер под Вздором, она сразу утратила всю прежнюю самостоятельность.
— Ты случайно не знаешь, где находится остров Частного Случая? — спросил Шалопуто, смущенно глядя во всех направлениях.
Кэнди надолго задумалась. Над водой летал холодный ветерок. Она поежилась.
— Не могу сосредоточиться. Я здесь совсем одна.
Она закрыла рукой лицо. На глазах выступили слезы. И когда это случилось, они начали литься без остановки. Шалопуто сидел, держа весла и наблюдая за Кэнди. Хотя голова его была опущена, он смотрел на нее пристально и внимательно.
— Я думал, ты будешь рада от нее избавиться, — сказал он.
— Я рада, — ответила Кэнди. — По крайней мере, была рада на острове. Она злая. Но все же здесь… — она постучала указательным пальцем по лбу, — здесь только я и много места. Слишком много места.
— Все в такой же ситуации.
— Да?
— Конечно.
— Одинокие?
— Иногда очень.
— Я и не знала, что когда она уйдет, это будет так странно. Ты прав. Я чувствую то же, что и все остальные.
Она вытерла слезы тыльной стороной ладони, но как только сделала это, ее вновь охватило отчаяние, и слезы полились сами собой. Такое впечатление, будто она, Кэнди, плакала впервые в жизни, лишившись другой сущности, которая помогла бы унять грусть. Она не пыталась остановить их. Она просто плакала и говорила, захлебываясь слезами.
— Я думала, меня одной будет достаточно, чтобы заполнить всю голову. Так мне казалось сначала.
— А теперь?
— А теперь такое впечатление, будто я сижу у маленького костра посреди… посреди… — Слезы мешали ей говорить, но она все же закончила:
— Посреди огромной серой пустоты.
— А она плотная, эта пустота?
— Какая разница, — ответила она, глядя в темную воду.
Мимо лодки пропыл одинокий переливающийся волнами цвета спрут, чье тело от кончиков щупалец до макушки было не больше ее стопы.
— Может, это просто серый туман, — сказал Шалопуто. — И там не пустота. Может, в нем полно самых разных вещей, которых ты даже не видела.
Кэнди посмотрела на Шалопуто, глядевшего на нее столь пристально и с такой любовью, что она ощутила само ее присутствие, живую сущность, стремившуюся избавить ее от одиночества. Намеренно он это делал или нет, но так она чувствовала.
— Ненавижу девчонок, которые плачут по любому поводу, — сказала она, второй раз вытирая слезы. — Больше никакого рева.
— У тебя была причина, — заметил Шалопуто.
— Причина всегда найдется. Уверена, пока я доберусь до дома, случится еще куча разных гадостей.
— До дома в Иноземье? Зачем тебе туда возвращаться? Ты же говорила, что ненавидишь его.
— Там было не так уж плохо, — ответила Кэнди без особой уверенности. Затем, взглянув на море, она сказала:
— Мне здесь нравится, Шалопуто. Ничто не сделало бы меня счастливее, чем жизнь в Абарате.
— Тогда оставайся.
— Я не могу. Слишком высока цена.
— Какая цена?
— Жизни людей. Не только Соглашателя. Миссис Мунн — ее едва не убили. И множество других. Возможно, ты скажешь, что некоторые это заслужили. Каспар Захолуст. Крест-Накрест. Заплаточники на «Полыни», швеи Бабули Ветоши. Все они были бы живы, если б я осталась в Цыптауне. То, что произошло с Лагуной и ее детьми — последняя соломинка.
— А как насчет других, чью жизнь ты изменила? Что насчет людей, которые тебя любят? А я? Кэнди, что буду делать я, если ты уйдешь? Мне казалось, мы будем друзьями навек.
Кэнди вздохнула.
— Приходи в гости, — сказала она.
— Ну конечно, так меня и ждут в Цыптауне, — ответил Шалопуто. — Скорее, они меня в зоопарк посадят.
— А если с тобой что-нибудь случится здесь? Ты ведь знаешь, это возможно. Я не смогу с этим жить.
— Ничего со мной не случится, клянусь. Я буду жить вечно. Мы оба.
