Эдуард Скобелев - Пацаны купили остров
Все складывалось хорошо. Судьба благоприятствовала: дождь как раз прекратился и вертолет легко поднялся в воздух. В считанные минуты он достиг косы в юго-восточной части острова и приземлился.
И — вовремя, потому что головорезы во главе с Бенито, выполняя приказ Босса, заблокировали уже выход из пещеры и как раз начали обстреливать ее газовыми гранатами. Был ранен Агостино. Оба пленных охранника, пользуясь замешательством Педро и Мануэля, перебежали к Бенито.
Тотчас оценив ситуацию, Антонио вступил в бой и потеснил Бенито. Но банда продолжала сражаться — обстреляла вертолет. Чудом удалось избежать гибели машины. Взяв на борт Педро, Мануэля и раненого Агостино, Антонио поднялся в воздух и принялся сверху расстреливать своих врагов.
Вскоре все было кончено. Охранники не подавали признаков жизни. Раскинув руки, упал среди скал Бенито.
Возвратившись к резиденции, Антонио переоделся в рубашку и брюки одного из пилотов и, ведя впереди себя Босса, отправился к нему в кабинет. Босс был предупрежден, что при малейшем неповиновении будет убит на месте. Дрожа за свою шкуру, он обещал сделать все, что ему прикажут.
Первый приказ касался посещения тюремной камеры и освобождения пленников…
— Вот вы и подкрепились, — закончил свой рассказ Антонио. — Теперь наша задача — поскорее вернуться в вертолет… Единственное, что меня сейчас смущает, — это толпа охранников, собравшаяся возле вертолета.
Люди молчали, пораженные смелостью и дерзостью Антонио, — нужно было время, чтобы освоиться с новой ситуацией.
ПЕРЕГОВОРЫ
В разговор вмешался Босс, взбешенный тем, что его не допустили к собственному столу. С опаской покосившись на Антонио, Босс сказал:
— На вертолете вам улизнуть не удастся, господа. Дело в том, что для перелета на Кубу понадобится хороший запас горючего, а его у нас нет. Да и, помимо всего, это было бы нарушением элементарных человеческих и гражданских прав: захватить вертолет, который мне не принадлежит. На этот счет есть международная конвенция.
— Вы вспоминаете, разумеется, только о тех конвенциях, которые вам в данный момент выгодны, — возмутился Алеша. — Вы говорите о каких-то гражданских и человеческих правах. Но разве не вы, господин Гудмэн, бросили нас в тюрьму и морили голодом — без малейшей вины с нашей стороны? Разве не ваши люди несколько раз открывали автоматный огонь с явным намерением убить кого-то из нас? И разве нельзя было давным-давно закончить все миром, оказав нам, жертвам стихии, самую минимальную помощь?
— Странно, — сказал дядюшка Хосе, утирая вспотевшее лицо салфеткой, — нас стыдят за недоброе отношение. Но позвольте, что вообще означают здесь эти тюрьмы, что означают эти политические заключенные, как они вообще возникли?
— Не только политические, — жестко сказал Антонио. — Ты, Босс, знаешь: воля моя беспредельна. Я скорее подохну, чем уступлю или отступлю… Пришел час, когда наши пути разошлись… И я требую ответить, вот им ответить, для чего здесь выгрузили группу юношей и девушек? Куда их повезут дальше?
— Не знаю, — буркнул Босс.
— Это не ответ. Я жду.
— Это все специально отобранные люди. Они согласны предоставить для других, богатых людей необходимые части тела. Почки, сердца и так далее… Им заплатили. Имеются соответствующие документы.
— Ты лжешь, — сказал Антонио. — Расписки, может быть, и есть, только каким путем они добыты, эти расписки?
— Ужасно, — проговорил дядюшка Хосе. — Я об этом как-то читал, но не верил… Слишком чудовищно… Хладнокровно отобрать людей для тайного умерщвления.
— Так повсюду делается в мире, — уверенно сказал господин Гудмэн, но щеки его дрожали, а пальцы все время поглаживали подбородок. — Мир принадлежит более сильным, и тут уже ничего не попишешь. Сильные люди не любят лишнего шума вокруг своих секретов. Если они прогневаются, вам не скрыться от их гнева. Вы можете убить Гудмэна, который перед вами, но вам не понять, что вообще Гудмэн бессмертен.
— Пришло время иначе смотреть на мир, иначе думать о нем, чем думали прежде, — сказал Алеша. — Мир принадлежит все-таки не сильным людям. Пусть они хитры, коварны, организованы в тайные общества или легальные союзы, мир принадлежит всему миру, и кто отвергнет эту главную истину, тот обречет мир на смерть и гибель.
Господин Гудмэн рассмеялся.
— Это все приятная и милая, но совершенно пустая болтовня. Миром правит не истина, не добро, а знание, технология. Стало быть, закон. Стало быть, насилие. Иначе говоря, всякое насилие может быть законом. Сила создает закон… Вы, ничего не знающие о том, как созидается сила и как внедряется бессилие, и представить себе не можете, сколько в жизни самого примитивного и самого дешевого театра. Но есть замыслы сложные, претворяемые не за день, не за год… Чтобы перечеркнуть тысячелетние упования, которые иногда угрожают революциями или даже вызывают революции, им дают выход, ведут народы по неверному пути, и сам путь измучивает народы терниями и жертвами, и они отказываются в конце концов от собственных упований и полностью принимают предначертания великих мудрецов…
— Не морочь голову своей мнимой причастностью к главным тайнам истории, — перебил Антонио. — Скажи лучше, можешь ли ты затребовать сюда горючее?
— Зачем оно вам? Вертолет все равно собьют. И если вы поплывете морем, корабль тоже потопят. Положение ваше безвыходно, — сказал господин Гудмэн, разводя руками. — Очень сожалею, но безвыходно.
— Нет, — возразил Антонио, — совсем нет. Ты лжешь, Босс. Положение безвыходно, пока люди боятся, пока подчиняются. Но если они поднимаются на борьбу, они побеждают, потому что на их стороне правда.
— В самом деле, — взволнованно сказал дядюшка Хосе. — Люди обычно тратят свой ум на то, чтобы удобнее устроиться в жизни, приобрести славу и богатство. Все это обусловливает жалкое состояние разобщенности, слабость и зависимость… Миллионы людей принесли бы несравненно больше пользы для себя, для народа и для человечества, если бы задумались о том, как справедливее и достойнее устроить общую жизнь, как приумножить общую славу и богатство.
— Этого не будет никогда, — усмехнулся господин Гудмэн. — Никогда не случается то, что идет вразрез с интересами влиятельных мудрецов. Люди были и останутся парализованными своим эгоизмом. Они принимают свой эгоизм за высшую свободу. Будьте уверены, их вновь и вновь убедят в этом.
И тут встала Мария.
— Надо лишить этого человека всех полномочий, — сказала она, указывая на господина Гудмэна. — Если мы не можем доказать правду тем, кто стоит над ним и за ним, пусть он сам убедится в силе праведного гнева… Надо отнять у него этот остров или купить за ту мизерную цену, за которую он покупает покорность своих слуг.
— Ишь, чего захотела, — прищурился господин Гудмэн, голос его, однако, дрогнул. — Не вы мне давали этот остров, не вам решать, что с ним делать.
— Пожалуй, действительно, стоило бы проучить прохвоста, — кивнул Антонио. — Итак, сколько стоит ваш остров, сэр?
— Не знаю… Не продается. Это только русские могли продавать целые континенты за жалкие кучки монет, — Босс усмехнулся. — Время детских забав миновало.
— Да он просто шутит, — подмигнув Алеше, сказал Антонио. — Он просто не верит, что мы можем поступить с ним так же, как он поступал с другими. Лишив завтрака, мы его лишим обеда и ужина, посадим в темную камеру и потом спросим снова.
— В камеру — не надо, — забеспокоился Босс. — Там очень грязно. Я люблю гигиену.
— Все любят гигиену, — сказал Антонио. — Покажи-ка, приятель, ход в пыточную из твоих апартаментов. Посидишь там, пока не придешь в себя.
Сказав так, Антонио взял автомат, щелкнул затвором и повел Босса в его спальню, откуда, он знал, был тайный спуск в камеру для пыток. Через несколько минут Антонио возвратился:
— Не нравится сукиному сыну. Верещит. Но это очень полезно для его морали.
— Если бы каждый мучитель знал, что рано или поздно орудия его пыток будут испытаны на нем самом, он был бы более терпим к другим, — сказал дядюшка Хосе.
— Пусть знает, — сказала Мария. — В древней Сицилии один искусный мастер сделал по заказу тирана медного быка с вместилищем для жертвы. Когда несчастного сажали в брюхо и он кричал, всем казалось, будто бык живой: он вращал глазами и мычал. Самое примечательное в этой истории то, что свирепый тиран испробовал пыточное сооружение, бросив туда самого мастера. Таков конец всех, кто готовит беду другим…
ВРЕМЯ РЕШИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИИ
Во время завтрака и во время разговора Антонио то и дело поглядывал за окно, прикрытое жалюзи.
— Меня все более беспокоит это сборище внизу. Пожалуй, они пронюхали, что произошло, и совещаются… И рация вертолета подозрительно молчит, — он вытряхнул из туристской сумки легкую переносную рацию и установил ее прямо на столе. — Правда, мы условились связываться только в самом крайнем случае, поскольку здесь ведется постоянное радионаблюдение.
