Питер Леранжис - Семь чудес и гробница теней
Папа вышел вперед и сжал мое запястье:
– Вы сошли с ума, если думаете, что я отпущу их одних! Я его отец!
Профессор Бегад коснулся его руки:
– Он должен, Мартин. Ты сам это знаешь. Ты хочешь, чтобы твой сын жил? Выбери мою смерть, не его.
Папа открыл было рот, чтобы ответить, но закрыл, так ничего и не сказав. Казалось, время остановилось, пока мы все смотрели на него. В том числе и Скилаки.
Я почувствовал, что хватка его пальцев ослабла. И затем он медленно их разжал. В его глазах, полных слез, застыло отчаяние.
– Джек вернется, – тихо сказал Торквин. – Хорошая подготовка. Хорошие гены.
Папа ничего ему не ответил. Вместо этого он крепко меня обнял и сказал, что любит меня.
На одно мое плечо опустилась ладонь Эли, на другое – Касса. Когда отец отпустил меня, Скилаки развернулась и продолжила подниматься по ступенькам назад к черному проему.
– Рада, что решение наконец принято. А теперь идем. Это оставьте, – добавила она, указав на рюкзак, в котором я спрятал локули.
– Но… там нужные мне вещи, – запротестовал я. Мне совсем не хотелось входить в одно из Чудес света без какой-либо магической поддержки.
Но Скилаки покачала головой:
– Там вам ничего не будет нужно. Вы ничего не возьмете с собой. И оставьте это кресло на колесиках. Оно вам тоже не понадобится.
Мы с Кассом и Эли скинули рюкзаки с плеч. Свой я отдал папе, пока Торквин помогал профессору Бегаду подняться с кресла-каталки. Я взял старика под руку. Под тканью твидового пальто его рука на ощупь казалась тощей и хрупкой.
– Что ж, друзья, снова ринемся в пролом, – пробормотал старик.
Мы шагнули в портал, и мне в лицо ударил ослепительный луч белого света. За краткое мгновение, прежде чем зажмурить глаза, я успел посмотреть на Бегада.
Он улыбался.
Глава 26
Это отурк
– Ого, кто включил черно-белый фильтр? – понизив голос, спросил Касс.
Я обернулся, с трудом заставив себя открыть глаза, и от удивления не нашелся что ответить. Мы прошли всего три шага внутри мавзолея, но никакого мавзолея уже не было. Не было ни мраморного потолка, ни выложенного плиткой пола, ни украшенных барельефами стен.
Я развернулся назад. Дверь – та, через которую мы прошли вслед за Скилаки, – исчезла. Мы стояли под открытым небом посреди сухой каменистой равнины, края которой терялись в густом тумане, в какую сторону ни посмотри. И время было не ночное, стояли сумерки; кроме того, все вокруг, казалось, было лишено красок, как после пожара.
– Я ожидала оказаться во дворце, – сказала Эли, – а не в анти-Нарнии.
Скилаки шла впереди по тропе, бегущей по серой земле, утыканной редкими пучками серой травы. Профессор Бегад, опираясь на мою руку, сделал пробный шаг.
– Не теряйте мужества, – сказал он.
– Скилаки, как далеко нам идти? – спросил я.
– Сколько потребуется, – ответила она.
Профессор Бегад разжал руку и пошел сам:
– Поразительно. Мы в своего рода Царстве Мертвых!
– Полегче, профессор! – испугалась Эли, и они с Кассом подбежали, чтобы помочь.
– Нет-нет, все в порядке. – Он с недоумением посмотрел на нас. – Моей груди удивительным образом лучше.
– Правда? – обрадовался Касс. – Это отурк!
Эли бросила на него раздраженный взгляд:
– Совсем нет, Касс. Это странно! Неправильно. И вообще у меня мурашки от этого места.
– Я просто пытался мыслить… – Касс нервно сглотнул, оглянувшись по сторонам, – позитивно.
Я чувствовал, как мои ноги касаются земли, но все наши шаги приглушались почти до полной тишины. Вдали от нас с обеих сторон темнели рощи деревьев без листьев. Их черные кривые ветки тянулись к пустому грязно-белому небу. Я часто моргал в надежде, что яркость вернется, но серый пейзаж был неизменен.
Скилаки замедлила шаг и вскоре остановилась у еще одной тропы, бегущей к лесу слева от нас. Насколько я мог заметить, в той стороне не было ни намека на замок или хоть какое-то строение.
– Где Артемисия? – не выдержал я.
– Нетерпение, – откликнулась Скилаки, – бессмысленно в Бо’глу.
– Это еще одно название Аида – Бо’глу? – спросил Касс. – Как Тартар?
– Аид и Тартар, вечно Аид и Тартар! – покачала головой Скилаки, и я пригнулся от полетевшего в мою сторону лоскута кожи размером с книжную закладку. – Ох уж эта одержимость материковой Грецией! Они… связаны. Но у Бо’глу есть свои отличительные достоинства, о которых вам еще предстоит узнать.
– Пока ни одного не заметила, – пробормотала Эли.
Скилаки окинула профессора Бегада изучающим взглядом, и на ее потрескавшихся губах заиграла жутковатая улыбка.
– Тебя зовут Радамантус, – сказала она. – Тебе ведь известно, что Радамантом звали одного из трех судей душ, вступавших в Аид?
– Разумеется. – Глаза Бегада засияли, и в его голосе прорезалось неожиданное возбуждение. – Могу ли я надеяться на встречу с моим тезкой?
Скилаки рассмеялась:
– Конечно нет! У Радаманта нет власти в Бо’глу! Ни у кого, кроме царицы Артемисии.
– Погодите, – сказал Касс, – я думал, что фактически она не была царицей…
– Здесь она царица! – перебила его Скилаки. – Но позвольте мне все объяснить, пока я буду показывать вам наш дом.
– Вы сказали, что отведете профессора Бегада к Артемисии, – напомнила Эли. – Нас ждут снаружи. У нас нет времени на экскурсию по Бо’глу.
– Время не станет проблемой, – ответила Скилаки.
Я взглянул на свои часы. На циферблате застыло 3.17 утра. Я постучал по нему ногтем:
– У меня часы встали.
Эли и Касс проверили свои: то же самое.
– Остановились не только часы, – сказала Скилаки. – Полагаю, вас мучили сильные боли, профессор. Что скажете сейчас?
– Никакой боли, – ответил профессор Бегад. – И это восхитительно.
Пепельные губы Скилаки растянулись, как крошечный занавес, сложившись в улыбку в ровно четыре коричневато-серых зуба.
– Время, как вы можете судить, сильно переоценивают.
Мы свернули за старой леди на уходящую вправо тропинку, ведущую в лабиринт корявых черных деревьев. Впереди послышался странный шум, похожий на помехи в автомобильном радио.
Пока я, прищурившись, вглядывался в даль, моя нога зацепилась за какую-то ветку, и я начал заваливаться вперед, прямо на дерево. Защищая себя от ушиба, я выставил руку… и оказался лицом к лицу с маленьким оскалившимся черепом.
С криком я отпрыгнул в сторону.
Скилаки медленно повернулась и засмеялась ритмичным «ссс-ссс-ссс».
– О, мой милый мальчик, не нужно бояться, – сказала она. – Они всего лишь отмечают тропу.
– Вы используете черепа в качестве указателей? – спросил я.
– Не пробовали краску? – влез Касс.
– Разве не важно поддерживать единый стиль? – вздохнула Скилаки. – Но если вы настаиваете…
Она щелкнула пальцами, и череп исчез.
Эли сжала мою руку:
– Мне здесь не нравится. Мне здесь совсем-совсем-совсем не нравится!
Мы шли за Скилаки по теперь ничем не обозначенной тропе, а тем временем шум впереди нарастал. Казалось, к моим ушам прижали щетки гигантского пылесоса. Вскоре я был вынужден зажать их ладонями.
– Уважаемая прорицательница, этот звук невыносим! – закричал профессор Бегад.
Скилаки остановилась на поляне, нагнулась и собрала в ладонь комок земли, несколько сосновых иголок, камешков и неизвестно чего еще. Помяв все это в руках, она протянула мне упругий и гладкий овал размером с витаминную пилюлю.
– Суньте это в уши, – сказала она, – и вы станете куда счастливее.
– Это же грязь! – возмутился Касс.
– Дайте сюда! – Эли схватила катышек и затолкала себе в ухо, после чего упала на колени и тоже подобрала комок земли. По примеру Скилаки она разминала ее пальцами, пока песчинки и иголки не слиплись в единую массу. Готовый комок она сунула во второе ухо.
– Ого! Сработало! Похоже на пенопласт.
Мы с Кассом и профессором Бегадом поспешили тоже заткнуть уши.
– Наши природные материалы универсальны, – пояснила Скилаки.
В это было трудно поверить. Шум как от помех практически сошел на нет, но голос Скилаки продолжал звучать громко и ясно. И все наши голоса тоже. Даже наши шаги.
Скилаки указала на поляну.
– Сюда, – сказала она.
Мы осторожно двинулись вперед, и туман начал редеть. Я уже мог различить нечто похожее на полноводную реку, справа налево прорезавшую серую мглу. Кто знает, сколько было до противоположного берега – футбольное поле, а может, и вся миля, – с местным причудливым ландшафтом нельзя было сказать наверняка.
До тихого русла оставалась всего пара футов. Вода в нем казалась невесомой, словно бесконечный поток повисших прямо в воздухе серебристых лент, полупрозрачных и мерцающих на свету. Крутые берега орошали брызги. Я чувствовал их на своих руках – крошечные тычки невесомых капель.
Я вынул затычку, но лишь на какую-то наносекунду. Грохот помех оказался невыносимым.
– Вот откуда шел этот звук! – понял я. – От воды в реке!
