Филип Пулман - Северное сияние
Пантелеймон сейчас был Воробьём и с любопытством сидел на плече Лиры. Его когти плотно врезались в накидку из волчьей кожи, когда она следовала за Тони к трибуне.
Он поднял её. Зная, что все оставшиеся в холе смотрят на неё, и, осознавая эту тысячу соверенов, которую она вдруг начала стоить, Лира покраснела и заколебалась. Пантелеймон прыгнул ей на грудь и стал дикой кошкой, сидя у неё на руках и мягко шипя, пока она осматривалась.
Лира почувствовала толчок и шагнула к Джону Фаа. Он был строгий и массивный, без какого-либо определенного выражения на лице, больше похожий на каменный столп, чем на человека, но он наклонился и подал свою руку для пожатия. Когда она подала свою, то её рука практически исчезла.
— Добро пожаловать, Лира, — сказал он.
Находясь рядом, она почувствовала, как грохочет его голос, как будто говорит сама земля. Она бы занервничала, если бы не Пантелеймон и факт, что его каменное выражение чуть-чуть смягчилось. Он обращался с ней очень мягко.
— Благодарю, Лорд Фаа, — сказала она.
— А сейчас иди в комнату переговоров, там мы продолжим наш разговор, — сказал Джон Фаа. — Хорошо они кормили тебя, эти Косты?
— О да. Мы ели угрей на ужин.
— Правильные болотные угри, я полагаю.
Комната переговоров была комфортным местом с ярким огнём, буфетами, нагруженными серебром и фарфором, и тяжёлым столом, до темноты отполированном годами, с двенадцатью стульями вокруг него.
Остальные мужчины с трибуны куда-то ушли, но старый дрожащий человек, всё ещё был с ними. Джон Фаа помог ему сесть за стол.
— А теперь ты, садись справа от меня, — сказал Лире Джон Фаа, взяв себе стул во главе стола. Лира заметила, что сидит прямо напротив Фардера Корама. Она немного побаивалась его лица, похожего на череп, и его постоянной дрожи. Его деймон был красивой массивной кошкой цвета осени, которая важно шагала по столу с поднятым хвостом, элегантно рассматривая Пантелеймона. Она слегка коснулась носа перед тем, как поселиться на коленке Фардера Корама, мягко мурлыкая и чуть прищуривая глаза.
Женщина, которую Лира не заметила, вышла из теней, держа поднос с фужерами, поставила его перед Джоном Фаа, поклонилась и вышла. Джон Фаа наполнил небольшие рюмки янивером из каменного кувшина для себя и Фардера Корама, и вином для Лиры.
— Итак, — начал Джон Фаа. — Ты убежала, Лира.
— Да.
— И кто была та леди, от которой ты убежала?
— Её звали миссис Коултер. И я думала, что она милая, но потом обнаружила, что она одна из Глакожеров. Я слышала, как кто-то сказал, кто такие Глакожеры. Так называют Главную Коллегию Жертвенников, и она причастна к этому, всё это было её идеей. И все они работали над каким-то планом, я не знаю, в чём он состоял, кроме того, что они собирались заставить меня помогать ей доставать детей для них. Но они не знали…
— Что они не знали?
— Ну, во-первых, они не знали, что я знала некоторых детей, которые были похищены. Мой друг Роджер (поварёнок), Билли Коста и девочка с крытого рынка в Оксфорде. А во-вторых… Мой дядя, верно, Лорд Азраэль. Я слышала, что они говорили о его путешествиях на север, но я не считаю, что он помогает Глакожерам. Потому что я следила за Мастером и Мудрецами в Джордане. Верно, я спряталась в Комнате Уединения, куда никому не положено входить кроме них, и я слышала, как он говорил им об экспедиции на север и о Пыли, которую он видел, а ещё он принёс им голову Станислава Граммана, в которой Татары сделали дырку. А теперь Глакожеры где-то его заперли. Его охраняют вооруженные медведи. И я хочу спасти его.
Она выглядела свирепой и настойчивой сидя там, такая маленькая в сравнении с высокой резной спинкой стула. Двое мужчин не могли не улыбаться, правда если улыбка Фардера Корама была нерешительным, сложным и богатым выражением, которое дрожало на его лице, как тени, отбрасываемые солнечным светом в мартовский день, то улыбка Джона Фаа была медленной, простой, тёплой и доброй.
— Ты лучше расскажи нам, что ты слышала тем вечером из того, что говорил твой дядя, — сказал Джон Фаа. — Ничего не пропускай. Расскажи нам всё.
И она рассказала, правда медленней, чем она рассказывала Костам, но зато честней. Она боялась Джона Фаа, и больше всего боялась его доброты. Когда она закончила, Фардер Корам заговорил в первый раз. Его голос был богатым и музыкальным, а интонаций было столько, сколько было оттенков у шерсти его деймона.
— Пыль, — произнёс он. — Они когда-нибудь называли её как-нибудь по-другому, Лира?
— Нет. Просто Пыль. Миссис Коултер сказала мне, что это элементарные частицы, но больше она их никак не называла.
— И они думают, что делая что-то с детьми, смогут узнать об этом больше?
— Да. Но я не знаю что. Если только не мой дядя… Есть кое-что, что я забыла рассказать вам. Когда он показывал им диапозитивы, у него был ещё один. На нём была Рора…
— Чего была? — переспросил Джон Фаа.
— Аврора, — поправил Фардер Корам. — Верно, Лира?
— Да, типа того. И в огнях Роры там было что-то, похожее на город. Башни, церкви, купола и тому подобное. Он был слегка похож на Оксфорд, вот что я думаю. Дядя Азраэль был тоже в нём заинтересован, но я думаю, что Мастер и Мудрецы больше интересовались Пылью, как миссис Коултер, Лорд Бореар и прочие.
— Понятно, — сказал Фардер Корам. — Это очень интересно.
— Теперь, Лира, — сказал Джон Фаа, — я собираюсь тебе кое-что рассказать. С нами Фардер Корам, он мудрый человек. Он провидец. Он наблюдает за всем, что происходит с Пылью, Глакожерами, Лордом Азраэлем и прочим, и он наблюдает за тобой. Каждый раз, когда Косты, или полдюжины других семей, отправлялись в Оксфорд, они привозили с собой немного новостей. О тебе, дитя. Ты это знала?
Лира помотала головой. Она начала бояться. Пантелеймон тихо зарычал, так что никто не слышал, но Лира чувствовала это кончиками своих пальцев, сквозь его шерсть.
— О да, — продолжал Джон Фаа, — все твои деяния, все они возвращались сюда, к Фардеру Кораму.
Лира больше не могла удержаться.
— Мы не повредили её! Честно! Эта была просто кучка грязи! И мы никогда не заходили слишком далеко…
— О чём ты говоришь, дитя? — спросил Джон Фаа.
Фардер Корам рассмеялся, и это время он перестал дрожать, а лицо его стало ясным и молодым.
Но Лира не смеялась. С дрожащими губами она продолжала.
— И даже если мы находили сокровища, мы никогда их не забирали! Это было просто шуткой! И мы бы не потопили её, никогда!
Теперь и Джон Фаа начал смеяться. Он шлёпнул свою широкую руку на стол так сильно, что зазвенели фужеры, его массивные плечи дрожали, ему приходилось вытирать слёзы со своих глаз. Лира никогда такого не видела, и никогда не слышала такого рёва. Как будто это гора смеялась.
— О да, — сказал он, когда снова смог говорить, — об этом мы тоже слышали, девочка! Я не думаю, что Косты с тех пор могли спокойно ступить где-нибудь, без напоминания об этом с чей-нибудь стороны. «Ты бы лучше поставил охрану на своё судно, Тони, — говорили люди. — Тут повсюду свирепые маленькие девочки!» О, эта история прокатилась по всем болотам, дитя. Но мы не собираемся тебя наказывать за это. Вовсе нет! Расслабься.
Он посмотрел на Фардера Корама, и два старика снова засмеялись, но уже мягче. Лира успокоилась и почувствовала себя в безопасности.
Наконец Джон Фаа встряхнул головой и снова стал серьёзным.
— Как я и говорил, Лира, мы знаем о тебе с самого детства. С младенчества. Тебе следовало бы знать то, о чём знаем мы. Я не могу гадать о том, что тебе рассказали в Колледже Джордан насчёт того, откуда ты пришла, но они и не знают всей правды. Тебе когда-нибудь говорили, кто твои родители?
Теперь Лира была полностью ошеломлена.
— Да, — ответила она. — Они сказали, что я была… они сказали… они… они сказали, что Лорд Азраэль привёл меня сюда, потому что мои мама и папа погибли в воздушной катастрофе. Вот что они мне сказали.
— Ах, так и сказали. Ну теперь, дитя, я собираюсь рассказать тебе историю, настоящую историю. Я знаю, что это правда, потому что бродяжница рассказала мне, а они всегда говорят правду Джону Фаа и Фардеру Кораму. Так вот, это правда о тебе, Лира. Твой отец ни в каких воздушных катастрофах не погибал, потому что твой отец — Лорд Азраэль.
Лира могла только сидеть и изумляться[2].
— Вот как это было, — продолжал Джон Фаа. — Когда он был молодым, Лорд Азраэль уходил исследовать север и всегда возвращался с огромной удачей. Он был энергичным человеком, легко гневающимся, страстным мужчиной.
Твоя мать тоже была страстной. Не такой благородно рождённой как он, но умной женщиной. Даже Мудрецом. И те, кто её видели, говорили, что она была очень красивой. Она и твой отец влюбились друг в друга, как только встретились.
Проблема была в том, что твоя мать была уже замужем. Она вышла за политика. Он был членом королевской партии, один из ближайших советников. Мужчина с большой карьерой.
