Юрий Томин - Карусели над городом (С иллюстрациями)
— Догоняй, догоняй, — сказал тренер.
Феликс побежал. Бежал он, с точки зрения тренера, безобразно: шаг укороченный, не размашистый; подбородок задран, грудь выпячена. Но догнал он всю группу еще в начале второго круга.
На втором круге Феликс опять собирался притормозить, но тренер был теперь начеку. Легким шлепком пониже спины он послал Феликса на финишную прямую, и тот прибежал впереди всех метров на двадцать.
Владимир Антонович про себя это отметил. Но вслух он сказал:
— Я же говорил — не устраивать гонки. Ты мне всю группу загонял.
Некоторые из ребят, в том числе и Борис, повалились на траву.
— Не лежать, не лежать! Прохаживайтесь! — крикнул Владимир Антонович. — Впредь будете знать, когда пробежка, а когда чемпионат мира.
Запыхавшийся Борис подошел к Феликсу.
— Бегаешь ты прилично, — сказал он. — Только бегай потише.
— А как это потише? Чтобы не слышно было?
— Помедленней. Особенно не выделяйся. Тебе нельзя.
— Не понимаю, — сказал Феликс. — Боря, ты все время мне говоришь: это можно, а это нельзя. Почему ты говоришь только мне? Почему ты не говоришь другим, таким же, как я.
В голосе Феликса не было ни малейшей обиды. Он просто интересовался — почему?
— Потому что я тебе вроде бы друг.
— А что такое «вродебыдруг»?
— Господи, — сказал Борис, — не «вродебыдруг», а просто друг, не приставай. Потом объясню.
— Все потом и потом… Ты говоришь «потом», а сам забываешь.
— Зато ты хорошо помнишь, — усмехнулся Борис.
Но Феликса сбить было не так-то просто.
— Я хорошо помню, — сказал он. — Разве это плохо — хорошо помнить?
Борис уже знал, что игра в вопросы-ответы могла продолжаться до вечера. Выручил на этот раз Владимир Антонович.
— Отдохнули? — сказал он. — Теперь давайте попрыгаем.
— Каким стилем? — осведомился Дегтярев, который в любой компании привык быть главным.
— А каким ты умеешь?
— Перекидным, — сказал Дегтярев, вычитавший это слово в газете «Советский спорт», которую выписывал отец.
— Прекрасно, — сказал Владимир Антонович. — Стиль вполне современный.
Планку на метровой высоте перепрыгнули все. Кроме Дегтярева. Поплевав зачем-то на руки, Дегтярев разбежался и прыгнул вперед головой.
Стиля хватило ровно на первую половину прыжка. Хоть это и невозможно, но Дегтярев умудрился остановиться над планкой в воздухе. Затем он обрушился на песок вместе с планкой.
— Попробуй без стиля, — посоветовал Владимир Антонович.
Но Дегтярев был парнем самолюбивым. Еще дважды он бодал головой воздух над планкой и дважды грохался на живот.
— Упорство — хорошее качество, — заметил Владимир Антонович. — Если это, конечно, упорство, а не упрямство.
— А у него упорство или упрямство? — спросил любознательный Феликс.
Владимир Антонович усмехнулся, но ничего не ответил. Он начал устанавливать планку повыше. Дегтярев придвинулся к Феликсу и негромким голосом человека, привыкшего повелевать, посоветовал:
— А ты, деревня, заткнись.
В голове Феликса автоматически возникли сразу два вопроса: почему он «деревня», а не Феликс, и что означает «заткнись». Но Борис уже прочно обосновался на его ноге. Феликс промолчал. Дегтярев отошел в сторону. Это вовсе не значило, что он простил.
На высоте сто двадцать осталось всего два человека. Это было естественно, потому что группу подобрали из новичков.
На высоте сто тридцать остался один Феликс. А дальше пошло: сто тридцать пять… сто сорок… сто сорок пять… сто пятьдесят.
Так и хочется написать, что Феликс взлетал в воздух, как птица. Но нет. Он перелетал планку в положении, которое можно назвать «положением сидя». Он поджимал колени к животу и нелепо размахивал руками. Он падал на песок то боком, то на колени. Но планка оставалась на месте.
Напрасно Борис подмигивал и строил гримасы, показывая, что пора остановиться. Но Феликс намеков не понимал. Ему нравилось прыгать. Ему нравился спортивный лагерь и все вокруг. Он был готов прыгать весь день.
Владимир Антонович не делал никаких замечаний. Это не имело смысла, потому что Феликс все выполнял неправильно. Но с каждой новой высотой он все более убеждался в том, что у мальчишки есть два важных качества: природная координация и отсутствие страха перед высотой.
С каждым новым прыжком Борис мысленно желал, чтобы планка слетела.
С каждым новым прыжком мрачнел Дегтярев. Успех Феликса он расценивал как личное оскорбление.
Наконец на высоте сто пятьдесят пять планка упала. Ребята захлопали в ладоши, поздравляя Феликса с нечаянной победой. Сердце Дегтярева сжалось от злости.
Оставив девочек, к месту прыжков приближался тренер. Он уже успел разглядеть кое-что издали.
— Хороший толчок, — сказал Владимир Антонович, кивая на Феликса.
— Я видел, — кивнул тренер. — И координация. Это от бога. Остальное ноль, если не считать пузырей. На сколько он тянет по толчку, как думаешь?
— Сто восемьдесят пять — сто девяносто. Это прямо сейчас.
— Похоже, — согласился тренер, — толчок, если честно говорить, не просто хороший, а уникальный. Подойди-ка сюда.
Феликс подошел к тренеру. Феликс улыбался. Этот человек ему нравился, потому что, как уже стало понятно, был повелителем девочек.
— Как тебя зовут?
— Феликс. Он думает, что меня зовут «деревня», но он ошибся, — сказал Феликс, показывая на Дегтярева.
Дегтярев чуть не взвыл. Немедленно отплатить доносчику он не мог, но мысленно поклялся сделать это при первой возможности.
— Ну, мы еще посмотрим, кто тут «деревня», — сказал Владимир Антонович и крикнул: — Перерыв! У кого есть закурить?
Ребята с недоумением переглянулись. Впрочем, недоумевали не все. Большой ум и большая злость могут совмещаться в одном человеке. Но у Дегтярева они не совмещались. Машинально он сделал шаг в сторону своей одежды.
— Дегтярев, подойди ко мне. С одеждой, пожалуйста.
— Обыскивать, что ли, будете? — мрачно спросил Дегтярев, когда до него дошло.
— Не буду, — сказал Владимир Антонович. — Сам отдашь.
Дегтярев молча достал из кармана брюк пачку «Памира».
— И спички.
— А спичек нет, — злорадно сказал Дегтярев. — Хоть обыщите.
— Мы тебе верим, — сказал тренер. — Но если я хоть раз увижу тебя с сигаретой, ты вылетишь из лагеря в тот же день. А сейчас иди поруководи. Видишь, без тебя в футбол никак не могут начать.
Это было правдой. Ребята ждали Дегтярева. Почему-то они уже знали, что тот хорошо играет.
— Ты откуда? — спросил Феликса тренер.
— Из лаборатории.
— Что значит из «лаборатории»? Из какой лаборатории?
— Из лаборатории Алексея Палыча.
Тот вопросительно взглянул на Владимира Антоновича.
— Он не из нашей школы, — сказал Владимир Антонович. — Но начальник мне говорил, что Алексей Палыч хлопотал за какого-то парнишку. Наверное, это тот самый и есть.
— Где ты живешь? — спросил тренер.
— Я живу в лагере.
— Я спрашиваю: где ты живешь вообще? Где твой дом?
— Мой дом у Алексея Палыча.
Борис, переживая, маячил неподалеку.
Разговора он не слышал, но понимал, что ничего хорошего ожидать не приходится. Решившись, Борис подошел поближе и поманил рукой Владимира Антоновича.
— Вы его не спрашивайте, — сказал Борис. — Он вам все равно ничего не скажет. Ни где живет, ни кто его родители…
Что говорить дальше, Борис не знал. Выручил его сам Владимир Антонович.
— У него дома случилось что-то неприятное?
— Просто жуть! — обрадовался Борис. — Жуткие неприятности!
— Понятно, — сказал Владимир Антонович, вернулся к тренеру и что-то шепнул ему на ухо.
— Ну, иди поиграй, — сказал тренер Феликсу. — Ты хорошо прыгал, мне понравилось. Теперь мы тебя будем учить прыгать не только хорошо, но и правильно. Сегодня этот парень развеселил всю столовую, — сказал тренер Владимиру Антоновичу. — Он пускал изо рта мыльные пузыри. Не слишком это похоже на человека, у которого дома трагедия. Тут что-то другое.
— Не трудно ведь выяснить и без него.
— Конечно, — согласился тренер. — Меня заинтересовал этот парнишка. Я выясню.
Футбольная площадка в лагере была уменьшенного размера. Но играть от этого было только веселей: мяч быстрей переходил от одних ворот к другим. Как и положено неумелым игрокам, ребята кучей носились за мячом; клубок игроков перекатывался по полю. В этой свалке мастерство Дегтярева слегка затушевывалось. Но все же он чаще других получал мяч, чаще бил по воротам. Кроме того, он умел так себя вести, что ему невольно хотелось отдать мяч. Дегтярев был из породы людей, которым остальные обычно подчиняются. Отбирая мяч, Дегтярев не стеснялся: бил ногами, толкал в спину. А вот его не толкали. И не потому, что боялись. В группе имелись ребята и посильнее. Было в Дегтяреве нечто такое, что заставляло ему подчиняться.
