Дмитрий Емец - Череп со стрелой

– Отпусти ты его! Лучше саперку мою отстегни! – закричал на нее Ул.

Наста, не слыша его, продолжала грызть руку. Снаружи по двери что-то ударило, прожгло ее насквозь, и через их головы в комнату пронесся быстро вращающийся, окутанный белесым дымом шар.

– Сы-сы-сы-сы-с дороги! – Макс уже несся вперед как бык. Арбалет он забросил за спину, правое плечо выставил вперед.

Ул успел отскочить, увлекая за собой Насту, которая, повиснув на руке, не желала разжимать зубы. Макс врезался в дверь. Рука повисла. Топорик выпал. Заботливо приоткрыв дверь, Макс позволил руке убраться и задвинул засов.

– Это был тот с бы-бородкой! Я его по часам узнал!

– И я по часам… Невкусные совсем! А рука ничего, съедобная! – отплевываясь, согласилась Наста.

По закрытой двери хлестнули два болта. Один пробил железо, наконечник на полпальца проглянул внутрь. Наста потрогала его пальцем. Зубы у нее были в крови, что делало ее похожей на маленького вампира. У Ула тоже была кровь, но на щеке. Пытаясь повторить форму царапины, он водил изнутри языком.

– Ну дела, чудо былиин! Я, кажется, тоже разик в кого-то попал… А мне вот щетину топором побрили! – сказал он, прислушиваясь к происходящему снаружи. Кто-то перекрикивался, пересвистывался. Звякали перила лестницы. Берсерк, которому сломали руку, спускался вниз и, всхлипывая, требовал, чтобы ему принесли сердце Макса.

По металлической двери кто-то ударил топором. С задором так ударил, зная, что не пробьет, но настроение испортит и по ушам лягнет. Чей-то глаз попытался заглянуть внутрь через отверстие, которое незадолго перед этим прожег белый шарик, но Наста ткнула мизинцем, и глаз торопливо скрылся.

– Надо было из шнеппера, но я сегодня с доброй ноги встала! – сказала Наста.

Постепенно берсерки наглели. Пинали двери, угрожали. Рина расслышала, как кого-то посылают за тараном.

– Здесь их не меньше двух четверок. Кое-кого мы уложили. Ну, допустим, еще на Максовы ловушки кто-то налетел. Все равно не в нашу пользу расклад. Но по барабаниусу! У кого-нибудь есть отвертка или мелкая монета?

– Отвертка для очков подойдет? – попытался быть полезным Даня.

– В самый раз!

Положив на колени шнеппер, Ул открутил с рукоятки одну из накладок. Под накладкой обнаружился маленький пластиковый контейнер, разделенный на две части. В нем – строго отдельно друг от друга – хранились небольшой кусок смолы и что-то маленькое, вроде задней лапки кузнечика.

Покосившись на отверстие, Ул раскатал смолу так, чтобы она наверняка пролезла.

– Конечно, можно было бы и так бросить, но мне, чудо былиин, охота почудить! – сказал он себе под нос и, прикинув, что отвертка проходит в отверстие, просунул ее сквозь дыру в двери, притворяясь, что хочет ткнуть кого-то из берсерков.

Несколько секунд отвертка извивалась абсолютно без всяких последствий, а потом кто-то вцепился в нее железными пальцами и сантиметр за сантиметром стал выкручивать из рук Ула.

– Моя отвертка! – взвыл Даня.

– Это ты им скажи! Эй, это Данина отвертка!

Ул некоторое время сопротивлялся, слушая торжествующее пыхтение берсерка, а потом вдруг быстрым движением прилепил к концу отвертки кусок смолы, вставил лапку кузнечика и, неожиданно отпустив отвертку, присел.

– Зажмурились! Быстро! – крикнул он.

В хихиканье берсерка нарисовался знак вопроса. Чувствовалось, что он держит трофейную отвертку в руках, разглядывает смолу и о чем-то мыслит. Похоже, мысли его текли в верном направлении, потому что он вдруг заорал и с силой отбросил от себя отвертку.

Снаружи что-то полыхнуло. Рина увидела это даже через плотно сжатые веки. Казалось, ей в глаза направили яркую лампу.

– Жлобы – самая управляемая часть населения! Ну зачем ему была нужна эта отвертка? Зачем? – сказал Ул, поднимаясь.

– А так нельзя было просунуть? – спросил Сашка.

– Просунуть можно. Но чтобы сработало, лапка должна была хоть немного раскрошиться. И вибрация тоже нужна. А для этого полезно, чтобы всю конструкцию бросили. Не только у ведьмочек бывают скромные домашние заготовки!

– Они погибли?

– Нет. Но теперь они несколько минут будут путать «право» и «лево», «верх» и «низ».

– Я тоже вечно их путаю, – заявила Рина.

– Ты их не путаешь. Ты забываешь, как что называется. Когда действительно не ориентируешься в пространстве, это другое! – пояснил Ул. Он был чем-то очень доволен.

Точно подтверждая его слова, снаружи кто-то врезался носом в стену, отшатнулся и с кратким воплем загрохотал по лестнице. В следующую секунду Даня зачем-то шагнул прямо на Сашку и повис на нем, как полотенце на вешалке.

– Ты чего делаешь? – закричал Сашка.

– Я делаю?! Вы меня удивляете, господа! Зачем вы стоите на головах? Эксцентрика как способ деятельного преобразования видимого мира? – укоризненно спросил Даня и снова завалился.

Яра разобралась в ситуации первой.

– Ты что, не зажмурился? Ул, помоги! Тяжелый же он! – крикнула она, отлавливая Даню за шиворот. Вытянув руки, Даня пытался опереться о стены, одновременно поджимая ноги.

– Зачем ты меня по потолку волочешь? Я к нему прилип! – пожаловался он слабым голосом.

Яра втащила слабо сопротивляющегося Даню в комнату и посадила его на пол. Даня хихикал, пытаясь держаться за все подряд, в том числе за нос Яры.

– Отсюда такой вид! Это сногсшибательно! Как вы меня сюда прилепили? Патетика средств вербальной эксцентрики компрометирует дифференцируемую ренту творчества Райнера Марии Рильке в гомогенной обфускации оверселлинга ойкумены!

Витяра достал новый кусок пластилина и, заинтересовавшись, стал лепить Даню. Как скульптор, он ценил интересные натуры.

– От ты дуся! Чего-чего делает Рильке? – переспросил он.

– Воздействует на мимесис в плане обратной проекции на быт! – объяснил Даня и немедленно обвинил Яру в каких-то миазмах тромбализма, Макса же серьезно предупредил: – А ты ко мне ручками не тянись, мезаморф! Я тебя дезавуирую!

– Кажется, ты смолу слишком близко к болоту набрал! Большая р-разница потенциалов п-получилась! – шепнул Улу Макс.

Ул не ответил. Он уже несколько секунд, не отрываясь, смотрел под батарею, откуда струйками вытекал светящийся синий дым. Центром дыма был быстро вращающийся шарик – тот самый, что прожег дверь.

Струйки дыма расползались по комнате. Они были тонкими, как нити, но не рвались. Шарик продолжал настойчиво пульсировать.

Глава седьмая

Синий дым

Ваша жизненная позиция – что все плохо. Моя жизненная позиция – что все хорошо. Если вы последовательно будете придерживаться своей жизненной позиции – у вас все всегда будет плохо. Если я смогу никогда не изменить своей – у меня все всегда будет хорошо. И таким образом окажется, что мы оба правы.

– Уходим! Быстро! – зашипел Ул, однако прежде, чем кто-то сдвинулся с места, шарик полыхнул и каждая из нитей выбросила еще с сотню, точно у дерева от ветвей разбежались более мелкие побеги. Теперь вся комната была оплетена.

Ул, опомнившись, поймал за рукав рванувшуюся к выходу Яру:

– Поздно! Замри! Не задевай это!

Шныр, который не умеет слышать с первого раза, и мертвый шныр – примерно одно и то же. Рина с Сашкой повиновались не столько Улу, сколько той мгновенной покорности, с которой его послушалась Яра. Через мгновение она уже сидела у стены, прижавшись к ней спиной. В двадцати сантиметрах от ее груди пульсировали сразу три нити.

– Это то, что я думаю? – спросила Яра.

– Оно самое, – мрачно подтвердил Ул. – Ведьма, которая это сделала, натуральная самоубийца. Сколько псиоса ей ни давай, она испепелит себя такой магией за полгода.

Рина вспомнила дамочку с глиняной трубкой, о которой Белдо сказал, что она выдувает шары смерти.

– Сколько у нас времени? Когда эта штука погаснет?

– Надеюсь, быстрее, чем нас перестреляют. Ведьме тоже непросто держать этот шарик. Она сама изнутри выгорает…

Лежащий под батареей шар постепенно переставал вращаться. Его пульсации лились толчками и распространялись по всей паутине, пробегая по ней маленькими серебристыми шариками. Сашка ощутил, что с ним что-то происходит. Мысли путались. А еще его очень раздражали пестрые носки Дани и то, что Даня снял ботинки и шевелил пальцами ног. Видимо, опасался запачкать потолок. Сашку до того бесили его носки, что хотелось шарахнуть из шнеппера.

– Я стою на голове, и у меня все болит! – плаксиво сообщил Даня.

Наста сухо цыкнула по дуге и проследила полет своего плевка.

– А у тебя все подряд болит или что-то определенное?

– Все подряд! – впал в уныние Даня.

– Ну, это еще ничего. Когда у человека болит все подряд, то это нервное. А вот если что-то определенное, то надо уже заморачиваться и лечить.

В комнату, разбив стекло, влетел голубь с окостеневшими крыльями и свернутой набок шеей. Он попытался развернуться, но врезался в пульсирующую нить, вспыхнул и в одно мгновение прогорел. Одна из нитей осыпалась.