Эрин Хантер - Судьба Небесного племени. Сомнение
— Я тоже с вами, — сказал Птицекрыл и снова зевнул. — Только идем поскорее, я уже засыпаю.
— Спасибо, — с благодарностью кивнула им Листвяная Звезда. — Мне кажется, это отличная возможность проверить, годятся ли эти пещеры для палаток.
— А я тоже хочу в новую палатку! — запищала Сливка, подбегая к Листвяной Звезде. — Мы все там будем спать, а мама пусть одна остается в детской!
— Вот еще, глупости какие! — фыркнула Меднолистая, ловя дочку хвостом. — Пока не подрастете, будете спать в детской.
Крапивничек вытянул шейку и горячо зашептал на ухо сестре:
— Ничего, мы дождемся, когда она уснет, выберемся из палатки и побежим в новую пещеру! Вот это будет настоящее приключение.
Меднолистая сердито повела ушами.
— И не мечтайте, — отрезала она, даже не оглядываясь на заговорщиков. — Между прочим, я все слышу, даже когда сплю.
Собрав котят, она погнала их в детскую, а Трилистница пошла за ними следом, тяжело переваливаясь на ходу.
— А я не устал! — заверещал Крапивничек, спотыкаясь на каждом шагу.
— Но сейчас уже поздно собирать свежий мох, — заметил Чернобок. — Давайте перенесем старый, из воинской палатки, а завтра нарвем нового.
— Идет, — кивнул Птицекрыл и повернулся к гостям. — Идите с нами, мы покажем вам, что делать.
Хлыст, Коротышка и Уголяшка пошли за Небесными котами к главной воинской палатке, но черная Кора задержалась возле Листвяной Звезды.
Некоторое время они стояли рядом, глядя на котов, деловито выкатывавших из пещеры большие охапки мха, чтобы отнести их ниже по тропе в новую палатку. В сумерках шкуры котов казались одинаковыми, так что Листвяная Звезда с трудом отличала своих воинов от гостей.
Она вздрогнула, услышав за плечом тихий голос Коры.
— Мы пришли не для того, чтобы причинить зло Небесному племени, — тихо сказала черная кошка, но голос ее прозвучал сдержанно, словно она о многом умолчала.
Листвяная Звезда кивнула, продолжая смотреть на воителей, бегавших от палатки к палатке.
— Надеюсь, что это так, — так же тихо ответила она.
Глава VIII
Хлыста разбудило настойчивое прикосновение мягкой лапы.
— А? Что? Отстань! — проворчал он, не открывая глаз.
Всю ночь Хлыст охотился и носился, как угорелый, по улицам территории Двуногих, так что к утру лапы у него отваливались от усталости, и он провалился в сон, едва смежив веки. Мышцы до сих пор ныли от напряжения.
Его снова пихнули в бок, на этот раз сильнее. Приоткрыв один глаз, Хлыст увидел сидевшую возле себя Кору и белый хвост Снежинки, торчащий из-за ближайшего мусорного бака.
Коротышка стоял над Хлыстом, и встревожено таращил свои яркие рыжие глазищи.
— Они опять, — коротко сказал он.
Хлыст выбрался из своего жесткого гнездышка под корнями дерева и отряхнул сухую труху, приставшую к шкуре.
— Где?
Коротышка показал ушами на клочок голой земли за гнездами Двуногих.
— Я покажу.
С этими словами он зашагал к просвету в изгороди Двуногих.
— Там Плут, Шкипер и Миша, — добавил он, обернувшись к Хлысту.
Тот мигом ощетинился, как еж.
— Они не имеют права!
Вскоре он заметил Плута. Здоровенный полосатый бурый кот стоял, широко расставив лапы и выгнув дугой спину. Всем своим видом он давал понять, что настроен очень серьезно. При виде Хлыста и его товарищей Плут зарычал. За его спиной стояли Шкипер и Миша, глаза обоих светились злобой, губы растянулись, демонстрируя остроту клыков.
В углу изгороди съежились Уголяшка и Перси. Хлыст почувствовал, как у него оборвалось сердце. Почему их только двое?
— Где же Морковка? — пробормотал он себе под нос.
Он увидел несколько жалких кусов дичи, валявшихся у лап своих товарищей — две тощие мышки, да полуобглоданная кость, выуженная из мусорного бака Двуногих.
— Мы всю ночь бегали, чтобы раздобыть это! — возмущенно воскликнул Уголяшка, завидев своих друзей.
— Тебе лень охотится, Плут? — прорычал Хлыст.
Бурый кот нехотя обернулся, его глаза полыхнули злобой.
— По-моему, мы заключили соглашение, — процедил он. — Память отшибло? После восхода солнца вся территория принадлежит нам.
Хлыст повернулся и посмотрел на небо, в том месте, где всегда вставало солнце. Крыши каменных гнезд Двуногих тускло темнели на фоне неба, едва начавшегося бледнеть в ожидании рассвета.
— Ты ослеп или мозги потерял? — прошипел Хлыст. — Еще темно!
Не обращая внимания на его слова, Плут сделал шаг вперед.
— Значит, плюешь на правила, Хлыст? — с угрозой прошипел он. — Что ж, придется научить выполнять договор!
Хлыст оскалил зубы.
— Я сыт по горло твоими угрозами, — ответил он. — Мы первые поселились здесь, и не тебе указывать нам, что делать!
Плут коротко кивнул Мише. Кремовая кошка шагнула вперед. Затем, без всякого предупреждения, она бросилась на беззащитных пленников. Перси оглушительно завизжал, когда острые когти полоснули его по щеке, и ударили в глаз.
Захлебываясь бешеным воем, Хлыст кинулся на Плута и опрокинул его на землю. Бурый забияка с громким визгом замолотил его всеми четырьмя лапами. Хлыст слышал за спиной сопение, шипение и вопли дерущихся котов, но все перекрывал тоненький плач Перси, убегавшего прочь с залитой кровью мордой.
Затем с грохотом распахнулась дверь гнезда Двуногих. Оглушительный вопль Двуногого разорвал предутреннюю тишину, ему вторил сиплый собачий лай.
Корчась на земле под тяжестью Плута, Хлыст увидел, как из распахнутой калитки выбегают сразу две собаки. Их длинные языки вывалились из пастей, пронзительное тявканье мигом заглушило все остальные звуки.
Плут и его дружки поспешно вскочили и задали стрекача, едва касаясь животами земли. Собаки бросились за ними.
Хлыст прохромал к ограде, возле которой растянулся ослепший и оглушенный Перси. Поманив хвостом Коротышку, Хлыст подхватил раненого за шкирку и поволок в укрытие за кучей дров.
— Быстрее, — с тревогой прошипел Уголяшка. — Собаки возвращаются!
Хлыст припал к земле за поленницей. Он слышал топот собачьих лап по земле, их сиплое дыхание и громкое сопение, с которым они обнюхивали дрова. Но псины были слишком велики, чтобы протиснуться в узкую щель между поленницей и забором.
— Помогите, умоляю, помогите мне! — скулил Перси, глядя на них полным ужаса здоровым глазом. — Я умираю…
— Нет, ты не умрешь, — рявкнул на него Хлыст. — Ты просто потерял один глаз, вот и все. Теперь на всю жизнь останешься кривым, но жить будешь.
Перси зашелся в визге.
— Прекрати вопить, слышишь? — мягко сказала ему Кора, протискиваясь поближе к раненому. — Все будет хорошо, честное слово. Потерпи немного, дай я вытру кровь.
Она принялась слизывать кровь с исполосованной шерсти несчастного, и вскоре пронзительный визг Перси сменился жалобным всхлипыванием.
Собак больше не было слышно.
Выглянув из-за поленницы, Хлыст увидел, что ворота дома Двуногих вновь распахнулись, и шавки забежали внутрь. Плут и его шайка исчезли без следа, словно растворились.
Оглядевшись по сторонам, Хлыст увидел Снежинку, успевшую вскарабкаться на дерево при первых криках Двуногого. Она сидела на ветке, глядя вниз огромными от страха голубыми глазами.
Хлыст снова обернулся к своим товарищам.
— Где Морковка?
— Понятия не имею, — буркнул Уголяшка. — Она пошла на охоту вместе с нами, но потом куда-то убежала, и больше мы ее не видели.
— Как вы могли потерять ее из виду? — сердито рявкнул Хлыст, с трудом сдерживая душившую его ярость. — Сколько раз я вам повторял, что отныне никто не должен оставаться один!
Уголяшка с досадой дернул плечом.
— Можно подумать, Морковка кого-то слушает!
— Я иду ее искать, — процедил Хлыст.
Он хотел выскочить из-за поленницы, но черная Кора подняла голову и мягко дотронулась хвостом до его плеча.
— Морковка уже взрослая, — негромко, но твердо сказала она. — Она сумеет сама о себе позаботиться.
Хлыст раздраженно сбросил ее хвост со своего плеча.
— Это я во всем виноват, — простонал он. — Если бы мать воспитывала ее, она бы…
— Ты не виноват в том, что Морковка осталась без матери, — сердито рявкнула Кора. — Прекрати рвать когтями свое сердце, лучше подумай головой. Я думаю, что Плут на сегодня навоевался, и теперь будет отсиживаться до вечера. Если Морковка не вернется до полудня, мы вместе пойдем ее искать, обещаю.
Оставив котов с раненым, Хлыст выбрался из-за поленницы, перебежал через клочок голой земли и вскочил на крышу сарая. Отсюда он окинул взглядом территорию, которую привык считать своим домом.
Молочный рассвет потихоньку отвоевывал у темноты чахлую траву и невысокие деревца, со всех сторон зажатые каменным гнездами и изгородями Двуногих.
