Владислав Крапивин - Лоцман
— Мальчик, отойди сейчас же! — раздался из толпы женский голос. — Сказано же!
Тот, не оглянувшись, отмахнулся, как от бабушки, когда она зовет ужинать в разгар игры.
Я был среди тех, кто оказался ближе всех к воротам. И увидел раньше всех, как… Нет, сначала я ощутил мелкую дрожь земли. Щекочущая вибрация передавалась телу через подошвы, от нее зачесалась кожа. Чуть позже пришел почти неслышный, но ощутимый гул. И тогда от салатно-серебристой башни вдруг отделился каменный пласт, качнулся и рухнул на булыжники. А под ним открылся гладкий сверкающий металл…
Рука так и просится написать, что толпа ахнула. Но я не помню этого. Мне кажется, что все происходило как в кино, когда случайно выключили звук. В металле возник черный прямоугольник, в нем появился человек в светлом костюме. Кудлатый мальчишка бросился к нему, тот присел, подхватил пацаненка, и металл непроницаемо скрыл обоих от наших взглядов.
Дрожь усилилась. Каменные пласты начали рушиться к подножиям башен один за другим. Они были выгнутые, грубо-неровные с внешней стороны и гладко-блестящие с внутренней. Словно кора громадных деревьев, которые проснулись и решили сбросить старую одежду со стволов. А «стволы», открываясь, сверкали зеркальной чистотой. И через две минуты вместо Каменных Ворот подымались над замершей площадью Подгорья две светлые металлические башни — с полукруглыми оконечностями и двумя перемычками в виде громадных подков.
Великанское это сооружение выглядело таким тысячетонным, что никто сразу не понял, не осознал, что башни уже не стоят, а повисли без опоры: их кольцевые фундаменты были метрах в трех от земли. Потом башни шевельнулись и плавно пошли вверх — без вспышек, без звука.
«Катамаран!.. «Даблстар», «Двойная звезда»… Вот Сашка пожалеет, что не видел этого!»
Голубой и зеленый прожектора запоздало метнулись за кораблем. И видно стало, как медленно, словно нехотя, двойной корпус вошел в густые волокна тумана…
— Разобьется!! — тонко завопил кто-то в толпе.
Но сверху не доносилось ни звука. Ни удара о каменный свод, ни сотрясения. Неожиданно вспыхнула иллюминация. Видимо, станция, отключенная для запуска, вновь дала полный ток.
…Площадь оживала. Наполнялась криками, гулом, радостными воплями ребятишек. Даже оркестр заиграл опять.
Я шел, проталкиваясь сквозь потоки споров. «Это клуб «Расколотое небо», их штучки! Совсем распустились!» — «Да бросьте вы, они мальчишки, а тут такая техника!» — «Ну и что? Там тоже мальчишка!» — «Кто разрешил ломать Ворота? Это же памятник!» — «Сейчас небось прилипли к своду и не знают, что дальше…» — «Ах, перестаньте, какой там свод! Это же четырехмерники!» — «Какие четырехмерники! Расскажите вашей бабушке! Взрослый человек, а городите мистику…»
Я спешил в гостиницу, чтобы рассказать про все Сашке. И кстати, спросить: неужели он не знал про старт катамарана от Пантюхина! А если знал, неужели не интересно было посмотреть?.. И почему «Даблстар» прятался под личиной каменных башен? И сколько времени он здесь простоял? Все было непонятно и потому даже тревожно.
К этой тревоге прибавилась еще одна, когда я увидел, что Сашки в комнате нет.
Глава 7. Похищение
1. Пуговица на полу
Впрочем, сначала я забеспокоился не сильно. Скорее всего, Сашка увидел из окна взлет «Даблстара» и помчался на улицу. Или еще раньше соскучился и пошел погулять. Может, меня решил отыскать в толпе (такая мысль теплом погладила мне душу). Конечно! Окно открыто: махнули с Чибой через крышу…
Я сел в кресло. Оно как-то криво стояло посреди комнаты… Черт возьми, а почему так? Ну да, поторопился выскочить, оттолкнул его от окна. И книжку кинул на пол… А вот на темной половице желтая пуговица от Сашкиного костюма!
Ну и что, пуговица? Она и так болталась у него на ниточке, сбоку на штанах. От привычки теребить…
Каждую деталь можно было объяснить по отдельности. Но если глянуть на все вместе — нельзя не заподозрить, что случилась здесь возня или свалка… Да, но с кем?
Ох, да скорее всего с Чибой дурачились. Чего тут волноваться! Скоро прибегут…
И все же я встал. И спустился к хозяйке. В ресторанчике было почти пусто и спокойно: видимо, сюда еще не докатилась весть о случае на площади. Я спросил, не видела ли хозяйка моего племянника. Она сказала, что с час назад он спускался сюда с какой-то общипанной птицей на плече («Я, кстати, не знала, что у вас с собой пернатое существо, за это следует особая плата»), купил горсть молочных тянучек и, судя по всему, вернулся к себе.
— Кстати, недавно вас спрашивали двое молодых людей…
— Меня?
— Вас.
— Что за люди?
— Они не отрекомендовались. Один высокий, другой пониже, полный и кудрявый. По-моему, они поднялись к вам. Я решила, что если мальчик у себя, то и вы…
— А когда они ушли?
— Я не видела, как они уходили, принимала постояльцев… А разве их нет наверху?
Я кинулся к выходу.
Даже здесь, на окраине, было людно. Все куда-то спешили, смеялись, спорили. И не было в этой толпе человека, к которому можно подбежать, крикнуть: «Сашка пропал, помогите!»
Я оглянулся с нарастающим паническим страхом.
Среди праздничного (и такого ненужного теперь!) мелькания к гостинице двигалась высокая сутуловатая фигура в штурманской куртке.
— Капитан Пантюхин!
Он не удивился, подошел сразу. Я спросил в упор:
— Это вы с кем-то увели Сашку?
— Увели? — Он не встревожился, но как-то напряглись его рыжеватые брови. — Нет, я только иду к нему. Хотел попрощаться. Вчера ваш проводник здорово помог нам… Вот, подарок ему несу. — В руке у Пантюхина были роскошные пилотские очки из гнутого полированного оргхрусталя с мягкой красно-белой оправой, на которой сбоку сидел плоский орех навигационного корректора, и с головным ремнем из широкой резины. Любой пацан завыл бы от восторга… Но Сашка не завоет, Сашки нет!
— Господи, где же он?! — вырвалось у меня.
Лицо капитана Пантюхина отвердело. Совершенно по-капитански.
— Как это случилось?
Я, икая с испугу, рассказал.
— А ну, идемте! Наверх!
Мы почти бегом поднялись в комнату. Пантюхин осмотрел ее с порога — зорко и стремительно.
— Похоже, и правда была свалка. И — через окно… Бредятина какая-то!.. — Он бросил на кровать очки, что-то быстро пощупал под курткой. — Ничего не трогайте. Не пришлось бы вызывать службу поиска… А, черт, в этой дыре ее нет, конечно…
— Что же делать?
Кажется, и у Пантюхина появилась растерянность.
— Думаете, я знаю? Я… Что за черт? — Он шарахнулся, потому что в окно влетел растрепанный вороненок и закувыркался под потолком. Потом уронил из клюва мне на башмак желтую пуговку — такую же, что валялась на полу. И заорал:
— Укр-рали! Скар-рее!
— Это Чиба! — крикнул я. — Чиба, где Сашка?!
— Скар-рее! — И он ринулся за окно. Я за ним, забыв про свой шестой десяток и болезни…
Крыша, лестница, сад… Пантюхин не отставал от меня. Чиба трепетал в воздухе уже за калиткой. В лапках у него (а может, и под хвостом) горела красная лампочка. В другое время такая техническая деталь позабавила бы меня. Но сейчас…
— Скар-рее!..
— Да подожди ты, существо! — крикнул Пантюхин. — У меня машина!
— Хар-рашо!
В самом деле хорошо. Если бежать, меня хватило бы ненадолго. Крытый брезентом вездеходик стоял у главного входа в «Дорожный уют». Я, дыша как рыба на берегу, повалился на сиденье. Чиба с рубиновым огоньком трепыхался перед ветровым стеклом. Автомобиль рванулся по булыжникам горбатой дороги. Затрясло, как в камнедробилке. Пантюхин выругался. Я сел. И, несмотря на тряску, скоро отдышался. Пролетали мимо фонари, шарахались карнавальные парочки…
2. Похитители
Ехали мы совсем недолго. Пантюхин тормознул, я ткнулся носом ему в спину. Из машины мы вывалились одновременно, однако в броске через тротуар Пантюхин опередил меня: «Сюда!» Я успел заметить над дверью вывеску какого-то бюро путешествий. На вывеске подпрыгивал Чиба.
Пантюхин дернул дверь, и она отлетела с легкостью почтовой открытки. Мы ворвались в тесную контору с плакатами туристических агентств. Там было трое. Рослая девица со старомодными косами до пояса трамбовала и затягивала на полу красный альпинистский рюкзак. У пластикового стола, сбоку, сидел полный толстогубый парень с чернокурчавой башкой, а между столом и фанерной перегородкой стоял другой — высокий, спортивный, лицом и фигурой похожий на испанского тореро. У обоих были напряженные физиономии и позы, ибо чахлая дверь в перегородке гудела и прогибалась от чьих-то частых ударов.
— Где мальчик?! — гаркнул Пантюхин.
Курчавый толстяк начал медленно вставать. Голос у него оказался неожиданно тонкий и жалобный:
