Владислав Крапивин - Ампула Грина
Он вдруг сказал мне в спину:
– Грин, а как ты попал в наши края? Ты ведь не из Инска…
– Из… издалека. Я Свете уже говорил.
Она оглянулась:
– Грин, ты только чуть-чуть говорил…
Я ничего не хотел скрывать от этих ребят. Вернее, просто не мог. В общем, опять – как дверцы… И я стал говорить опять. Тропинка была длинная, откосы высокие, шли мы не быстро, и я успел рассказать про себя многое. Без больших подробностей, но по порядку. Только про пистолет не упомянул – чтобы не подумали, будто я какой-то уголовник. И отцовского письма не стал касаться, и про ампулу, конечно, не сказал. Чтобы они за меня не тревожились без пользы и чтобы не сглазить задуманное (вот посоветуюсь в газете, узнаю, не помогут ли, и уж тогда…) Объяснил что в спецшколу попал за побег из детдома, а в Горнозабойский интернат меня направили сам не знаю почему…
– Велели собираться, посадили в вагон. Лишних вопросов задавать не положено…
– Свинство какое, – сказала Света. – Грин, ты к ним не возвращайся, раз вырвался…
Эх, если бы я мог!
Дальнейшие события побежали, как в кино. Это когда проходит всего час, а в него вмещается множество времени, дел и встреч.
…Дом, куда мы пришли, стоял в глубине просторного зеленого двора, за украшенными резьбой воротами. Был этот дом деревянный, обширный, с фигурными столбами у трехступенчатого крыльца.
На крыльце нас встретила мама Светы и Мая. Большущая, с высокой черной прической, цыганскими серьгами и крепкими руками. Грозная. То, что грозность эта – лишь на первый взгляд, я понял через полминуты.
– Явились красавцы! – заявила она, подбоченясь. – Умываться и за стол!.. А ты, значит, Грин? Прекрасно. А я тетя Маруся… Не известно ли кому-нибудь из вас, где болтаются еще два юных охламона?
– Приблизительно известно, – сообщила Света. – Они ищут шары. Грета обещала им, что запишет в отряд, если найдут хоть один… Только не велела соваться на болото.
– Хорошо, что не велела… Ну, марш к умывальнику…
Умывальник был на дворе. Этакая труба с несколькими кранами. Мы умылись, дурачась и брызгая друг в друга (надо же, я совсем осмелел!).
Потом уселись мы за длинный, покрытый зеленой клеенкой стол в широкой комнате, где со стен улыбались деревянные маски, качали медный маятник старые настенные часы, в углах стояли высоченные фикусы, а между окон подымались к потолку книжные стеллажи (вот добраться бы!).
Появилась высокая девушка с веселым лицом, с длинной косой. На руках она держала годовалого малыша. Тот дергал девушку за косу и выговаривал неразборчивые слова.
– Это наша старшая, Любаша, – сказала тетя Маруся. – А это самый младший, Евгений… Перестань безобразничать, Евгений, поздоровайся с мальчиком.
Евгений жизнерадостно гукнул, оставил Любашину косу и жестом полководца поднял сжатую в кулачок руку.
– Мальчика зовут Грин, – сообщила ему Света. – Евгений скажи: "Привет, Грин".
– Гы! – сказал Евгений. За него поздоровалась Любаша (запросто так, будто знакомы давным-давно):
– Привет, Грин… А где юные следопыты?
– Знать бы, – отозвалась тетя Маруся. – Вот придут, я им задам…
– А папа придет? – спросила Света.
Тетя Маруся досадливо качнула серьгами:
– Ну да, нашего папу дождешься. По-моему, они собрались там ночевать…
Май (он сидел со мной рядом) сказал мне в полголоса:
– Папа резчик по дереву. Их бригада сейчас устанавливает новый иконостас в Михаило-Архангельской церкви. Они торопятся, чтобы успеть к Троице…
"Троица", – это праздник такой", – сообразил я.
Из синего с золотом фаянсового горшка тетя Маруся всем разлила по тарелкам борщ. С таким обалденным запахом! Я вдруг почувствовал, что оголодал. И начал работать ложкой без стесненья, только старался не фыркать и не чавкать… Потом были поджаристые котлеты из картошки, политые чем-то невероятно вкусным (ах да, грибным соусом!).
Тетя Маруся сказала:
– Любушка, принеси компот…
Любаша отдала Свете Евгения (который никак не хотел слезать с рук) и вышла из комнаты. В это время снаружи послышались частые шаги, хлопанье дверей и веселая перекличка.
– Толь-Поли явились, – с удовольствием сообщила Света. – Уж компот-то они не пропустят.
Зеленые «Толь-Поли» возникли в широком дверном проеме. Я заморгал от изумления.
А впрочем… не от такого уж изумления. Где-то глубоко внутри у меня с утра сидело ожидание, что я еще встречу этих пацанят. Хотя, конечно, чтобы вот такое совпадение…
"Толь-Поли"… "Тополята"… – шевельнулась внутри у меня усмешка.
Они сразу увидели меня. И… кажется тоже не очень удивились. Толя коротко возгласил:
– Ура!
Девочка (видимо, Поля) деловито спросила:
– Ты к нам насовсем?
На секунду возникло молчание. Но тетя Маруся тут же его прогнала:
– Не лезьте к мальчику с вопросами, не мешайте обедать. Мойте руки и за стол!.. Не надо бы кормить прогульщиков, да уж ладно, на первый раз…
– Ага, "на первый", – сказала Любаша, которая принесла стеклянный жбан с компотом. Толь-Поли, радостно оглянувшись на меня, ускакали.
– Вы что, знакомы? – спросил меня Май.
– Утром виделись на пристани. Вместе ели разбитый арбуз… – Я теперь себя чувствовал как и вправду среди старых знакомых.
Зеленые Толь-Поли вернулись, с шумом влезли за стол напротив меня, Мая и Светы, сообщили, что "суп мы не будем", узнали от тети Маруси, что "сейчас кто-то пойдет в угол", уставились на меня веселыми глазами и приготовились расспрашивать… Но опять послышались шаги, и на пороге встала девочка…
Вот уж про эту девочку точно можно было сказать – «красивая»! Я даже снова застеснялся, что такой нескладный и "глиста".
Девочка была очень смуглая, стройная, как маленькая балерина. В серой складчатой юбочке выше колен, в ярко-желтой рубашке с погончиками, нашивками и значками, в черной пилотке на курчавых волосах. Ее талию перехватывал широкий ремень с какой-то форменной пряжкой. И еще два таких же ремня висели на плечах.
– Грета! – возликовали Поля и Толя.
– Всем салют! – сдержанно приветствовала нас Грета.
И все (кроме меня, конечно) сказали наперебой: "Салют!".
– Греточка, будешь обедать? – спросила тетя Маруся.
– Спасибо, я не могу. Режим, – деловито объяснила та.
– Умница. Талию бережешь, – похвалила Любаша.
– Берегу, – согласилась Грета. Обошла стол и уселась на подоконник между стеллажами. У нас за спиной.
Мне было неловко оглядываться на нее, и все же я не выдержал, один раз оглянулся. Будто случайно. Грета скинула сандалетки, одну ногу в желтом носочке поставила на подоконник, другую опустила и начала ей покачивать. На ноге я разглядел косые светлые царапины.
– У нас новый мальчик, – сказала Грете Света. (Странно – не «гость», а "новый мальчик"). – Его зовут Грин.
– Салют, Грин, – отозвалась Грета. И у меня появилась причина оглянуться еще раз, чтобы пробормотать: "Салют…".
Толя шумно глотнул суп (которого "не будем") и спросил:
– Грета, а ремни зачем? Ты их нам принесла? Будешь нас записывать?
– А вы нашли хоть один шар?
– Но мы найдем…
– Тогда и поговорим… А ремни я отобрала у Игоря и Миньки.
– Зачем? – опасливо спросила Поля.
– Я их посадила под домашний арест.
– За что ты их, Греточка? – пожалела неизвестных Игоря и Миньку тетя Маруся.
– Вы не поверите, – с легким стоном сообщила Грета. – Эти ненормальные подрались!
– Святые угодники… – охнула тетя Маруся.
Света, кажется, тоже испугалась по правде:
– С ума сойти… Из-за чего они?
– Да какая разница!.. Пошли разрисовывать боковую стенку на доме у водокачки, в Катерном проезде, сейчас конкурс такой. Ну и не поделили чего-то. То ли места не хватило, то ли заспорили, о чем картина… Минька двинул Игоря локтем (говорит "отодвинул"), у того краска из банки на ногу плеснула, он Миньку кисточкой по носу… Ну и пошло… В итоге у Миньки синяк на скуле…
– Творческий конфликт, – сказала Любаша.
– Ага, «творческий»! Скандал на весь Инск… Мимо парень с камерой проходил, практикант с телестудии. Говорит: "Повторите, пожалуйста, эту сцену, я сниму сюжет для вечерних новостей. Сенсация для города" Они повторять не стали, но он все равно кое – что снял: картину недорисованную и фингал… Хорошо, что я узнала, позвонила Вите, а он в городскую управу… Теперь сидят. Еще и завтра будут сидеть…
"Командирша!" – подумал я. Даже с опаской. И шепотом спросил у Мая:
– А как это "домашний арест"?
– Ну, как. Скучают в доме, носу не высовывают. Пока она не выпустит…
– А кто караулит?
Он удивился:
– Зачем караулить, сами сидят. Раз виноваты…
Я подумал, что готов был бы все дни подряд сидеть под домашним арестом, если бы можно было остаться навсегда в городе Инске…
После обеда Грета увела Свету по каким-то делам, а меня Май спросил:
