Кирилл Кащеев - Магия без правил
– Одервёмся! – утешил Ирку Ковальский, скашивая в боковое зеркало и без того косой глаз. – С таким зверем – и не одерватьсён? – он одобрительно похлопал мотоцикл по хромированной ручке. – То есть ваш?
– Наш, наш! – согласилась Ирка. – Потерялся, а теперь нашел нас.
– Силён! – одобрил Ковальский. – Только глушитель дуже дзивный!
– Нормальный! – перекрикивая бьющий в лицо ветер, откликнулась Ирка. – Это из него лошадиные силы прут!
– И-го-го-го! – согласно протарахтел мотоцикл в ответ. – И-го… го-го… – рвущееся из глушителя бойкое ржание захлебнулось, мотоцикл будто закашлялся.
Ковальский тревожно сморщил розовый нос:
– Много людзи та зайцы для не́го! – он наскоро оглядел облепивших мотоцикл пассажиров и тут же успокоил себя. – Ну той ниц, недолго продержаться тжеба…
Мотоцикл взлетел на пригорок, ухнул вниз, вломился в густой ельник. Волков уже не было видно – отстали, – но завывания еще слышались.
– Тут! – гаркнул Ковальский, сбрасывая скорость. Бразаускас десантировался из коляски прямо в стену кустов. Вцепился лапами в ветви… То, что казалось сплошными зарослями, вдруг подалось, и в лапах матёрого зайца осталось что-то вроде широкой крышки из плотно сбитых досок, по всей поверхности замаскированной ветвями и жухлой осенней листвой. Позади открылось небольшое, отлично спрятанное укрытие.
– Закатывайте! – скомандовал Ковальский, хватаясь за ручки мотоцикла. – Мы тутай свой мотоцикл ховали, поки пшекленты «полисэновцы» ему покрышки не погрызли!
Впятером они закатили мотоцикл внутрь, Бразаускас быстро прикрыл отверстие и расправил ветви. Ирка с изумлением поглядела на казавшуюся нетронутой стену кустов. Даже она, своими глазами видевшая, как Бразаускас маскировал «гараж», уже не могла бы сообразить, где тут прячется мотоцикл. «Лишь бы железный конь ржать не начал», – с тревогой подумала Ирка.
– А сами сюда! – торопливо велел Ковальский, зачем-то хватаясь за крепкий ствол молодой сосны.
Ирка изумленно приоткрыла рот. Сосна, казавшаяся намертво вросшей в землю, легко повернулась вокруг своей оси вместе с основательным куском земли. Между узловатых корней открылся темный провал входа.
– Просимы паньство до нашего схрону, – пропыхтел Ковальский.
Бразаускас спрыгнул первым. Графиня и цыганенок настороженно заглянули вниз… Коротким пинком мохнатой лапы гостеприимный Ковальский спровадил их следом за Бразаускасом.
– Поспешьсён, паненка! – рявкнул он Ирке, держась за ствол. – «Полисэновцы» рядом!
Ирка приготовилась спрыгнуть вниз:
– А запах? По запаху найдут… – неожиданно сообразив, что погоню за ними ведут настоящие волки, спросила она.
Ковальский бросил на нее оскорбленный косой взгляд:
– Обидеть хцешь, паненка? Не родилась еще та волчья шкура, что матёрых зайцев унюхает! Прыгай!
Ирка сиганула вниз. Ковальский последовал за ней, повернул крышку схрона. У них над головами молодая сосна встала на место. Качнулась пару раз, роняя прошлогодние иголки, и замерла, будто не шевелилась никогда.
Вокруг беглецов воцарилась кромешная тьма.
Глава 13
Война за капустную грядку
Во тьме вспыхнула спичка, озаряя усатую заячью морду. В переделанной из оболочки гранаты со спиленным верхом лампе-коптилке вспыхнул огонек. Ирка огляделась при его скудном свете и мысленно присвистнула. Стены прячущейся под неприметной сосной землянки были укреплены деревом, но все равно от них тянуло волглым холодом. По одной из стен невозмутимо струился толстый розовый дождевой червяк. В углу притулилась круглая железная печурка – труба от нее уходила куда-то вверх, видно, дым выводился все-таки наружу. Напротив стояли сколоченные из старых ящиков нары, прикрытые грубым солдатским одеялом. Рядом, на колченогом столе, возвышался какой-то аппарат. После недолгих раздумий Ирка сообразила, что это рация. В общем, такое Ирка раньше видала только в историческом музее – экспонат «Партизанская землянка времен Великой Отечественной войны». Разве что в той землянке червяка не было, а на стене висели каска и плащ-палатка.
Червяк втянулся в стену, Ковальский утомленно снял с себя каску и плащ-палатку и повесил их на вбитые колышки.
– Печку палиць пока не будем, «полисэновцы» десь тутай, – отрывисто сказал он.
– Чего они за вами гоняются? – пробормотала Ирка, устало приваливаясь к стене. Ноги у нее дрожали. Марш-бросок по пересеченной местности сразу после бала ее добил. Она с жалостью поглядела на ребят. Если она без сил, то уж им совсем фигово.
– То мы за ними гоняемся! – запальчиво возразил Ковальский и добавил, мрачно дернув ухом: – А юж потим они за нами, – уши матёрого зайца вовсе печально обвисли, и он закончил: – То все пжеж[27] капусту.
– Капусту? – изумилась Ирка. – Не поняла… Из-за бабок, что ли?
Теперь уж Ковальский поглядел на нее непонимающе:
– Яки бабки? Нащо нам ваши людськи старушки? Поляну нашу капустную полисун, гнида нацистская, потоптал, ясно?
– Ага, – озадачилась Ирка. – Нет, ясно, конечно, чего ж неясного, – и себе под нос процитировала старую детскую сказку: – «В путь надо пускаться ради великой цели: из-за пучка морковки, из-за кочана капусты…»
– З морковкой у нас як раз добже, – заверил ее Ковальский, в доказательство вытаскивая припачканный землей пучок морковки из стоящего у печурки ящика. – Морковку мы с Бразаускасом на нелегальных огородах дергаем. Здешние хлопы не пжетив[28], они знают, что мы в цих лясах партизанем. А под капусту мы одну такую себе полянку в лесу приспособили – от немецких егерей подальше. А цей профашистский выползень, – у Ковальского аж усы задергались от возмущения, – волков своих на ней збирал! Ось и потоптали! Партизаним без пищевого довольствия. А кто шкодыть партизанам, тот есть гитлеровский прихвостень, и край! Та им це так просто не минется! – заячья морда выглядела весьма решительно.
– Сами-то мы з Бразаускасом з лясов под Сокальем, то в Польщи, – сноровисто раскладывая на нарах слегка привядшие, видно, из старых запасов, капустные кочанчики, продолжал Ковальский. – Алеж мали утекать оттуда ще задолго пшед войною. Був там один грабья… граф, по-вашему…
В тусклых от усталости глазах Таньки зажегся слабенький огонек интереса. Ну да, графине про других графьев всегда интересно!
– Матёрого зверя полёваць… охотиться по-вашему… тот грабья очень любил. А мы как ни есть зайцы, алеж дуже, дуже матёрые! Грабья-то ладно, а вот лесничий у него – всюды нас сцигал, жиць не давал, варьят[29], прямо вот как эти, – Ковальский дернул ухом. – Полисэновцы пшекленты! Бразаускаса высцигал, графскую охоту на него навел.
Ребята с интересом поглядели на чистящего автомат Бразаускаса. Матёрый лишь усмехнулся в усы, продолжая разбирать оружие.
– Но Бразаускас наш теж не з простых, Бразаускас у нас как есть матёрый! Схрон в лесу сделал, три дня караулил, на чвартый подстерег ту графскую охоту. У самого грабья ружье з рук вырвал и лесничему в грудь весь заряд и всадил, да пока графские егеря не очухались, по деревьям и ушел, только уши его и видели! – горделиво закончил Ковальский.
Троица друзей поглядела на Бразаускаса с особым уважением. Продолжая улыбаться в усы, матёрый щелчком засадил в автомат новый рожок и огладил лапой еще теплый металлический бок оружия.
– Потом погоня была, конечно, пришлось нам с Бразаускасом з-под Сокалья уходить, – закончил Ковальский. – А там и война зачалась, немец попер… Мы з Бразаускасом в Армию людову[30] вступили. А цо? То не важно, цо не людзи, а зайцы, то важно, цо естем мы з Бразаускасом матёрые, а також социалисты – всяких грабьев не любим…
Оживление на Танькином лице угасло, она поглядела на Бразаускаса настороженно.
– Из окружения з войском выходзили, тут на Подолье отстали, теперь вот партизаним. Ваших воякив дочекаемся, – он кивнул на Иркину пилотку с красной звездой. – Та з ними обратно до Польщи и пойдем. То вже не довго, – рассказывая, Ковальский успел разложить на нарах морковно-капустный рацион, разделив его строго на две равные порции. – А для вас тушенка есть, немецкая, трофейная, – успокоил он ребят и, ухватив лапами армейский нож, вскрыл банку ловким круговым движением.
В землянке одуряюще запахло мясом. Ирка почувствовала, как кишки в животе скручиваются в узел. Богдан шумно сглотнул слюну.
– Благодарю вас, но мы не будем, – тоненьким-тоненьким голосочком сказала графиня, и по ее дрожащим рукам видно было, каких усилий ей стоил отказ. – Панна Ирина, к сожалению, сейчас такое есть не может, и мы…
– А вы можете! – грубо цыкнула на нее Ирка. – Вот и наворачивайте без глупостей, не надо тут дурацких самопожертвований! Не хватало еще, чтоб вы свалились оба – мне вас тогда тащить? Сказано – ешьте! – она чуть не насильно сунула Таньке в руку щербатую ложку. – Я пока потреплю!