Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и Волшебный камень
Невозможно было поверить, что это не небо, а потолок, и что Большой Зал не уходит вверх, прямо в космос.
Профессор МакГонаголл молча установила перед первоклассниками табуретку на четырех ножках. На табуретку она положила островерхую колдовскую шляпу. Шляпа была вся в заплатках, потрепанная и невообразимо грязная. Тетя Петуния ни за что не согласилась бы держать такую в доме.
Может быть, надо достать оттуда кролика, в ужасе подумал Гарри. Заметив, что все пристально смотрят на шляпу, он тоже стал внимательно смотреть. В течение нескольких секунд в Зале стояла абсолютная тишина. Затем шляпа дернулась. Возле ее края образовалась дыра наподобие рта — и шляпа запела:
Может, я не хороша,Но по виду не судите,Шляпы нет умней меняХоть полмира обойдите.Круглобоки котелки,А цилиндры высоки,Зато мне при сортировкеНету равных по сноровке.Для меня нет в мире тайны,Ничего не утаить,Как наденешь — так узнаешь,Где тебя должны учить.Может, в «Гриффиндор» дорога,По ней храбрые идут,Им и доблесть, и отвагаВ веках славу создают,В «Хуффльпуфф» не попадетеЕсли глупы, нечестны,Хуффльпуффцы все в почете,Знамени труда верны,Старый мудрый «Равенкло»Примет быстрого умом,Если любит кто учебу,Там найдет свою дорогу,Или, может, в «Слизерине»,Вы отыщете друзей,Они хитростью понынеК цели движутся своей.Так наденьте меня и не бойтесь!Вы в надежных руках, успокойтесь,(Хотя рук-то и нет у меня),Зато думать умею я!
Лишь только Шляпа закончила петь, зал разразился аплодисментами. Шляпа поклонилась каждому из четырех столов и замерла совершенно неподвижно.
— Так, значит, нам надо всего-навсего примерить шляпу! — шепотом воскликнул Рон. — Я убью Фреда, он все врал про поединок с троллем!
Гарри слабо улыбнулся. Конечно, померить шляпу куда легче, чем произносить заклинания, но все равно хотелось бы, чтобы это происходило не на глазах у всей школы. Из песни следовало, что Шляпа предъявляет высокие требования; Гарри не чувствовал себя отважным, не чувствовал, что у него быстрый ум или что там еще, ничего этого он в себе не замечал. Вот если бы Шляпа упомянула про колледж для тех, кого тошнит от страха, то это было бы место как раз для него.
Профессор МакГонаголл выступила вперед с длинным пергаментным свитком в руках.
— Я буду называть имена, а вы должны надеть шляпу и сесть на табурет для сортировки, — сообщила она. — Аббот, Ханна!
Розовощекая девочка со светлыми косичками, споткнувшись, вышла из строя, надела шляпу, которая тут же съехала ей на глаза, и села. После минутной паузы:
— «Хуффльпуфф»! — объявила шляпа.
От правого стола понеслись приветственные крики и рукоплескания. Ханна прошла к этому столу и села там. Гарри увидел, как привидение Жирного Монаха весело помахало ей рукой.
— Боунс, Сьюзен!
— «Хуффльпуфф»! — снова выкрикнула шляпа. Сьюзен торопливо отошла и села рядом с Ханной.
— Бут, Терри!
— «Равенкло»!
На этот раз рукоплескания раздались от стола, стоявшего слева; когда Терри подошел к ним, несколько равенкловцев встали, чтобы пожать ему руку.
«Брокльхёрст, Мэнди!» тоже отправился в «Равенкло», но «Браун, Лаванда» стала первой новой гриффиндоркой, и стол на дальнем конце слева взорвался аплодисментами; Гарри услышал, как близнецы, братья Рона, издают громкие кошачьи вопли.
«Бычешейдер, Миллисент» была зачислена в «Слизерин». Возможно, у Гарри разыгралось воображение, но после всего, что он успел услышать про «Слизерин», попавшие туда казались ему весьма неприятными людьми.
Его уже тошнило довольно сильно. Он вспомнил, как в школе на физкультуре набирали команды для разных игр. Его всегда выбирали последним, не потому, что он плохо играл, а потому, что никто не хотел, чтобы Дудли подумал, будто Гарри им нравится.
— Финч-Флетчи, Джастин!
— «Хуффльпуфф»!
Иногда, заметил Гарри, шляпа выкрикивала название колледжа сразу же, а иногда она некоторое время раздумывала, прежде чем принять решение. «Финниган, Симус», мальчик с волосами песочного цвета, который стоял в строю перед Гарри, просидел на табурете добрую минуту, пока шляпа не назначила его в «Гриффиндор».
— Грэнджер, Гермиона!
Гермиона почти бегом поспешила к табурету и с энтузиазмом нахлобучила шляпу на голову.
— «Гриффиндор»! — выкрикнула шляпа. Рон застонал.
Ужасная мысль поразила Гарри неожиданно — как всегда делают ужасные мысли, когда вы нервничаете. А что, если его вообще не выберут? Что, если он так и будет сидеть со шляпой на глазах, пока профессор МакГонаголл не сорвет ее у него с головы и не скажет, что, очевидно, произошла ошибка и лучше ему отправиться обратно на станцию?
Когда вызвали Невилля Длиннопоппа, мальчика, постоянно терявшего жабу, он упал по дороге к табурету. Шляпа долго решала, куда отправить Невилля. Наконец она объявила: «Гриффиндор!». Невилль бросился прочь, все еще находясь в шляпе, и ему пришлось под громкий хохот метнуться вбок, чтобы передать шляпу «МакДугал, Мораг».
Малфой, услышав свое имя, гордо выступил вперед. Его желание исполнилось сразу же: шляпа завопила: «Слизерин!», едва коснувшись его головы.
Малфой вернулся к Краббе и Гойлу, крайне довольный собой.
Оставалось не так уж много народу.
«Мун»…. «Нотт»…. «Паркинсон»…. потом девочки-близняшки, «Патил» и «Патил»…. потом «Перкс, Салли-Энн»…. а потом, наконец —
— Поттер, Гарри!
Едва только Гарри вышел из строя, по Залу, как язычки пламени, вспыхнули приглушенные возгласы:
— Она сказала, Поттер?
— Тот самый Гарри Поттер?
Последнее, что увидел Гарри перед тем, как шляпа съехала ему на глаза, был полный зал ребят, привстававших, чтобы получше разглядеть его. В следующую секунду он уже рассматривал черную изнанку шляпы. И ждал.
— Хмм, — произнес тихий голос ему в ухо. — Трудно. Крайне трудно. Очень храбрый, это видно. Но и сообразительный. Талант, да, бог ты мой, конечно же — и большое желание проявить себя, вот ведь что интересно… Куда же мне тебя отправить?
Гарри вцепился руками в края табурета и молился: только не в «Слизерин», только не в «Слизерин».
— Только не в «Слизерин», говоришь? — переспросил тихий голос. — Уверен? Ты мог бы стать великим, знаешь, у тебя все для этого есть, и «Слизерин» выведет тебя прямо к славе, в этом нет никаких сомнений — не хочешь? Нет? Что ж, если ты уверен — пойдешь в «Гриффиндор»!
Гарри понял, что последнее слово шляпа выкрикнула на весь зал. Он стащил шляпу и на дрожащих ногах отправился к столу «Гриффиндора». Он испытывал огромное облегчение, что его все-таки выбрали и к тому же не отправили в «Слизерин», и даже не заметил, что ему хлопали и кричали больше, чем всем остальным. Староста Перси встал и энергично потряс ему руку, в то время как близнецы Уэсли надрывались: «Поттер с нами! Поттер с нами!». Гарри сел напротив привидения в жабо, которое он видел раньше. Привидение похлопало его по руке, и у Гарри появилось неприятное ощущение, будто он только что окунул руку в ведро с ледяной водой.
Теперь он мог разглядеть Высокий Стол. С ближнего краю сидел Огрид, который поймал его взгляд и поднял вверх оба больших пальца. Гарри улыбнулся в ответ. В центре Высокого Стола, в большом золотом кресле, сидел Альбус Думбльдор. Гарри сразу же узнал его по карточке, которая ему попалась в поезде, в шоколадушке. Серебряная голова Думбльдора единственная во всем Зале сверкала так же ярко, как привидения. Гарри заметил также профессора Белку, нервного молодого человека из «Дырявого котла». В большом пурпурном тюрбане он выглядел странно и не слишком уместно.
К этому времени осталось всего четверо неотсортированных. «Томас, Дин», мальчик еще выше Рона, присоединился к Гарри за столом «Гриффиндора». «Тюрпин, Лиза» направилась в «Равенкло», и тогда настала очередь Рона. Бедняга давно уже был бледно-зеленого цвета. Гарри под столом перекрестил пальцы, и через секунду шляпа закричала: «Гриффиндор»!
Гарри громко хлопал вместе с остальными, когда Рон свалился на стул рядом с ним.
— Отлично, Рон, великолепно, — помпезно произнес Перси Уэсли, в то время как «Цабини, Блейз» был назначен в «Слизерин». Профессор МакГонаголл скатала свиток и унесла шляпу-сортировщицу.
Гарри посмотрел на стоящее перед ним пустое золотое блюдо. Только сейчас он понял, насколько проголодался. Тыквеченьки, казалось, ушли из его жизни сто лет назад.
Альбус Думбльдор поднялся. Он глядел на учащихся и сиял, широко раскрывая им навстречу руки, так, как будто для него не было в жизни большего удовольствия, чем видеть их всех собравшимися вместе в этом зале.