Владислав Крапивин - Трое в «копейке», не считая зайца Митьки
8.22. С. А. ругает ельнинские дороги. Они и в самом деле дрянь! А. К. и В. П. из солидарности с капитаном автопробега пишут следующие строки:
Под Ельней все пути изрыты,Как будто здесь прошли боиИли чеченские бандитыФугасы ставили свои.Но, проложив путь по атласу,Мы едем прямо на восток,Нас не задержат ни фугасы,Ни развороченный мосток.
8.30. Солидарности хватает ненадолго. В. П. предлагает А. К. отхлебнуть из заветной фляжки, тот отказывается. Их легкое препирательство завершается, как обычно, виршами:
Нас слабит рифмами давно,Но рифмы эти все… плохие,Но и дороги-то в России,Увы, спокон веков г….!
9.05. Проезжаем поворот на Кубинку — место четырехлетней учебы А. К. в Военно-политической академии имени В. И. Ленина. (Заяц Митька с удивлением замечает, что бюст Александра Борисовича у дороги почему-то еще не поставлен. А может быть, поставлен, но уже украден охотниками за цветным металлом.) Здесь же единственный в мире музей бронетехники. Кстати, в ВПА вместе с А. К. учился и Олег Черемных, наш минский друг…
Пошел разговор об армейских делах, о профессиональной подготовке военных.
С. А. заметил, не отрываясь от руля:
— Посмотрите, мы едем по той дороге, по которой в сорок первом шли к Москве немцы. И везде — мемориалы погибшим. А погибшие эти — в большинстве своем люди невоенные: ополченцы, студенты-бауманцы, десятиклассники-добровольцы… Неужели и сегодня, если придется, мы будем интеллигентами в очках заслоняться от нашествия?..
Тут подал голос Митька:
— Вам, полковники, только войну подавай!
— Нет, дорогой заяц! — ответил С. А. — Мы, люди военные, войну как раз больше всех и не любим. Потому что знаем, какая она. Как там у Бисмарка? Грязь, пот, кровь, железо… Оттого и болеем за армию: воевать должны люди умелые, специально тому обученные…
— Договорились же: ни слова о политике… — буркнул Митька, но на сей раз как-то неуверенно.
9.15. Проезжаем поворот на город Голицыно и одноименную железнодорожную станцию, на которой, по словам А. К., прямо в поезде умер Антон Макаренко — писатель и педагог. Сердце не выдержало.
— Кстати, странная метаморфоза произошла с фамилией этого писателя, — подал голос В. П. — В пятидесятые годы, я помню, все говорили «Макаренко». И моя мама его так называла, она с ним встречалась однажды. В двадцатые годы она с другими вятскими комсомольцами собирала по перронам беспризорных пацанов, а Антон Семенович приезжал принимать их для своей колонии… Почему он потом превратился в «Макаренко»?
— Это же украинская фамилия, — возразил А. К. — Там всегда такие ударения. Мы же говорим «Аксёненко», а не «Аксененко» К тому же «Макаренко» от слова «Макар».
— А «Короленко» от слова «король». Никто же не говорит «Короленко». Или у меня есть знакомый Денисенко. Почему не «Денйсенко»? Нет, дело не в украинских традициях, а в наплевательском отношении к именам писателей, в отсутствии культуры…
— Ну а почему во множественном-то числе? — неуверенно возразил А. К.
— Потому что есть еще один очень яркий пример. С другой, вполне русской фамилией. То и дело вижу передачи про Горького, где все ведущие, даже литературоведы, обзывают Алексея Максимовича Пешковым. Ради проверки спрашиваю учителей, библиотекарей: «Как настоящая фамилия Горького?» Все как один «Пешков»! Да вы что, господа-товарищи литераторы! Горьковские книжки-то все-таки надо читать, хотя бы по долгу службы! «Детство», «В людях»… Там же то и дело ударение в фамилии стоит. Специально! Пешков! И сам Горький писал (в восьмой главе «Детства»), что «Пёшков» — это неправильно. Следует уважать классиков. А то ведь в конце концов появятся «Гоголь» и «Пушкин»…
А. К. больше не спорит. Потому как ударение — аргумент весомый.
9.30. Заливаем в баки бензин по просьбе С. А. на заправке «Татнефти» — корпорационные пристрастия. Тридцать пять литров здесь стоят 270 рублей, а на спидометре у нас 5166 километров.
10.05. Мы движемся по МКАД. На встречной полосе наблюдаем пробку, вызванную аварией. Сотни машин на протяжении десяти километров.
10.15. В Командоре вновь просыпается поэтический зуд:
Ох, как хочется, чтобы травкуОзарил хоть случайный луч,Но унылые автозаправкиЗябко мокнут на фоне туч.О, какое паршивое лето!Шум и плеск на дорогах сырых.И в обочинных туалетахДует холодом в зад из дыры…
Митька хихикает, но потом замечает, что упоминание про зад, которому неуютно в пути, становится в стихах поэ-тов-путешественников навязчивым.
Но что поделаешь, раз такова дорожная специфика! Дома насладимся цивилизацией…
10.40. Слышим по радио Москвы штормовое предупреждение. Разверзлись хляби небесные… Между тем выехали на Горьковское шоссе.
— Ливень страшный, как МКАД, — говорит А. К.
Капитан «Лайбы» тем временем убеждает нас ехать домой неизведанным путем — через Владимир, Горький, Казань…
11.00. Деревня Новая. Вдоль обочин выставка-продажа эмалированных тазов.
11.05. Проехали поворот на Монино. Здесь уникальный музей авиатехники и проходят воздушные парады. Навстречу по шоссе несется группа рокеров (человек двадцать пять или тридцать, если это «человеки») в черных кожаных куртках и нацистских шлемах с рожками. На некоторых мотоциклах черные флаги…
11.25. Город Ногинск. Где-то недалеко Петушки. Говорим о повести Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки». У В. П. впечатление горькое, у остальных — никакого: не читали…
11.43. Обедаем в таверне. За шашлык, если так можно назвать куски политых кетчупом сухожилий, содрали 321 рубль. (А. К.: «Предупреждал же, что ничего хорошего из этого не выйдет…»)
Впервые за дорогу «проявили элемент потери бдительности» — оставили машину с вещами незапертой да еще и с ключом зажигания. Но обошлось…
12.10. Одну за другой преодолеваем три реки: Клязьму, Шерну и Плотню. От дома А. К. проехали уже 5000 километров.
12.15. Город Павловский Посад. В. П. утверждает, что здесь испокон веку делали всякую металлическую утварь: вилки и ножи. Даже для двора его императорского величества. А еще — замки с секретами…
Вспомнили: сегодня день рождения Константина Георгиевича Паустовского. Ему исполнилось бы 109 лет.
Митька завозился под локтем у В. П., напоминая, что добрые даты не вспоминают всухую…
12.27. С интервалом в три минуты переезжаем реки Большую и Малую Дубну. Между ними — поворот на Орехо-во-Зуево, город, известный нам со школьных времен как центр борьбы рабочего класса за свои права. К чему эта борьба привела — тоже известно. А. К. и В. П. почему-то хором вспоминают фразу Шарикова из «Собачьего сердца»: «Пожалуй, я выпью водки…»
12.35. Деревня Киржач, стоящая у реки с таким же названием…
12.38. Дорожная отметка «100». Знаменитый сотый километр — зона оседлости девиц легкого поведения, диссидентов и вообще (по мнению В. П.) всех порядочных людей, выселенных из столицы. Тут же граница города Покров. Герб — лев с крестом в лапах, а подо львом — река. Слово «Покров» вызывает у нас очередные приятные воспоминания, ибо на Покрова Пресвятой Богородицы в давнем тридцать восьмом году в славном сибирском городе Тюмени родился Командор (как тут не порадоваться за отечественную словесность?).
12.54. Широко известные Петушки. Навстречу снова целая бригада рокеров. Такое впечатление, что у них сегодня где-то шабаш. Вот и слетаются, как воронье… А впрочем, что это мы о них так? Нам-то они ничего плохого не сделали! И все-таки рогатые каски, черная униформа хороших мыслей не вызывают…
13.00. По предложению С. А. заехали «поспать» на какую-то дорогу в стороне от тракта. Поспать не удалось. Дорога оказалась военной (ведущей к какой-то воинской части) и поэтому страшно разбитой, вся в торчащих из бетонных плит арматуринах. Немудрено, что мы почти сразу же пробили колесо. А поскольку две колеи были единственным путем для проезжающих военных авто, нам пришлось почти съехать к самому кювету и ремонтироваться в «положении неустойчивого равновесия».
Поблизости оказалась деревня Липна, что вызвало ассоциацию «влипли».
А. К., которого во время ремонта (по его мнению) больше всех кусали комары и мошки, напомнил старый тост про мальчика, который искал приключения на свою задницу, в результате чего эта последняя у него отвалилась…
