Джеймс Паттерсон - Проект Омега
Драпая из ИТАКСа, мы «позаимствовали» лэптоп. И, представь себе, у него еще и постоянный выход в Интернет через Wi-Fi. Так что мы все время на связи. Но ты не беспокойся. У ИТАКСа куча секретов, секреты свои он охраняет, как Цербер, и техники у них всякой наворочено — до дуры. Так что в лэптопе у нас все коды и пароли постоянно меняются. И нас поэтому ни за что не отследить. Зато у нас любая информация — на блюдечке с голубой каемочкой. Не говоря о том, где, когда и какие фильмы показывают, и где и в какие рестораны ходить стоит. Как ни открою эти страницы — покатываюсь от хохота. Они для нас, конечно, самые нужные.
Но, так или иначе, все, что нам удалось раскопать о нашем прошлом, о Школе, об Институте, об ИТАКСе и т. д., Клык выкладывает в Интернет. Кто знает, может, кто-нибудь с нами свяжется и поможет нам разрешить загадку нашего существования.
А пока мы за секунду находим ближайший Данкин Донатс.
3
Наконец мне совершенно осточертела возня с чтением карты и трясучка по ухабам и колдобинам, и я уговорила стаю забыть про колеса и вернуться к нормальному способу передвижения — по воздуху.
Назад к природе!
К полуночи мы покинули воздушное пространство Луизианы, перелетели в Техас и приближаемся к громадному мутному пятну света. Это Даллас. Нацелившись на самое темное пространство, сбрасываем высоту и медленными, плавными кругами опускаемся ниже и ниже.
Приземляемся в парке. Отыскать здесь подходящее гостеприимное дерево совсем не трудно. Не проходит и минуты, как мы уже устроились на ночлег в его раскидистых ветвях. Ты не ослышался, дорогой читатель. Я, действительно, сказала «в ветвях», а не «под ветвями». Во-первых, «под ветвями» не звучит, лучше бы сказать «под деревом». А во-вторых, какая-нибудь ветка, повыше и потолще, — лучшее для нас пристанище. Поэтому прошу тебя присоединиться к моему воззванию к государственным органам финансирования: Увеличьте бюджет на национальные парки! Они — важный природный ресурс, по крайней мере, для предоставления крова летающим детям-мутантам.
Ладно, хватит митинговать. Настало время строить пирамиду из кулаков: все шесть, один на другой — наш прощальный ритуал перед сном. Младшие тут же вырубились от усталости, а я распласталась на толстенной ветке, болтая ногами и мечтая о горячем душе.
Клык подсаживается ко мне поближе и интересуется:
— Появился у тебя теперь какой-нибудь план?
— Понимаешь, в сотый раз складываю два и два и получаю тридцать семь. Смотри. Наши слагаемые — это Школа, плюс Институт, плюс ИТАКС. Прибавь еще нас и ирейзеров. Потом Джеба и Анну. И в конце еще эксперименты, которые мы в Нью-Йорке видели. Но все это только составляющие. А где общая картина — не пойму. И что я должна делать, чтобы мир спасти? Понятия не имею…
В собственном бессилии могу признаться только Клыку. Младшим я бы ни за что ничего подобного не сказала. Потому что детям нужен уверенный лидер. Им нужно знать, что кто-то за все в ответе. Жаль, что я уже из детского возраста вышла…
— Седьмое чувство подсказывает мне, что начинать распутывать этот клубок надо в Школе. — Голос у меня уверенный, но при одной мысли о Школе сердце сжимается, а в глазах темнеет. Но это просто нервишки пошаливают и инстинкты давние играют. А я sapience, и инстинкты отодвигаю в сторону.
— Помнишь, Ангел рассказывала, что подслушала, как белохалатники думают про надвигающуюся ужасную катастрофу. И что тогда почти все люди или погибнут, или вымрут.
И опять ты, дорогой читатель, не ослышался: Ангел слышит, что люди думают. И не только слышит. Как тебе понравится, если я скажу, что она еще и внушать свои мысли может? Согласись, нет среди нас заурядных, обычных, нормальных.
Клык между тем кивает:
— Мы вроде выживем, потому что у нас крылья есть. Улетим от всех катаклизмов подальше.
Я замолчала и думаю так напряженно, что даже голова разболелась.
— У меня к тебе два вопроса, — продолжает Клык. — Во-первых, куда подевался твой Голос? А во-вторых, куда запропастились ирейзеры?
— В самую точку ты, Клык, попал. Я и сама об этом все время думаю.
Нетрудно предугадать, что, если кто предыдущих двух книжек не читал, тут-то он как раз и спросит, что же это за голос такой? Объясняю: у меня в голове сидит Голос. Отдельный от меня. Независимый. Но поскольку он внутри, я и зову его «внутренним». Если у тебя, читатель, такого нет, я тебе очень завидую. Мой Голос здорово мне надоедает. Точнее, надоедал. Что-то он давно не прорезывается. Надеяться, что он совсем сгинет, было бы слишком большой роскошью. Но, с другой стороны, что-то я без него затосковала. Одиноко без него как-то. Не думаю, что он совсем исчез. Скорее всего, с ним какая-то временная техническая неполадка.
— Голос, наверно, мне на какой-то определенной частоте транслирует, а мы из зоны досягаемости вышли.
Клык молча пожимает плечами.
— Может… Кто знает? А насчет ирейзеров тоже точно сказать трудно. Я и не припомню, чтоб они так надолго пропадали.
Едва подумав об ирейзерах, немедленно сканирую небо. Микрочип, имплантированный в мое предплечье, никуда не делся. Как сидел во мне, так и сидит. Я уверена, это он подает сигналы и наводит на нас погоню. Иначе откуда бы ирейзерам взяться — в любое время дня и ночи, где бы мы ни были и что бы ни делали? Обычно они как снег на голову валятся. Но почему-то вот уже четыре дня ни одного ирейзера мы не видели. Их как корова языком слизнула. Такое затишье только перед бурей бывает. Только я про бурю подумала, как Клык меня как будто озвучивает:
— Знаешь, что мне это напоминает, — задумчиво говорит он, — все звери как-то всегда чувствуют, когда ураган приближается, знают, когда им прятаться. И вокруг вдруг ни птицы, ни звука, ни шороха. А черная воронка по небу прямо на тебя несется.
Я нахмурилась:
— Думаешь, катастрофа вот-вот разразится и ирейзеры от нее попрятались?
— Думаю…
Облокотившись спиной на ствол, снова смотрю в небо. До города больше десяти миль, но даже отсюда огни Далласа затмевают небо. Нет у меня ответов ни на какие мои вопросы. И мне вдруг кажется, что я вообще ничего не знаю, ничего на свете не понимаю и что все в моей жизни зыбко и нереально. Единственная хорошо мне знакомая реальность, единственная почва под ногами — это моя стая, пятеро моих крылатых собратьев. Только в них я уверена. Только на них могу положиться и только им могу верить.
— Иди спать, — говорит Клык. — Я пока посторожу. Я все равно хочу блог проверить.
Глаза у меня сами закрываются, и последнее, что я вижу, это как он достает из рюкзака лэптоп.
4
— Что, поклонники каждое твое слово обмусоливают? — сонно спрашивает Макс спустя какое-то время.
Клык отрывается от блога. Он понятия не имеет, сколько прошло времени. Горизонт уже слегка розовеет, но от этого намека на рассвет мир вокруг кажется только чернее. Однако Клык и в темноте отчетливо видит каждую веснушку на усталом лице Макс.
— Еще бы, конечно обмусоливают.
Макс проснулась — и он быстренько захлопнул лэптоп. Макс потрясла головой, как будто пытаясь стряхнуть с себя сон, но тут же опять опустилась на ветку. И снова закрыла глаза. Он знает, она уже почти проснулась — чувствует, как напрягаются ее мышцы и как подобралось все ее тело, готовясь во всеоружии встретить новый день.
Ей вообще трудно расслабиться. Оно и понятно. Груз, который судьба на нее взвалила, тяжел даже для ее генетически усовершенствованных плеч. Но она молоток — справляется.
А совершенство? Да разве оно есть на свете, совершенство-то?
Клык снова открывает компьютер.
Блог его привлекает все больше и больше внимания. Похоже, молва о нем ширится и растет. За последние три дня число посещений выросло с двадцати больше чем до тысячи. Тысяча людей прочитала им написанное. А завтра, может, прочтет новая тысяча.
Благодарю тебя, Господи, за автоматическую проверку орфографии.
Одного движения пальца достаточно — и экран ожил бегущими по нему словами. Но послание, заполнившее теперь экран, было на редкость странным. Ни отправителя проследить, ни ответную реплику на него послать не получается. Даже просто стереть не выходит. Что с ним ни делай, оно через секунду выскакивает снова и снова. Точно такое же послание пришло и вчера. Клык перечитал его. Откуда же оно взялось? И что оно вообще значит?
Светает, и с каждой минутой становится все светлее. Посмотрел вокруг на спящую на ближних деревьях стаю.
Игги висит на двух ветках сразу — крылья полураскрыты, нога покачивается, а губы сонно причмокивают.
Надж и Ангел прижались друг к другу, свернувшись клубочком в расщелине огромного дуба. Тотал примостился у Ангела в коленях, и она даже во сне придерживает его одной рукой. Можно не беспокоиться — с такой грелкой не замерзнет.
