Федор Кнорре - Бумажные книги Лали
— Почему же напрасно? Ведь давно уже, кажется, связь установлена. Они разговаривают со всеми нашими пунктами, и мы их так же хорошо понимаем, как они нас, и они слушают, что мы отвечаем, через все наши Центры Связи и Координации.
— Да… Связь у нас есть. Но установили ее не мы. Это они нашли нас, они с нами заговорили.
— Какая же разница?
— Очень большая… Ну, ты ведь читала, скажем, как некий Колумб открыл Америку.
— Ну, еще бы!
— Так вот, с нами произошло нечто вроде того, что сама Америка прилетела и открыла нас, бедных Колумбов. Понимаешь, их цивилизаций опередила нашу на десять — двенадцать тысячелетий. А это довольно много.
Лали обрадованно засмеялась:
— Да, да, я представляю себе этого бедного Колумба. Но ведь наши эти Центры и Пункты Связи уже давно переговариваются с Космосом?
— Уже одиннадцать лет. Тебе было два годика, когда произошел первый контакт.
— А теперь?
— Они почти совсем замолчали… Потеряли почти всякий интерес… Ну, ты ведь, вероятно, знаешь то, что все знают?
— Что они нас предупредили? А это правда?
— Десять лет назад мы еще могли сомневаться, но теперь мы уже и сами можем установить своими наблюдениями: все вполне точно. Да, все так и произойдет, как они нас любезно предупредили.
— И действительно, наша планета тогда погибнет?
— Нет-нет… Она отклонится от своей орбиты, произойдут кое-какие изменения, но… как бы тебе объяснить. Тонкий слой кислорода, окутывающий нашу Землю, улетит в Космос, как легкая вуаль. И органическая жизнь прекратится. Вероятно, на время, скажем на три-четыре миллиарда лет.
— И они это нам преспокойно выложили и не предложили как-нибудь помочь? Или они не могут ничего сделать?
— Мы запрашивали их много раз, они отвечают: «Нет заинтересованности» и выключаются.
— Значит, они могли бы что-нибудь сделать, но не желают? Тогда они просто космические свиньи, так им и надо сказать.
— Боюсь, что они даже не обидятся.
— Они злые?
— Хуже. Они никакие.
— Но они хоть чуточку похожи на людей? Или это осьминоги, зеленые чертенята?
— О нет, они очень похожи на нас, хотя они не очень-то много о своей планете рассказывают. Мы даже не знаем, одна у них планета или две… четыре? Удивительно только, что одна их планета несомненно называлась когда-то в древности (в их древности) ЗЕМЛЯ ВТОРАЯ. Теперь название очень искажено, но оно как бы просвечивает, и это очень удивительно, правда?
— По-моему, это все равно. Главное, что они такие противные, дураки.
— Меньше всего дураки. Все их действия удивительно целесообразны, рассчитаны, они великолепно систематизируют материалы исследования нашей планеты, безошибочно анализируют…
— Пускай, пускай, пускай! — затыкая уши, закричала Лали. — Они как человек, который предупредил другого, что тот провалится в яму, и после садится поудобнее, чтоб наблюдать, как тот дойдет до края и свалится! Неужели у них не шевельнется ни капли сочувствия к нам?
— Никаких «со» у них нет. Сочувствия, содружества, сострадания и тому подобное. Нас они даже не презирают. Просто однажды сделали вывод: у нашей цивилизации было достаточно времени, чтоб подготовиться к ожидающей нас катастрофе, но у землян слишком много сил и времени ушло на войны, религиозную и расовую борьбу, и вот мы опоздали.
— Раз они такие сухари и бесчувственные чурбаны, пусть их планета тоже треснется лбом о другую. Так им и надо!
— Нет, девочка, с ними-то этого, по-видимому, не случится: они надежно управляются в своей частичке Космоса, и, когда возникает опасность, они ее предупреждают и принимают вовремя необходимые меры, как на корабле в ожидании урагана. Я же сказал тебе, что на двенадцать — пятнадцать тысячелетий их наука обогнала нашу.
— Зазнайки! — сказала Лали. — А вот и наши гости!
Глава 2
СТОЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ
Приближающиеся шаги затихли на крыльце.
Гости читали объявление, потом стучались в дверь. Гости не желали пользоваться ни звонками, ни предупредительными сигналами. Они держались старых обычаев и не признавали этих новшеств. Конечно, прилетали они на своих стареньких пневматических ракетах, но дальше шли пешком. Счет времени они вели не на декады: дни называли их старыми добрыми именами и неизменно собирались по четвергам в уединенной хижине Прата.
Слепой хозяин радушно встречал гостей у входа, узнавал каждого, прежде чем тот успевал заговорить.
— Добро пожаловать! Заходите, рассказывайте, что там у вас слышно старенького!
И все гости смеялись шутке.
Все они были очень стары и не любили спешить. Они приветливо улыбались, встречаясь, и пожимали друг другу руки, а единственной своей Прекрасной Даме они по очереди осторожно целовали ручку и наперебой спешили пододвинуть ей кресло.
Старый Робот, стараясь держаться молодцом, но все-таки слегка жужжа и поскрипывая, разносил гостям пахучий чай.
В комнате было тихо, сюда не доносился шум городского движения и свист пролетающих домашних ракет: окна были закрыты звуконепроницаемыми шторами, великолепно изображавшими ночное небо с мерцающими звездами.
— Вот неожиданность! — сказала Прекрасная Дама. — Надо было нас предупредить, мы бы приготовили подарки.
— Да, да, конечно. Подарки! — подхватили гости.
— Мы сами обнаружили это как-то случайно, — извинился хозяин. — Стали подсчитывать, и вот вдруг оказалось… Зажигай, зажигай свечки, Лали!.. И скажи, когда загорятся все. Тогда я объявлю… Все? Отлично… Так вот, многоуважаемые гости, сегодня нам исполнилось ровно сто лет: тринадцать Лали и восемьдесят семь — мне!
— Ура! — пропели гости. — Ура! Ура!
Дама нежно поцеловала Лали, а остальные, задумчиво улыбаясь, с какой-то грустной радостью смотрели на большой круг жарко пылающих маленьких свечек.
— Ах, как хорошо! Пахнет совсем как в старину на елке, — мечтательно произнес старичок и так сильно потянул в себя воздух, что могло показаться, будто у него даже нос порозовел. Но нос у него всегда был необыкновенно розовый. — До чего же славно и беззаботно все шло у нас на планете в прежние времена! — И опять засопел, как небольшой насос.
— Все шло прекрасно, за исключением тех мест, где все шло из рук вон скверно! — вскользь заметила Дама.
— Нет, все-таки было весело! Например, была карусель! Да, карусель несется: вокруг своей оси, и сердце замирает от страха, не то что теперешние ракеты: сидишь зеваешь и ничего решительно не чувствуешь. Тишина, скука… А там? Визжат от восторга ребятишки, оседлав лошадок, козлов и львов, разноцветные флаги трещат на ветру, и посреди медных труб, в оркестре, бухает большой турецкий барабан!
— Никогда ничего подобного не слышала, — удивилась Дама. — Это ваша фантазия. Придумали козлов, барабаны и ребятишек? Откуда вам-то это знать?
Розовый Нос с достоинством выпятил грудь:
— Откуда я знаю, мадам? Да на одной из таких каруселей я сам визжал от восторга и от страха верхом на одном из этих козлов собственной персоной, мадам!
При этом нос у старичка удивительным образом еще немного порозовел. Дама хотела было спросить, сколько же ему лет, что он может все это помнить, но это был запрещенный вопрос в этом обществе, и она только улыбнулась:
— Как это все интересно, что вы описываете.
— Ха-ха! — вспетушился очень польщенный похвалой Розовый Нос. — Да я помню денек поинтересней, чем ярмарка с каруселью. А? — Он обвел всех вопрошающим взглядом.
Все одобрительно кивали и улыбались.
Старичок весь просиял. Нос перестал быть розовым, казалось, он вот-вот засветится, как приставной клоунский нос, где бывает спрятана маленькая электрическая лампочка.
— Вот был денек! Какие несметные толпы людей из города нахлынули на заброшенный пустырь! Как они, изнывая от нетерпения и жары, с раннего утра и до вечера все ждали, ждали, когда же наконец там что-нибудь получится, и все никак не получалось, но наконец они дождались! Ах, какое вспыхнуло ликование! Невозмутимые, солидные господа, надменно подпертые под подбородок твердыми, крахмальными воротничками, размахивали изо всех сил в воздухе черными котелками и цилиндрами и вопили «ура!»; томные, напудренные дамы, подхватив кружевные юбки, вскакивали на сиденья своих лакированных экипажей, прыгали и самозабвенно визжали от восторга вместе с мальчишками, облепившими заборы! Ведь чудо только что свершилось у них на глазах! С самого утра по пустырю катались на велосипедных колесах, подпрыгивая на кочках, обтянутые полотном рамы, подпертые деревянными стоечками. Крест-накрест они были перетянуты множеством проволок, мешавших всему этому сооружению развалиться от первого толчка.
А в самой середке, запутавшись во всей этой неразберихе, умостился на жердочке человек в картузе с лицом сосредоточенным и исполненным недобрых предчувствий. Все это трещало винтом и уже раз десять прокатилось взад-вперед по полю, как вдруг все заметили, что колеса повисли, продолжая крутиться в воздухе в полуметре над землей. Пяти минут не прошло, как все вместе — рамки, колеса, трескучий винт с человеком на жердочке — уже взвилось на высоту третьего этажа!
