Томас Брецина - Как братьев превращают в лягушек
Тинка решила прибегнуть к единственной возможности остановить мать:
По радио передавали, что и Людвигштрассе перекопана.
Ах, нет! — простонала Грит, послала воздушный поцелуй дочери, кивнула на прощание Лисси и улетела.
Немного погодя, когда девочки одевались в своей комнате, Лисси заявила:
Ты просто прирожденная жертва для всех братьев мира. Со мной они себе такого не позволяют!
Ты бы тоже попалась, если бы спала поменьше. Поэтому их безобразия достаются мне, — огрызнулась Тинка, натягивая через голову футболку. Она втянула живот и втолкнула верхнюю пуговицу брюк в петлю. — Но я больше не попадусь в глупые ловушки. Клянусь!
А как называется, когда клянутся, а потом делают наоборот? — донеслось с Лиссиной стороны комнаты.
— -Клятвопреступление, - ответила Тинка.
— Так вот не надо клятвопреступлений в такую рань! — нравоучительным тоном сказала Лисси, изучая свою шляпную коллекцию.
Она выложила в ряд похожие на горшки головные уборы немыслимых форм и расцветок и наконец выбрала черно-зеленую модель с зубчатыми полями. Размашистым жестом девочка водрузила ее себе на голову и в тот же миг принялась чихать. Вокруг нее заклубилась белая пыль. Лисси приподняла шляпу и оказалась в густом пыльном облаке.
Тинка расхохоталась.
— Ты похожа на старушку, — фыркнула она.
Волосы Лисси стали белоснежными. Мельчайший порошок висел в воздухе и ложился на ее футболку и штаны. Пытаясь отряхнуться, она лишь вздымала новые облака пыли.
— Месть! — прорычала Лисси. — Кровавая месть!
Кому нужны братья?Господин Тедимайер трудился в кухне, как многорукий кальмар. Одной рукой он готовил на сковороде яичницу, второй вытаскивал из тостера подгоревшие ломтики хлеба, третьей упаковывал школьные завтраки, а четвертой разливал чай.
За круглым столом сидел младший братишка Лисси Дэвид и болтал ложкой в стоявшей перед ним миске с молоком. Молоко брызгало во все стороны.
— Ну, ты меня достал, — прошипел Стэн, стряхнул молочные капли с новой черной футболки и осторожно пригладил свои обильно смазанные гелем волосы.
— Молоко на пользу волосам, — попытался пошутить господин Тедимайер, за что был удостоен гневного взгляда.
Стэн, брат Тинки, уже успел подружиться со старшим братом Лисси — Фрэнком. Как и сестра, Фрэнк любил поспать. В любую погоду и в любое время года он носил круглые солнечные очки и не расставался с наушниками. Оба мальчика были на четыре года старше своих сестер.
Был еще Торстен — старший брат Тинки, студент. Каждый день он заявлял, что вот-вот снимет с друзьями жилье, но пока занимал комнату для гостей в общем доме, который Грит Клювель и Борис Тедимайер приобрели для будущей большой семьи.
Стэн наклонился к Фрэнку, который, сидя рядом с ним, поглощал смесь из кукурузных хлопьев, йогурта и маринованных огурцов, снял с него наушники и торжествующе сказал:
Сегодня она кричала громче. Я набрал четыре очка, а ты — три.
Что это за соревнование? — тотчас же поинтересовался господин Тедимайер.
Мальчики хранили ледяное молчание.
Вы не хотите мне рассказать?
Нет! — последовал единодушный ответ.
Ну-ну. — Борис Тедимайер растерянно моргнул и снова занялся завтраком.
В этот момент дверь кухни распахнулась, и «а пороге появились Лисси и Тинка — ни дать ни взять богини мести. Волосы Тинки все еще лоснились от жира, фигуру Лисси с головы до ног окутывала белая пелена.
Фрэнк и Стэн посмотрели на сестер, переглянулись и расплылись в улыбке.
Лисси показалось даже, что ежик ее братца Фрэнка стал чуть длиннее, чем обычно. '
— Доброе утро, мои дорогие колдуньи, — сияя, приветствовал девочек господин Тедимайер. Он делал все от него зависящее, чтобы две семьи поскорее превратились в одну, и в любое время дня и ночи старался поднять всем настроение. Правда, он и не подозревал, что попал прямо в точку, назвав дочерей колдуньями.
— Чего это вы так уставились? — спросил девочек Стэн с самым невинным видом.
Тинкины глаза мгновенно превратились в узкие щелки, Лисси уперла руки в бока.
Ну, погодите! — прорычали они, как две сторожевые собаки.
Дети, дети, поторопитесь, а то опоздаете в школу!
Девочки послушно уселись на свободные стулья.
Хо-хо-хо, девчонок отправили в туалет, — раздался писклявый голосок Дэвида.
Только его и не хватало! — простонала Тинка и закатила глаза к потолку.
Надо говорить не «туалет», а «нокаут»[1], — поправил Стэн своего сводного брата.
Папочка, мне надо в нокаут! — закричал малыш.
Это вы, что ли, подучили малявку? — прошипела Лисси,
Фрэнк и Стэн кротко улыбнулись: о чем это она?
Тинка намазала маслом тост, накрыла его вторым, смазала сверху вареньем и шоколадным кремом и прикрыла третьим.
Стэн укоризненно заметил:
— Ну, толстушка, скоро нам придется тебя возить. — При этом он жадно смотрел на Тинкин бутерброд. — Думаю, мне следует тебе помочь.
Быстрым движением Стэн выхватил бутерброд из рук сестры и впился в него зубами.
Хотя Тинка и была готова взорваться от ярости, она изобразила самую лучезарную улыбку.
— Я туда два раза плюнула, — заявила она, — а потом еще и высморкалась.
Стэн с отвращением бросил бутерброд.
Над кухонной дверью висели часы, отбивавшие каждые пятнадцать минут. С очередным ударом Тинка подскочила и схватила приготовленную пластиковую коробку с завтраком, яблоком и плиткой шоколада. Она терпеть не могла опаздывать. За ней последовала Лисси, которая поняла, насколько приятнее обходиться без головомойки со стороны учителей.
— Пока, папочка! — Лисси чмокнула отца в подставленную щеку.
Тинка ограничилась словами «до скорого, Борис». Она еще стеснялась своего отчима.
До воскресенья! — поправила ее Лисси.
Верно, до воскресенья!
Стэн ткнул Фрэнка локтем в бок и буркнул:
— Сегодня им первый раз позволили переночевать в своем доме.
Братьев распирало от зависти, но они не подавали виду.
Спорим, самое позднее в десять они прибегут сюда, стуча зубами, — шепнул Фрэнк и даже снял наушники.
Да уж, если мы об этом позаботимся, — сквозь зубы прошипел Стэн. И добавил громко: — Вам, конечно же, понадобится мужская защита. Мы охотно составим вам компанию.
Замахав на братьев руками, Тинка и Лисси сказали хором:
— Никаких мальчишек!
Всю дорогу до школы Тинка ощупывала свою голову и с озабоченным видом смотрелась в витрины.
— Волосы кажутся еще более жирными, будто я их вообще не мыла.
Лисси поминутно отряхивалась и мотала головой, как мокрая собака, вздымая вокруг себя клубы белой пыли.
Ну и негодяи! — ругалась Лисси. — Они зато поплатятся!
К счастью, ты никогда не попадалась в их ловушки, — съязвила Тинка.
Заткнись, белобрысая!
Пару недель назад Тинка выдала бы в ответ что-нибудь ядовитое, но теперь... Теперь она знала, что Лисси не хотела ее обидеть, просто она кипела от ярости.
В классе обе девочки сидели в первом ряду, прямо напротив учительского стола. Ярко-оранжевая лента из скотча по-прежнему делила парту пополам, напоминая о том времени, когда они терпеть друг друга не могли.
Госпожа Смерч (так называли в школе госпожу Райнгард, учительницу математики и истории) своей всегдашней размашистой походкой вошла в класс и вывалила книги на учительский стол.
— Доброе утро! Приготовьте, пожалуйста, тетради для домашних заданий.
Лисси тихо заскулила, как будто от боли в животе. Она так разозлилась из-за утреннего происшествия, что забыла списать у Тинки последние примеры.
Застонала и Тинка, обнаружив, что страницы ее тетрадки для домашних заданий слиплись, — она была чрезвычайно аккуратна и в высшей степени осмотрительна. Острыми ногтями она разняла страницы и принюхалась к клейким бледно-розовым пятнам. Клубничное варенье!
Месть! — потребовала Тинка. — Наши братцы еще пожалеют о том, что сделали!
Мы превратим их в лягушек, — поддержала ее Лисси.
Но мы не умеем колдовать, — всполошилась Тинка.
Мы ведь нашли ключ Фолфония, и адвокат сказал, что наши колдовские силы уже активизировались. Так что мы можем колдовать, и нашим братьям придется в это поверить.
А ты знаешь, как это делается?
Лисси покачала курчавой головой. На задней парте демонстративно закашлялась Елена.
Ты пылишь! — пожаловалась она.
Отстань, — огрызнулась Лисси, и Елена втянула голову в плечи.
Госпожа Райнгард грозной тенью нависла над партой, за которой сидели девочки. Скрестив руки на груди, она устремила на них суровый взгляд.
Иногда я с теплотой вспоминаю то время, когда вы так ненавидели друг друга, что не обменивались ни словом.
