Григорий Гребнев - Арктания
Юра посмотрел на коричневую морщинистую шею деда, кашлянул и сказал:
— Здравствуйте, дедушка
Дед повернулся на своем вертящемся стуле и поднес к уху кулак. Это было старинное революционное приветствие, от которого дед никак не хотел отвыкать, хотя в мире уже не было ни одного капиталиста и фашиста, которым адресовался когда-то этот традиционный кулак.
— Здравствуй!
— У меня к вам, дедушка, серьезное дело.
Дед отвернулся к щиту.
— С серьезным делом приходи ко мне домой.
Юра встревожился
— Не совсем серьезное. Его можно рассказать здесь.
— Значит, вопрос не животрепещущий. Говори.
Дед Андрейчик часто употреблял смешные старинные слова, вроде «данный», «упомянутый», и постоянно повторял слово «факт» Особенно веселило Юру одно выражение деда: «животрепещущий вопрос».
— Мне нужна ваша кирка, дедушка.
— Для какой надобности?
— Сейчас — чтобы научиться ею работать.
— А впоследствии?
— А потом…
Юра замялся говорить или нет? Хотя деду можно сказать, даже нужно. Юра знал, что дед уважает смелых и решительных людей. Он не раз рассказывал Юре увлекательные истории из жизни первых полярных исследователей, из эпохи гражданских войн. Дед сам когда-то участвовал в ледовом походе против Северной армады крестовиков.
— …а потом она мне нужна для одной важной экспедиции!
Дед пошевелил бровями и сделал вид, что страшно озадачен.
— Для какой экспедиции? Гм… интересно. Полет на Луну?
— Нет.
— Экспедиция на Эверест?
— Нет.
Юра приблизился к деду и шепотом спросил:
— Вы, дедушка, знаете об опытах профессора Британова?
Дед пожевал губами. С минуту он уже с подлинным удивлением смотрел на внука.
— Слыхал… Это тот, который собирается умерших воскрешать? Так, что ли?
— Нет, не вос… не то, что вы говорите, а оживлять. Я узнал, где лежит один умерший… один герой Арктики. Он замерз. Я его откопаю во льду. Профессор Британов его оживит.
Дед отстранился от него.
— Постой, ты про кого говоришь?
— Угадайте, — тихо сказал Юра.
— Про… Амундсена?
— Да.
— Какие у тебя данные, что его труп сохранился?
— Знаю. Читал. Он замерз. Как Андрэ и Скотт.[4] Я все знаю.
Дед улыбнулся, привлек к себе Юру, снял с него шапку и погладил по белой вихрастой голове.
— Идея благородная. Вопрос об Амундсене всегда был и останется животрепещущим. Но ты ошибаешься, мальчик. О гибели Амундсена мы ничего не знаем. Одни говорят, что он разбился, другие — что замерз после вынужденной посадки, третьи — что упал вместе с самолетом на чистую воду и утонул. Вряд ли мы узнаем. Факт.
Юра упрямо мотнул головой.
— Я найду труп Амундсена.
Старик вновь плутовато прищурил глаза.
— Ну, что ж, если ты так уверен, желаю тебе удачи. Только где же ты будешь его искать?
Юра вынул из кармана ленту фонографа.
— Вот. Здесь все записано. Я проследил дрейф льдов за много лет и определил: сегодня искать нужно в районе восемьдесят шестого градуса северной широты и девятнадцатого восточной долготы.
— Так. Значит, сын начальника воздушной станции «Арктания» собирается в экспедицию?
— Да.
— А сам начальник станции и его жена знают об этом?
— Они узнают потом.
Дед покачал головой.
— Кто еще будет участвовать в данном предприятии?
— Вы, дедушка, — не сморгнув, ответил Юра.
Дед взглянул на своего решительного внука сбоку.
— Ты в этом уверен?
— Да, дедушка, вы будете моим помощником.
— Гм… благодарю за честь. Ты думаешь, двоих достаточно?
— Вполне, дедушка.
— Трудновато двоим.
Дед старательно поддерживал серьезный тон.
— Настоящие полярники не должны бояться трудностей.
Фраза была чужая, — Юра вычитал ее в книге. Тем не менее произнес он ее самым торжественным тоном.
Дед сделал вид, что нахмурился, а на самом деле лишь заслонил смеющиеся глаза густыми бровями.
— Факт. Но настоящие полярники готовились к своим экспедициям очень тщательно и досконально.
Юра на мгновение смутился. В тщательности своей подготовки он был уверен, а вот насчет «досконально»… Надо будет узнать, что это значит.
— Я подготовился, — неуверенно сказал он.
— Все равно, я в этом деле не могу участвовать. Занят, да и годы не те, чтобы соваться в такие затеи.
Юра заговорил быстро; пришептывая и глотая слова от волнения:
— Ну, что вы, дедушка! Какие трудности? Это недалеко. Четыреста километров. Мы туда на моем «Жуке» в один день слетаем и вернемся.
Он неискренне улыбался и заглядывал в глаза деду:
— Полетим, дедушка! Это же очень интересно. А вдруг найдем? Полетим, а то меня одного не пустят. Гулять пускают, а в экспедицию не пустят.
Дед иронически взглянул на юного дипломата: вот оно что! Теперь понятно, зачем он понадобился Юре в помощники.
— Ну, ладно. Разве что в один день. Попробую.
Юра просиял и сразу же переменил тон:
— Вот и хорошо. Вы, дедушка, смелый и решительный человек. Я одобряю ваше решение. А теперь давайте кирку. Я лечу гулять. Хочу опробовать ее на льду.
Дед отвернулся к оранжевому щиту.
— Возьми. Она у меня в инструментарии. Только не испорти.
— Есть не испортить! — крикнул Юра и выскочил из рубки.
3.
Сорок папанинцев, сорок арктанинцев
Юра вылетел в солнечную, безветренную погоду. Его прогулочный автожир «Полярный жук» поднялся над станцией на высоту двести метров и повис в воздухе. Снизу он и впрямь был похож на темно-зеленого жука.
Лопасти ротора над кабиной машины вращались так быстро, что их почти не было видно: лишь слюдяной кружок в воздухе мерцал над Юриным «Жуком». Автожир почти неподвижно парил над станцией. Глушители умерщвляли шум его ракетной камеры.
В кабине было тепло, уютно; кроме того, в кабине… находился пассажир. Вернее — пассажирка. Это была Ася, десятилетняя дочка гидрографа станции «Арктания» Эрика Свенсона и закадычный друг Юры. Детей на станции было двое: Юра и Ася. Жили они очень дружно, несмотря на то, что Юра был старше своей подруги на три года. Ася часто летала вместе с Юрой гулять, и сейчас она занимала свое обычное место — позади Юры.
Юра полностью включил камеру ракеты, убрал ротор, и автожир стал набирать высоту, кружась над станцией.
Ася взглянула через окно вниз. Перед нею был укреплен небольшой экран; ей достаточно было глянуть на него — и вся панорама станции и ледяного то поля внизу была у нее перед глазами. Больше того, — регулируя изображение при помощи небольшого колесика у правого локотника своего сиденья, она могла приближать, увеличивать изображение на экране и при желании с любой высоты прочесть газету, брошенную на лед. Но Ася предпочитала экрану непосредственное наблюдение.
— Как высоко! — сказала она, плюща нос о гибкое стекло окна.
Юра взглянул на альтиметр: стрелка показывала тысячу метров высоты.
— Это еще не настоящая высота, — внушительно сказал Юра. — Вот мы туда подальше заберемся, тысячи на три. Тогда будет высоко.
— Юра, а если плюнуть, слюни долетят до льда?
— Долетят в виде… града. Только ты не открывай окна.
— Какая наша «Арктания» красивая! — искренне изумилась Ася и тоненьким голоском затянула, бойкую ребячью песню о папанинцах-арктанинцах.
Смысл песни был тот, что когда-то, много лет назад, на Северном полюсе поселились первые зимовщики; течения и ветры унесли льдину с четырьмя героями-папанинцами далеко к югу. Но большевики перехитрили ветры и течения: они создали над полюсом висящую в воздухе большую станцию «Арктания», которую не унесут никакие ветры и льды. И теперь на полюсе живут и работают уже не четыре, а сорок папанинцев, сорок арктанинцев.
«Арктания» висела в воздухе, далеко внизу под автожиром. Сверху она напоминала большой желток в яичнице-глазунье, посыпанный крупной солью. Но только сверху. Вблизи это была круглая плоская площадка диаметром в пятьсот метров — целый воздушный городок.
Эта станция была сооружена из золотистого сплава магния, кальция и алюминия. Жилые и служебные строения на этой площадке, казавшиеся сверху крупными кристаллами соли, возведены были из легкой пластмассы стального цвета.
Вся станция парила в воздухе, поддерживаемая огромными газопонтонами, подведенными под ее дно. Рвущийся прочь от земли газ гелий наполнял резервуары под станцией, и она неподвижно висела на высоте ста метров над той географической точкой земного шара, которая называется Северным полюсом.
Тридцать якорей, или, вернее, ракетных двигателей, в полых бортах площадки придавали ей устойчивость и неподвижность. Стоило хотя бы легчайшему ветерку коснуться бортов станции — и электронные двигатели ракетных якорей бесшумно несли станцию навстречу ветру. Станция как бы летала в направлении, противоположном ветру, со скоростью, равной скорости ветра. Но, летя вперед… она оставалась на месте. Стоило ветру усилиться — и в равной степени убыстрялся неподвижный полет воздушной станции. Ветер менял направление — и тотчас автоматически включались и начинали работать противоположные и донные ракетные раструбы, выталкивая мощные струи электрического ветра. Никакие бури не могли поколебать эту огромную, парящую в воздухе станцию, ибо бури автоматически вызывали такие же бури в раструбах двигателя — боковых, верхних и донных. И «Арктания» стояла в воздухе, не испытывая даже самых легчайших толчков и колебаний.
