Джилиан Рубинстайн - Космические демоны
«Приобретать что-нибудь новое — против папиных принципов», — думала она с горечью, глядя на свои вещи.
Единственная вещь, которая принадлежала именно ей, которой она могла гордиться, — это было ее собственное тело. Она села и завела правую ногу за шею. Ух!
Что-то сегодня утром ей так тяжело гнуться! Со всеми этими хлопотами во переезду на новое место она понебрежничала пару дней, и вот теперь ее мышцы отзывались тоской.
— Элейн! — крикнул отец с другого конца дома. — Выпьешь чайку перед уходом?
Она разогнулась и прокричала в ответ:
— Да! Сейчас приду!
Встав с пола, натянула джинсы, свитер, обула кроссовки, выпростала волосы из-под повязки, которая не давала им падать во время гимнастики на лицо, и заплела их в косу, спадавшую почти до самого пояса.
— Я решила остричься, — сказала она, входя в кухню.
— Зачем? — сказал отец. — У тебя красивые волосы.
У него были такие же волосы: темно-рыжие, густые, волнистые. Длинные — до плеч. И светлая, песочного цвета бородка.
— Они мешают мне заниматься.
Дэвид Тейлор пожал плечами.
— Остриги, если хочешь. Они снова отрастут.
«Характерно для него, — подумала Элейн. — Ему все равно. Что бы я ни делала — ему все безразлично».
Она оглядела его критически, пока он готовил ей чай. Пакетики с чаем казались крошечными в его огромных руках. Как правило, она принимала его безоговорочно, любила, но время от времени видела его как бы на расстоянии, какими-то чужими глазами, и тогда он ее чем-то раздражал.
«Господи, какой верзила, — подумалось ей. — Неудивительно, что мама рванула от него. Вот бы и мне!»
Он швырнул чайные пакетики в раковину и поглядел на нее.
— Ты о чем замечталась, Эли?
— Да так! — ответила она. Ей стало совестно.
Они никогда не говорили о матери, которая два года назад скрылась. В жизни Элейн образовалась как бы глубокая яма, как волчья ловушка, которую ей удавалось большую часть временя обходить, но иногда она соскальзывала в нее, испытывая первоначальный ужас.
Ей было бы легче, если бы Дэвид поговорил с ней об этом. Но как только она заговаривала, он плотно смыкал губы, а потом злился на нее. Молчание наполняло ее болью и чувством вины, а злость только вызывала страх и обиду. Ей было некому рассказать, что она чувствовала, и потому в уме она сочинила бессчетные письма к матери. Большинство из них никогда не выливались на бумагу, а те, которые писала, никогда не отсылались. Да она и не знала, куда их посылать, но так все-таки сохранялась иллюзия, что мать по-прежнему досягаема и все еще ее любит.
«Милая мамочка. — сочиняла Элейн про себя. — Вот мне снова приходится поступать в новую школу. Мне бы надо новую одежду. Как ты думаешь, стоит ли мне остричь косу?»
Она села к столу, взяла в руки кружку с чаем, которую ей пододвинул отец. Несколько минут назад она думала, что вот ему все безразлично, что с ней происходит. А теперь ее грела мысль, что он не знает, о чем она думает. Она положила три ложки песку в чай и оглядела недостроенную кухню. На столе лежал начатый батон, баночка с маргарином и джем. И маргарин, и джем были присыпаны опилками.
— Есть будешь? — спросил отец, намазывая себе на хлеб джем с опилками.
— Я не голодная. — Элейн покачала головой.
— Как хочешь. А я примусь за работу. Тут еще уйму надо сделать, не будем же мы тут сидеть вечно.
— Ты меня в школу проводишь? — спросила Элейн торопливо.
Он поглядел на нее с удивлением.
— Ты хочешь, чтобы я пошел?
— Ага, — сказала она. Хотя вовсе не была в этом уверена. Уж очень у него была заметная внешность. Люди вечно на него таращились. Но отправляться одной в незнакомую школу тоже было ужасно. Дэвид взял в руки электропилу, которая лежала на недоделанной табуретке.
— Все будет нормально. Я приду тебя встретить, ладно!
— Ладно, — ответила она. — Дашь мне что-нибудь на завтрак?
Он вытащил двухдолларовую бумажку из кармана и протянул ей.
— Счастливо, детка.
— Ладно, — сказала она снова.
Пила заверещала еще до того, как она успела открыть дверь и выйти из дому.
«Малая мамочка, — стала она сочинять снова, захлопывая за собой наружную дверь, — твоя дочка идет в новую школу в старой одежде и без завтрака. По дождю», — добавила она, дотрагиваясь до мокрых кустов в запущенном саду, и прошла через калитку, которая соскочила с петель и была просто прислонена к каменному забору.
Как только она вступила на тротуар, мимо промчался велосипед, обдав ее грязной водой из лужи. Она увидела, парня в черной куртке и черных джинсах и крикнула ему вдогонку:
— Гляди, куда едешь, идиот!
Другой парень вышел из двора соседнего дома, крикнул:
— Подожди меня, Марс! Мама сказала, чтобы ты меня подождал!
Парень на велосипеде не обратил на него никакого внимания и скрылся за углом. Его брат театрально вздохнул и пробормотал:
— Вот постой, скажу маме.
У него было круглое оливкового цвета лицо, полноватое и добродушное, карие глаза и темные волосы.
— Эй, — сказал он. — Вы только что переехали?
— Ага.
— Ты будешь ходить в школу Кингсгейт? Хочешь, я покажу тебе, как туда идти?
— Сама найду, — сказала Элейн с некоторой осторожностью. Она столько раз меняла школу, что научилась быть осторожной. Ни к чему было сразу проявлять дружелюбие. Обычно кто первым предлагал дружбу, того, как правило, никто не любил.
— Как тебя зовут? — спросил мальчишка, нисколько не обижаясь.
Элейн поняла, что от него быстро не отделаешься.
— Элейн Тейлор, — сказала она с некоторой подковыркой в голосе, которую ножно было прочесть так: «А тебе что за дело?»
— Меня зовут Джон. Джон Ферроне. Мы соседи. А это мой брат Марио. Ему велят ждать меня, а он никогда не ждет. Я учусь в седьмом. А ты?
— В седьмом, — сказала она.
В этот раз в ее слонах звучало: «Отвяжись».
Джон Ферроне шагал рядом и вел свой велосипед за руль.
— Вы что, правда, что ли, заплатили сто тысяч за этот дом? Мой отец говорит, что вас надули.
— Ничего мы за него не платили, — сказала Элейн, — это не наш дом. Мы просто поживем в нем немного.
— Я так в думал, что твоему отцу столько не одолеть. Я видал, как вы разгружали свою поклажу.
«Любитель совать нос не в свое дело», — подумала Элейн сердито.
— Он, что ли, будет ремонтировать дом?
Джон вроде бы и не задавал вопросы, а констатировал. Раз на его вопросы не было ответа, значит, так оно и было. Затем последовал новый вопрос:
— А что-то мамы твоей не видно? Она умерла?
«Милая мамочка, — подумала Элейн. — Ты умерла? Ты поэтому никогда не отвечаешь на мои письма?»
— Нет, — сказала она вслух, — она в Сиднее.
— Сбежала? — спросил Джон.
Элейн не ответила. Джон несколько минут сочувственно помолчал. Потом начал снова:
— Ты что, из цирка?
Элейн так удивилась, что даже обернулась и посмотрела на него.
— С чего это?
— Я видел, как ты занимаешься акробатикой. Очень здорово. И папа твой тоже похож на циркача, на тяжеловеса. И волосы у него длинные.
— Мы, правда, недолгое время ездили с цирком, — сказала она, — в Новом Южном Уэльсе пару лет назад.
Она тут же пожалела, что сказала это. Ее злил этот парень, который уже успел выведать столько ее тайн.
— Хотел бы я уметь так, как ты, — продолжал он, — А что ты еще умеешь? Можешь фокусы показывать? Обожаю фокусы. А жонглировать?
Элейн сжала губы, чтобы больше ничего не выболтать. На самом деле Дэвид умел жонглировать и знал кучу разных фокусов, любил их показывать людям, но стоило сказать об этом Джону, так он начнет шляться в дом без конца. Она пошла быстрее. Джон сел на велосипед в тихонько поехал рядом. Больше он ее ни о чем не спрашивал. Вместо этого он стал рассказывать о себе. Она услышала о его братьях. Один был уже женат и жил с женой и маленькой дочкой в Порте Аугуста, другой все еще жил с родителями, но уже работал, а третий — Марио, ему тринадцать. Джон его, видимо, и боялся, и обожал одновременно. Пока они добрались до ворот шкалы, Элейн знала, что его мать работает медсестрой в больнице посменно и что его отец строитель. И еще она поняла, что если она не избавится от Джона Ферроне, она попросту сбрендит. Но Джон вовсе не хотел, чтобы от него избавлялись.
— Пошли, — сказал он. — Вон мистер Рассел, наш учитель. Пойдем попросим, чтоб я стал твоим шефом. У нас все новенькие на первую неделю получают шефа.
«Тьфу, — подумала Элейн, — все идет наперекосяк. Что он ко мне клеится? И ни на одной из девчонок нет джинсов!»
Мистер Рассел оказался молодым и приветливым.
— Здравствуй, Элейн, — сказал он, — ты у меня, в седьмом. Я тебя провожу в класс и принесу тебе учебники. Спасибо, Джон, но я думаю, кто-нибудь из девочек возьмет шефство над Элейн. Пойди запаркуй свой велосипед.
