Пол Стюарт - Академик Вокс
— Поторопись, деточка, — нетерпеливо понукала Гестера. — Давно пора подкинуть дровишек в печку. — Она поёжилась, кутаясь в шаль.
— Ах, я промёрзла до костей!
«О чём это она?» — недоумевал Плут. В кухне стояла немыслимая жарища, и он буквально истекал потом. Осушив кружку, поставил её рядом с недоеденной кашей и повернулся к Гестере:
— Благодарю вас…
— Лучше благодарить делами, а не словами, — ответила Гестера. — Набей-ка печку дровами! Пусть она раскалится докрасна! Докрасна, ты слышишь меня? Я хочу, чтобы было жарко, как никогда, потому что сегодня мы идём кормить младенца.
— Хорошо, — ответил Плут скучным голосом, испугавшись, что эмоции могут выдать его.
Повернувшись спиной к Тестере, он направился к высоченной груде дров. Слова старой гоблинши продолжали вертеться у него в голове.
«Кормить младенца? — думал он. — Какого младенца?»
К тому времени как Плут принёс первое бревно к очагу, Гестера уже открыла круглую дверцу. Когда он оказался напротив жерла печи, из топки с рёвом вырвались языки пламени, опалив ему лицо. Он невольно вскрикнул.
Гестера, тотчас обернувшись, подозрительно уставилась на Плута, буравя его долгим, пронзительным взглядом. Стараясь казаться безразличным к окружающему, Плут наклонился, подхватил чурбак и кинул его в огонь. Затем принялся раздувать мехи, действуя так, как учила его Гестера: четыре быстрых движения — вверх-вниз, вверх-вниз. Дрова затрещали, завыло пламя, и ровное, тускло-золотое свечение тлеющих угольев преобразилось в сверкающие жёлтые всполохи огня.
— Раскали её докрасна, помнишь, что я тебе говорила, дорогой мой? — повторила Гестера. — Не жалей дров, детка. Давай ещё! Ещё! И не забудь про мехи!
Плут подкинул в топку дюжину колобашек, несколько раз покачал мехи и счастлив был услышать от Гестеры, что наконец-то её душенька довольна. Пузатая печь трещала, готовая лопнуть от жара, огонь внутри топки неистово бушевал, ослепляя, как солнце в палящий зной.
— Подойди ко мне, золотко, — позвала Гестера. — Посмотри, что я сейчас буду делать.
— Хорошо, — прохрипел Плут.
Лицо у него было опалено, в горле саднило, будто по нему скребли наждачной бумагой. Он отошёл от печки и направился в неосвещённую половину кухни, где стояла Гестера, вертя в руках кусок верёвки. Там было чуть прохладнее.
— А ну-ка отвяжи эту штуку, деточка, — приказала Гестера. — Я сама не могу достать.
Плут послушно кивнул, дотянулся до зажима на стене и снял спутанный моток верёвки. Он протянул конец верёвки Гестере, и она тотчас же ухватилась за него. Наверху, под потолком, раздалось бряцание, и Плут увидел, как с высоты спускается деревянное ведёрко. Когда ведёрко оказалось внизу, Плут защёлкнул зажим.
— Хорошенько закрепи верёвку, дорогуша, — сказала Гестера. — Вот так. Теперь подойди сюда и посмотри.
Дёрнув за верёвку, Плут ещё раз проверил, надёжно ли она схвачена, и подошёл к ведёрку, которое качалось на уровне колен, немного не доставая до пола. Гестера привела ведёрко в равновесие и вытащила из него красный бочкообразный предмет, блестевший на свету.
— Это жёлудь, — объявила она.
Плут сосредоточенно смотрел на диковинку. Мясистый, с тонкой оболочкой, истекающий кровавым соком плод ничем не напоминал обычные жёлуди. Такого он ещё никогда не видел! И запах какой-то странный. Сморщив нос, он принюхался: от жёлудя несло чем-то затхлым.
— Жёлудь, — повторил он, пытаясь скрыть своё удивление.
— Этот жёлудь не простой, лапочка, — объяснила Гестера. — Это жёлудь с дуба-кровососа. Такие жёлуди собирают тролли в Дремучих Лесах. Вот так, деточка. Эти дубы пожирают живую плоть, и ещё на каждом висит хищная смоляная лоза. Сборщики урожая едят жёлуди, но частенько их тоже едят — ты понимаешь, что я тебе говорю? Считай, что тебе повезло: работаешь у меня, а не на уборке урожая…
— Спасибо, — ответил Плут, перегибаясь от спазма в желудке.
— Вот почему эти жёлуди такие дорогие, — продолжала кухарка. — И это правильно. Но попробуй это объяснить старому скупердяю Амберфусу! Всегда охает, что цены взвинчены. Я ему отвечаю, что это для нашего хозяина. Если жёлуди приносят ему радость, мы за ценой не постоим. Что правда, то правда.
Гестера аккуратно положила плод в карман передника и, вынув ещё один из ведёрка, поднесла к свету. Плут с любопытством наблюдал, как она вытаскивает подрагивающие пурпурные шарики и кладёт их в заляпанный кровью фартук. Четыре штуки.
— Этого достаточно, моя крошка…
Она указала пальцем на полку с инструментами, какими пользуются кочегары: щипцы, щётки, совки и лопаты, мехи различного размера и несколько топориков.
— Подай-ка мне совковую лопату, деточка, — повелела она.
Плут послушно выполнил приказ.
— Нет, не эту, — одёрнула его Гестера, когда он взялся за инструмент. — Вон ту, с длинной ручкой.
Плут достал ту лопату, на которую указала гоблинша, и подошёл к старухе.
— То, что надо, лапуля, — одобрила она Плута. — Теперь подними её и держи прямо передо мной. Вот так. А теперь мы положим сюда жёлуди. — Она сосредоточенно рассматривала кровавые плоды, лежавшие на лопате. — Может, добавить ещё один? — задумалась она и вытащила очередной жёлудь из ведёрка.
Гестера направилась к печи. Плут вышагивал рядом, держа перед собой совковую лопату с желудями дуба-кровососа. Гестера взяла пару тяжёлых рукавиц и, натянув их на руки, распахнула дверцу печи. Из топки вырвался столб пламени.
— Ах как хорошо! — замурлыкала Гестера. — Наконец-то прогрею свои старые кости. — Она повернулась к Плуту. — Дай сюда лопату! И смотри осторожнее!
Плут шагнул, передал Гестере лопату с драгоценными желудями дуба-кровососа и отступил.
— Сейчас мы их засунем в печь! Раз, два, три! — ворковала кухарка, запихивая лопату с кровавыми шариками в раскалённый очаг. Жёлуди заскворчали, и сразу запахло жареным мясом. — Подождём немного, — сказала Гестера. — Минуты через две они будут готовы. — Она оторвалась от огня и повернулась к Плуту.
— Мы не всегда готовим такую большую порцию. Одного жёлудя обычно хватает на сто бутылок «Забвения».
— Забвения, — тупо повторил Плут.
— Я как раз готовила этот нектар, когда тебя привели… Помнишь? Да нет, ты ничего не помнишь, — добавила она, и Плут, к счастью, не успел ответить, иначе неминуемо бы выдал себя. — Я совсем забыла… Старая, глупая Гестера… — Она пальцем сковырнула с передника присохшую каплю крови. — Забвение, — вздохнула она. — Это целебное питьё для нашего хозяина делает его счастливым. Изготовлено, между прочим, по моему рецепту… Плут стоял не шевелясь. — Для этой микстуры я перегоняю чистейшее старинное вино. — Гестера кивком указала на замысловатое переплетение трубок, горелок и колб на стене. — У меня там всегда что-то кипит, но я добавляю в вино собственные ингредиенты, поэтому мои лекарственные препараты уникальны. Истёртый в порошок жёлудь с дуба-кровососа, например. Он придаёт пикантность снадобью, а хорошую работу ценят… — Она притянула Плута к себе и, прищурившись, заглянула ему в глаза. — Это будет нашей маленькой тайной, деточка. Я надеюсь, ты никому не выдашь наш секрет?
Плут поморщился: у гоблинши дурно пахло изо рта, вспотевшее тело отдавало кислятиной.
— Нет, — пробормотал он.
Гоблинша фыркнула и оттолкнула юношу от себя.
— Ну конечно, ты никому ничего не скажешь, лапушка. Теперь ты в каком-то смысле член нашей маленькой семьи. Ты больше никогда никого не увидишь, поэтому тебе некому будет рассказывать наши тайны. Просто некому…
Она повернулась к печи, вытащила из топки лопату и внимательно посмотрела на жёлуди.
— Гм-гм, пожалуй, ещё минутку… — произнесла Гестера, засовывая лопату обратно в печь. — Сегодня мы, конечно же, не будем готовить нектар забвения. Сегодня мы идём кормить младенца.
— Кормить младенца, — бессмысленно повторил Плут, и в голове у него пробежала тревожная мысль. «Ты никогда никого не увидишь…» Как это — никогда?
Гестера вытащила совковую лопату из печи.
— Иди сюда и внимательно посмотри, что у нас получилось. Всё готово. И цвет, и консистенция, — вот видишь?
— Да…
Плут уставился на лопату. Там, где раньше лежали склизкие, пахнущие падалью жёлуди, теперь высилась кроваво-красная горка пыли, похожая на муку мелкого помола.
Гестера, крепко зажав в руках обугленное древко лопаты, плечом захлопнула дверцу и отошла к столу.
— Обычно я храню порошок в колбе и беру его, когда он мне нужен для нектара забвения. Но сегодня…
— Сегодня мы идём кормить младенца, — нудным, ровным голосом повторил Плут, втайне радуясь, что ему удалось подавить эмоции.
— Правильно, моё золотко, — поддержала его Гестера, и её глаза блеснули из-под тяжёлых век. — Только не «мы», а «ты». — Она положила железное полотно лопаты на стол. — А теперь тащи колбу, дорогой мой, и быстренько пересыпь в неё порошок. Время решает всё! Только аккуратно! Смотри, чтобы не пропало ни крупинки!
