Дмитрий Емец - Карта Хаоса
Дафна быстро оглянулась на Мефодия. Неужели правда похож на девчонку? Уф, нет! Очертания лица жесткие, определенно мужские. Похоже, у Ратувога обычная солдафонская реакция на длинные волосы.
– Уже стыжусь. Кстати, никто не знает: страж света может изменить номер? – спросила она.
– Зачем?
– Ну мне не нравится мое число. 13, а потом еще и 66. Не просто криво, а вдвойне криво. Да еще и нолик посередине. Вроде как результат всех моих благих намерений.
– А какой бы тебе номер хотелось? – сочувственно спросил мягкий Горазд.
– Какой-нибудь приятный. Ну, например, 55.555! Или 12333!
Горазд хихикнул. Круглое лицо его напарника приобрело форму вытянутого овала.
– Слышал? И как тебе эта масштабная идея со сменой номеров? – спросил Горазд у Ратувога.
Тот пожелтел.
– Ахинейский бред! И что это будет за армия света? Сегодня меняются номерами, завтра флейтами, потом крыльями и боевыми наградами. А послезавтра чем? Честью?..
– Я этого не говорила! – оправдываясь, сказала Даф.
– Разумеется! Потому что ты об этом не думала!.. И как, по-твоему, поступить с тем номером 12333, который уже существует? Вывести в чистое поле в расход?
– Ну почему в расход? Вдруг он сам захочет поменяться? Вдруг ему надоело быть 12333-м? – отважно предположила Даф.
Златокрылые переглянулись.
– А если не надоело? – предположил круглолицый.
Даф вспылила. Её всегда ужасно раздражали стражи (да и люди тоже!), всё всегда знавшие за других. Хуже хронической категоричности только бесхребетная уступчивость.
– Как вы можете догадываться, если наверняка не знаете? – спросила она с досадой.
– Да так вот могу! 12333 – это мой номер! – кисло сказал инструктор.
– Ох!
Дафна ощутила себя человеком, который, страдая от жары и усталости, обошел пустыню, чтобы найти единственную лужу и сесть в нее. И надо же было так угадать! Это как раз тот случай, когда интуиция граничит с антиинтуицией. Посмотри на тысячу шкатулок, внутри одной из которых оса, и выбери именно ее.
– Не обращай внимания! Он только снаружи колючий. На самом деле он добрый. У него в казарме живет четыре ангорских хомячка, – ободряюще шепнул ей Горазд.
– Уже двенадцать, – ворчливо поправил Ратувог.
– Как двенадцать?
– Так, двенадцать! Это же ангорские хомячки. Пока мы тут с ней болтаем, их может стать тридцать шесть… Кстати, не знаешь кого-нибудь, кому нужен ангорский хомяк, а еще лучше два или три? – спросил он, неуверенно кашлянув.
– Нет. Кажется, никому, – сказала Дафна.
Ратувог не удивился. Видимо, это был не первый отказ, который ему пришлось выслушать.
– Так и подумал. У тебя крайне неосведомленный вид, № 13066! Работай над собой!
– Буду работать! – пообещала Даф.
– Только не прямо сейчас. Мы немедленно отправляемся в Эдем!.. Через семь… даже уже через шесть минут тебя примет Троил.
– МЕНЯ? Зачем? – переспросила Даф испуганно, начиная нервно вертеться на месте.
Она была в смятении, как хозяйка квартиры, которая вспомнила, что к ней сейчас явится толпа гостей, а у нее в холодильнике только полпачки маргарина с застрявшей в нем вставной челюстью дедушки.
– На месте узнаешь. Пять с половиной! – безжалостно сказал Ратувог, взглянув на часы.
Даф секунд на десять застыла, а затем в лихорадке заметалась по комнате, налетая на стулья, ушибаясь и ойкая.
– Вот смотри: типично женская реакция! Вначале они тормозят, потом раскачиваются, и лишь убедившись, что уже опоздали, начинают дико спешить. Я это еще по пилотажу заметил – всюду одно и то же! – негромко сказал приятелю Ратувог.
– Может, стоило сообщить ей пораньше? – сочувственно предположил Горазд.
– Чтобы она убила себя и нас своим беспокойством? Нет уж, увольте, старший страж Горазд! Я склонен думать, что даже и за шесть минут говорить было неоправданно рано! Правильнее было бы, ни о чем не предупреждая, притащить ее к Троилу прямо вместе со сковородкой, в фартуке и с флейтой, к которой прилипла скорлупа! – заявил Ратувог.
Горазд укоризненно положил руку ему на плечо.
– Будь снисходителен! Вспомни со сколькими нашими такое было! Чего далеко за примерами ходить? Ты сам был послан на три дня подменить парнишку, самовольно сбежавшего из военной части к больной девушке. И что же? Застрял на земле на двенадцать лет!
Ратувог нахмурился, затем невольно улыбнулся, покосился на Дафну, в очередной раз налетевшую на стул, и, понизив голос, произнес:
– И, между прочим, не подумай, что хвастаю, дослужился до майора! А капитана мне так вообще дали на два года раньше!
Горазд вздохнул:
– Всё равно у меня совесть неспокойна. Как только я подумаю, что мы должны сделать с парнем…
– Приказ есть приказ! – отрезал Ратувог.
Наконец Даф перестала метаться.
– Я готова! – громко сказала она.
Оба златокрылых повернулись. Неизвестно когда Даф успела облечься в куртку. Из рюкзака торчали верная флейта и зазубренный хвост спешно сдернутого с крыши Депресняка. Должно быть, ради того, чтобы ввести в заблуждение златокрылых, котик послушался сразу.
– Готова, так идем! – проворчал Ратувог и взял Дафну за руку.
Оба исчезли одновременно, только рюкзак с котом замешкался и некоторое время задумчиво болтался в воздухе, точно пытался сообразить, что он делает тут в одиночестве. Наконец исчез и он.
Старший страж Горазд остался в комнате. Он подошел к дивану, на котором спал Меф. Присел на корточки и, почти соприкасаясь с ним головой, долго смотрел на него вблизи. Меф заворочался во сне. Перевернулся на другой бок. Тогда, решившись, светлый страж встал и, беззвучно прошептав что-то, коснулся прохладной ладонью лба Мефодия…
* * *Из-за дикой спешки визит Дафны в Эдем имел характер метеоритной атаки. Чтобы посетить родные места и не опоздать к Троилу, у нее было ровно три минуты. Для полноценной ностальгии этого явно недостаточно, а вот для легкой паники в самый раз.
Понимая, что пешком путь до Дома Светлейших займет не один час, ей поневоле пришлось последовать примеру Ратувога и материализовать крылья. Дафна призвала их, испытывая сильнейшее беспокойство. Она давно боялась смотреть на свои крылья. Ей казалось, что у нее не осталось и половины светлых перьев, а раз так, то в Эдеме все будут смущенно коситься на нее, точно на мусорщика, явившегося в рабочей одежде на выставку редких цветов.
Когда легкий зуд в лопатках подсказал, что крылья появились, Даф набралась храбрости и повернулась. Уф! Всё оказалось не так уж и страшно. Собственно темными стали девять перьев и еще два маховых пера потемнели до половины. Вроде бы ничего – жить можно. Хуже было то, что и остальные перья утратили прежнюю слепящую белизну и имели желтоватый цвет застиранного белья.
«Сползаю… – подумала Даф виновато. – Сползаю!.. Слишком долго не была в Эдеме, мало грызла себя, осуетилась. Вот сейчас возьмут меня под белы ручки и скажут: а давно ли ты, милая, смотрела на себя со стороны? Давно ли работала над собой? Тебе надо вытряхивать себя как пыльный половик, а ты к Троилу собралась!»
Разбегаясь и ловя распахнутыми крыльями тугой ветер, Дафна опасливо оглянулась на Ратувога. Как он, профессионал, отнесется к ее полету? Давно не тренировавшаяся, Дафна ощущала себя зажатой и испуганной, точно бледный рыхлый москвич, трусливо появившийся из пляжной кабинки в первый свой курортный день и перебежками пробирающийся к морю между загорелыми телами атлетов.
К счастью, Ратувога менее всего интересовало, как она летит. Не оглядываясь, он уже несся далеко впереди, то спускаясь к вершинам деревьев, то без усилий набирая высоту. Заметно было, что полет не доставляет ему никаких усилий. Он летел как мыслил, летел как жил. Техника полета его казалась органичной и естественной. Ни одного непродуманного движения. Желая набрать высоту, он не делал взмахов крыльями, а лишь откидывал голову, выгибался и, ловя встречный ветер широкими маховыми перьями, мгновенно взмывал, теряясь в лазурной бесконечности.
Дафна испытала ревнивое чувство. Когда-то она сама неплохо летала, а теперь вот запустила, и, хотя навык остался, всё тонкости ушли.
«А ты как хотела! Чтобы летать, мало тренироваться три ночи в месяц на городских крышах! Надо быть легким, веселым, радостным, любящим! Именно любящим вся и всех. Ты же набила себе карманы мелкими обидками, раздражением, подозрениями всякими! Где тебе лететь? Тебе бы под землю с ушами не нырнуть – и то хорошо!» – грызла себя Дафна.
Белоснежные, скоростные, до боли гармоничные крылья Ратувога не давали ей покоя, покусывая сердце легкой завистью.
«Надо же! Пунктуальный, занудный, как немецкий поэт-романтик, а как летает!» – подумала Даф и тотчас, не успев зачерпнуть правым крылом таинственно ускользнувший ветер, оказалась в кустарнике. Судя по мелким белым цветкам и салатово-зеленой с фиолетовым подворотом листве, это был кустарник крушения ложных иллюзий.
