Кир Булычев - Пашка-троглодит
За день, проведенный в первобытной эпохе, Пашка немного научился осторожности. Он уже не бросался в кусты или в речку, не посмотрев сначала, кто там может его поджидать. Поэтому он простоял целую минуту, положив руку на кинжал. Тихо. Птицы перекликаются – значит, никого не боятся.
Пашка подобрал с земли палку – крепкую и достаточно длинную, чтобы можно было пошарить ею в кустах, проверить, нет ли там скорпиона или змеи, и пошел в гору, туда, где лес редел и начинались округлые холмы с редкими деревьями на склонах.
Он шел по лесу и уже узнавал знакомые места. Вот здесь он запутался в паутине... А вот там мамонты растерзали саблезубого тигра.
Пашка взглянул на небо: не напал бы птеродактиль!
Ну как можно было так подумать?! Птеродактили вымерли вместе с динозаврами. Они ведь и были летающими динозаврами. В ледниковый период динозавров вообще не осталось. А если бы и остались, то погибли бы от холода. Во времена динозавров климат на Земле был влажным и теплым, как в парнике. Но в течение многих тысяч лет ледники наступали с севера, изгоняя все живое. Остались только те существа, которые не боятся холода. Вот, например, мамонты – у них шерсть до земли, или медведи и саблезубые тигры – они, как современные уссурийские тигры, зимы не боятся. Ну, и люди, конечно. Они к тому времени уже знали, как одеваться в шкуры, как греться в пещерах, и приручили огонь. Даже вон придумали должность – дежурный у костра.
Пашка миновал то место, где погиб саблезубый тигр.
Волки и коршуны сделали свое дело – на земле валялись лишь разбросанные кости. Даже клыки пропали – может, здесь кто-то побывал не глупее Пашки и сообразил, какое это хорошее оружие.
В траве еще суетились мелкие зверюшки, которые полакомились тигром и теперь, наверное, ждали, что человек убьет для них еще одного.
– Не дождетесь, – сказал Пашка, – я сегодня на мирной тропе.
Он пошел дальше. Шел он долго, где-то с полчаса, пока наконец не добрался до вершины холма. Перед ним открылся великолепный вид на холмистую равнину. Далеко-далеко на горизонте ее пересекали голубые горы, на которых лежал снег.
В долине паслись стада различных животных. В основном они были похожи на современных, но все же чем-то отличались от них. Наконец-то Пашка увидел гигантских ископаемых лосей с рогами-крышами, несколько семейств мамонтов, диких быков и антилоп и даже животное, напоминавшее мохнатого жирафа.
Пашка подумал, что, наверное, пора назад, в пещеру, но потом решил, что троглодиты вряд ли вернутся из своего военного похода так скоро. Значит, можно пройти еще немного и попытаться снять мамонтов.
Пашка быстро пошел вниз по склону холма. По дороге ничего с ним не произошло, если не считать, что он чуть было не наступил на большую желтую змею, которая, увидев Пашку, громко зашипела – может, сама испугалась больше его; она скользнула в траву и пропала.
Но выяснилось, что добраться до мамонтов не так просто. То ли они издевались над Пашкой и не спеша отходили, когда он приближался, то ли это был просто обман зрения – все время казалось, что они ближе, чем обнаруживалось потом.
Но Пашка не сдавался. Он припустил по склону, пригибаясь, чтобы не вспугнуть стадо, и через несколько минут подобрался уже достаточно близко, чтобы начать съемки.
Сами мамонты были очень внушительными – горы шерсти и мяса, бивни такие... такие... Вдруг Пашку осенило! Когда он научит свое племя охотиться на мамонтов – делать луки и копать ямы-ловушки, – надо будет отпиливать у мамонтов бивни, а потом натягивать на них брезент. Получатся замечательные палатки!
Правда, сообразил Пашка, придется еще придумать пилу и брезент.
Один из мамонтов словно услышал Пашкины мысли, такие опасные для жизни, и, вытянув хобот, громко затрубил. Другие мамонты перестали пастись и насторожились. Мамонтенок кинулся под брюхо матери и скрылся под ее свисающей шерстью.
Вожак медленно пошел к Пашке. Он не переставая трубил, предупреждая остальных животных в степи: «Осторожно! Среди нас есть пришелец!»
Пашка до последней секунды очень надеялся, что мамонт направляется не к нему, а просто вообще в его сторону, по своим делам.
Но не тут-то было.
Маленькие черные глазки мамонта отыскали в траве присевшего Пашку, и трубный рев стал еще громче. Пашке показалось, что он различает в нем слова: «Вот он! Я его вижу! Сейчас я его растопчу!» И тут Пашка понял, что его в самом деле собираются растоптать, как того саблезубого тигра.
И тогда Пашка кинулся прочь – еще быстрее, чем бежал сюда, и, конечно, врезался в стадо волосатых буйволов. Они, правда, его не тронули, но подняли головы, перестали жевать и с интересом смотрели, догонит мамонт человека или нет.
На бегу Пашка успел обернуться – преследователь уже совсем близко. Он даже наклонил голову, чтобы было удобнее поддеть человека бивнями и подкинуть в воздух.
Пашка бежал, как заяц, виляя и пригнувшись, но тут споткнулся о камень и покатился по земле.
Бывает, так ударишься, что никакой мамонт тебе уже не страшен! Это случилось и с Пашкой. Он схватился обеими руками за ногу и скорчился в высокой траве.
А мамонт его потерял.
Когда боль чуть-чуть отступила, Пашка осторожно оглянулся и увидел сквозь траву, что мамонт стоит всего в двадцати шагах и поводит головой, отыскивая, куда же делся нахальный человечек.
Пашка замер. Он старался думать только о том, как болит нога.
Мамонт затрубил громче прежнего и, покачивая головой, пошел прочь. В его реве Пашке послышалось сожаление: «Ну что за чепуха! Видно, я старею – одного человеческого детеныша растоптать не смог».
Убедившись, что мамонт ушел, Пашка поднялся и прихрамывая двинулся в другую сторону.
Сейчас он дойдет до того дерева, а там осмотрится и сообразит, как побыстрее добраться до пещеры.
Пашка дошел до высокого раскидистого клена и стал вспоминать, откуда же он пришел. Но ничего вспомнить не успел, потому что его толкнули в спину, он повалился носом в траву и только подумал: как же мамонт умудрился подкрасться сзади?
И тут его стукнули по голове, да так сильно, что Пашка отключился. Конечно, он не знал, что отключился, и, лишь придя в себя, понял, кто и как вывел его из строя.
Пашка лежал на спине, и потому первое, что он увидел, было небо, по которому бежали серые облака. И тут же, загораживая облака, к нему склонились дикие морды страшных чудовищ. Пашка снова зажмурился, чтобы скорей проснуться и понять: это кошмарный сон.
Он открыл глаза.
Вокруг сидели неандертальцы, штук шесть или семь, и смотрели на Пашку с отвращением, как на урода. На самом-то деле не люди, а неандертальцы некрасивы, это каждый человек знает.
Один из дикарей, самый старый, с седой щетиной на скошенном подбородке, скривил и без того страшную рожу и, протянув лапу, сорвал с Пашкиной шеи амулетик.
Чудовище рассматривало шарик с удивлением, но Пашка заметил, что и у седого неандертальца такой же шарик. И у этого тоже... И у того... Наверное, у них мода на шарики, а вот людям их носить не положено.
«Господи, – испугался Пашка, – а если они решат, что я убил того неандертальца?»
– Послушайте, – сказал он, – чтобы не было недоразумения. Я никакого отношения к здешним делам не имею. Я здесь на учебной практике.
Неандертальцы моргали, ничего не понимая.
– Эй, – вдруг сказал один из них. – Шпот.
– Шпот, – произнесли остальные.
– Слом? – спросил первый неандерталец.
– Слом-мамама, – ответили ему.
Старый неандерталец, у которого поседела вся шерсть, вытащил кинжал – такой же, как у Пашки.
– Хррк? – спросил седой неандерталец.
– Хррк, – ответили ему товарищи. – Слом-хррк. Напх – трень, слом-тррк.
– Подождите! – попытался образумить их Пашка. – Вы ошибаетесь. Я не сделал ничего плохого вашим друзьям и родственникам. Я даже искал вас, чтобы предупредить об опасности. Мы, люди будущего, всегда за мир и против войны.
Неандертальцы начали переговариваться:
– Шпот... ба-бала... смык.
– Смычок. Хррк.
– Смык буси слом-хррк. Шпот кана.
Пашка внимательно прислушался к разговору. Язык неандертальцев был куда проще языка кроманьонцев. Пашка догадался, что «шпот» относится к нему, «хррк», ясное дело, – «убивать» или «смерть». А «кана» – значит «не надо» или «нет». Другие слова пока оставались непонятными, но можно было догадаться.
– Шпот смычок, – сказал Пашка, – хррк кана.
Как только неандертальцы услышали, что пленник говорит на их языке, они ударились в панику. Он приказывает им не убивать человеческого детеныша!
Неандертальцы заверещали, некоторые вскочили, собираясь бежать. На крики из кустов вышел вождь, а может, колдун. Он не был вооружен, зато раскрашен, как новогодняя елка.
На лохматой, никогда не чесанной голове сидела набекрень корона из птичьих перьев, с нее свисали хвостики горностаев. На колдуне была широкая юбка из тростника и такое количество браслетов и ожерелий, что хватило бы на дикарский дом моделей. Браслеты и другие украшения были сделаны из ракушек, камешков, орехов, сушеных яблок, корешков и дохлых жуков. На подбородке у колдуна росла белая реденькая бороденка. Лицо морщинистое, грязное, но глаза сверкают отчаянно, будто он напился хмельного зелья.
