Людмила Дунаева - Первая заповедь блаженства
— Они все погибли, — сказал он.
…
Оказывается, рояль может плакать так, словно у него есть сердце! Странно, что я не замечал этого раньше, хотя меня заставляли слушать музыку даже во сне… Я стоял под дверью, прижав ухо к замочной скважине, и моя решимость крепла с каждым мгновением. Проникновенный заключительный аккорд окончательно убедил меня в том, что я был прав, придя сюда. Я постучал в дверь.
— Илья? — удивилась, вставая из-за инструмента, Анна Стефановна. — Вот так встреча!.. Ну, здравствуй, заходи. Ты просто так или по делу?
Я промолчал. Я стоял и смотрел на госпожу Майер, потому что мне вдруг снова показалось, что мы были с ней знакомы давным-давно, ещё до больницы. Но ведь этого не могло быть! И тем не менее… Анна Майер… Откуда я вас знаю?..
— Что же ты молчишь? — удивилась Анна Стефановна.
Я стряхнул с себя оцепенение и, решив, что загадки подождут, перешёл к делу.
— Мне нужна ваша помощь, — сказал я. — Знаете, мне пришла мысль, что я, наверно, просто не умею играть. Пожалуйста, научите меня!
Совершенно неожиданно лицо госпожи Майер утратило приветливое выражение. Анна Стефановна выпрямилась и скрестила руки на груди.
— Это тебе зачем? — весьма прохладно спросила она.
Я опешил. Я ожидал совсем иной реакции…
— Видите ли, — растерянно забормотал я, — мне приходится играть балеринам, но у меня ничего не выходит. Все недовольны, и Ка… то есть, господин Томмсааре тоже, хоть он и молчит. Я, конечно, могу всё бросить, но другого концертмейстера у него нет… А я очень хочу ему помочь. Я понимаю, это для вас неожиданно, ведь раньше мне было всё равно, но теперь…
— Это правда? — Анна Стефановна всё ещё смотрела на меня недоверчиво.
— Анна Стефановна, ну что вы на меня так смотрите?! Вы же психиатр! Неужели, вы не видите, что я не вру?! — взмолился я.
— Я не психиатр, Илюша, — Анна Стефановна, вроде, немного успокоилась. — Я музыкант. В нашей лечебнице настоящих врачей двое: Ольга Васильевна и доктор Кузнецов. А я, как и многие другие, имею лишь свидетельство об окончании курсов первой медицинской помощи…
Я был потрясён.
— А доктор Томмсааре — неужели, он тоже не врач? Но как же он смог нас вылечить?
— Чудом, — улыбнулась Анна Стефановна; я не понял, шутит она или говорит серьёзно. — У нас тут много чудес происходит… Ну что, будем заниматься?..
Как оказалось, я пришёл очень вовремя. В тот же день господин Томмсааре объявил мне, что кружок хореографии откроется уже через неделю. Вид у доктора бы похоронный — как обычно, в последнее время. Я тешил себя мыслью, что он воспрянет духом, когда услышит мою новую потрясающую игру…
Но Анна Стефановна что-то не торопилась восторгаться моими успехами.
— Илья, о чём ты думаешь, когда играешь? — спросила она на одном из уроков. — Такое впечатление, что у тебя перед глазами не ноты, а Сертификат Гениальности!
Сертификат Гениальности… Давненько я не видел Шоу Вундеркиндов!.. Когда-то я был уверен, что рано или поздно приму в нём участие, а теперь так удивился, что не сразу нашёлся с ответом. Анна Стефановна истолковала моё молчание по-своему.
— Так-так! — нахмурилась она. — Я, всё же, была права! Вы пришли ко мне не потому, что хотели помочь господину Томмсааре…
— А почему? — удивился я.
— А потому, — буравя меня взглядом, ответила госпожа Майер, — что узнали: нашу лечебницу… скажем так, пригласили принять участие в ежегодном Шоу Вундеркиндов. Вот только интересно, кто же из врачей проболтался об этом пациенту?!
— Анна Стефановна! — воскликнул я. — Вот вы же и проболтались! Я впервые об этом слышу!
— Не верю! — Анна Стефановна скрестила руки на груди и отвернулась. — А, впрочем, всё к лучшему. Мне велено прислать на Шоу своих учеников. Новеньких брать нельзя, старых жалко. А ты вполне подойдёшь. Ты играешь, как механическое пианино. Так что, на шоу, среди других одарённых деток, ты придёшься ко двору!
Ух, как же я рассердился! Наверно, мои чувства очень ярко отражались на моём лице. Даже доктор Томмсааре при виде меня вышел из оцепенения и спросил, в чём дело. Я рассказал. Эстонец, выслушав меня, вскочил с кресла, чуть не опрокинув обеденный стол, ринулся к себе в комнату. Я услышал, как он вызывает по сети Анну Стефановну.
— Майер, вы не посмеете! — услыхал я его гневный голос. — Я никуда не пущу Илью!
— А я, Томмсааре, ни за что не пущу Наталью! — огрызнулась в ответ Анна Стефановна. — Зачем вы её выбрали?!
— Вы знаете распоряжение!
— Между прочим, лучшая в вашем классе вовсе не Наталья, а Тийна!
— Не трогайте мою сестру! Её это не касается!
— Как это не касается?! — вмешался грозный голос включившейся в дискуссию главврача Ольги Нечаевой. — Касается, ещё как! Мы не можем рисковать! Вы же знаете: мы висим на волоске! Мы должны доказать, что имеем право на существование! И мы пошлём лучших из лучших!
— НЕТ!
— Мы ничего не сможем доказать! Они уже решили нас закрыть! Мы просто выставим бедных детей на посмешище!..
— Ещё ничего не известно! Это наш последний шанс! Между прочим, ко мне поступило распоряжение прислать на шоу вас, Анна Стефановна, и вас, Каарел, и вас, доктор Кузнецов!
— Я-то тут причём?! — раздался голос Дяди Фила. — Идите вы, не поеду я никуда!
Врачи разругались до того, что перестали друг с другом разговаривать. Через недельку-другую они, конечно, помирились, но лучше от этого не стало. Словно тяжёлая чёрная туча нависла над нами. Даже погода изменилась: похолодало, зарядили мелкие, унылые затяжные дожди…
Анна Стефановна, разобравшись, наконец, в чём дело, чуть ли не со слезами просила у меня прощения. Говорила, что просто нервы не выдержали.
— Но неужели я действительно так плохо играю? — уныло поинтересовался я.
Она вздохнула:
— Ты не расстраивайся, в конце концов, не это в жизни главное…
Тийна так не считала.
— Мы должны отстоять нашу лечебницу, — говорила она. — И на этом шоу мы должны быть лучшими!
Все ребята, которых отобрали для поездки на «позорище» (так Анна Стефановна называла Шоу Вундеркиндов), были согласны с Тийной. И чем больше падали духом наши учителя, тем сильнее становилась наша жажда доказать им нашу любовь, а там — кто знает! — может быть, и победить…
Глава 12. На гастроли в преисподнюю
Условленный день настал. Рано утром мы, те, кто должен был ехать, стояли вместе с толпой провожающих перед Главными Воротами и ждали врачей. Они появились через четверть часа. Мы с удивлением глазели, как из повозки, запряжённой серым Паладином, выходит красивый мужчина в смокинге и подаёт руку прекрасной даме в вечернем платье. Минуту спустя мы признали в этой паре доктора Кузнецова и Анну Стефановну.
Дядя Фил, аккуратно причёсанный, с ровно подстриженной бородкой, казался не то графом, не то академиком. Анна Стефановна, сверкающая драгоценностями, выглядела по меньшей мере герцогиней. А вот господин Томмсааре каким был, таким и остался, разве что сменил свой затрапезный балахон на новый, без заплаток.
У главврача Ольги Васильевны были откровенно заплаканные глаза. Она не стала выходить из повозки. Госпожа Нечаева, наверно, хотела произнести напутственную речь, но вместо этого снова заплакала.
— Вот, посылаю вас, как овец к волкам, — произнесла она, вытирая слёзы совершенно мокрым платком.
— Да ладно тебе, Оленька, — проговорил Дядя Фил. — Не бойся. Не такие уж мы и овечки!..
Ольга Васильевна встревожено посмотрела на него и погрозила пальцем:
— Филипп!..
— А что я? — великолепный доктор развёл руками. — Постараюсь обойтись без жертв и разрушений, так уж и быть… Только пусть они первые не лезут!.. Да вот и Каарел всегда за мной присмотрит…
— Ну ладно! Долгие проводы — лишние слёзы… С Богом!..
Ворота бесшумно разъехались в стороны. Нашим взорам открылась поросшая травой лесная дорога…
— Вот интересно, — сказал я идущей рядом Тийне. — Два года назад, когда меня везли по ней, мне казалось, что я еду в тюрьму…
— А теперь тебе кажется, что ты покидаешь родной дом, — кивнула Тийна.
— Но ведь мы вернёмся! — сказал я. — И всё будет хорошо… Обязательно!..
Мы не спеша шли по лесу. Иногда кто-нибудь, забыв, куда мы идём и зачем, сворачивал с дороги по грибы. Наконец, мы вышли на шоссе. У меня слегка закружилась голова: я совсем отвык от шума и скорости автомагистрали. Неподалёку от того места, где наша дорога выходила на шоссе, стоял небольшой синий автобус. При виде него Тийна вдруг покачнулась и схватилась за меня.
— Что с тобой?! — перепугался я, поняв, что она теряет сознание; я осторожно усадил её на траву.
— Пропустите! — к нам сквозь толпу проталкивались врачи.
Эстонец тяжело уселся рядом с сестрой.
