Владислав Крапивин - Топот шахматных лошадок
— Мы осторожно, — шепотом пообещал Сёга. И все четверо двинулись к двери, из которой доносилась веселая и неразборчивая речь.
Обе створки были раскрыты. Охотники за Помой остановились у порога. За дверью полукругами громоздились под самый потолок скамьи, на них сидели парни и девушки, человек тридцать. А у стены напротив размахивал руками низкорослый круглый дяденька с большущим носом-пирожком и в похожих на иллюминаторы очках. Позади него была исчерченная мелом черная доска. Слева от доски мигал изумрудными, синими и малиновыми огоньками высоченный пульт. Огоньки выстраивались в геометрические фигуры. Рядом с пультом, на дубовой кафедре, неподвижно, как скульптура, сидела гладкая черная кошка. Ее зеленые глаза были похожи на огоньки пульта.
Очкастый лектор вдохновенно объяснял почтительно замершим слушателям:
-…И если мы примем во внимание, что изгиб данного двухмерного пространства стимулирует проникновение векторов разной частоты и природы, не давая им уклониться в плоскости иных измерений, то становится ясно, что возникновение упомянутых выше конфигураций становится не столь уж исключительным явлением и переходит из разряда парадоксов в разряд определенных закономерностей…
Огоньки на пульте при этом изобразили несколько малиновых треугольников, пересеченных синей чертой.
Вашек, Сёга, Тюпа и Аленка замерли в дверях. Было немыслимо прерывать столь ученую и вдохновенную речь. Профессор Рекордарский мог справедливо разгневаться и сказать «вон»! И они были готовы к этому, когда профессор воздвиг на лоб очки и устремил взгляд на непрошеных гостей. Однако грозного «вон» не прозвучало.
— Это… э-э… у нас тут вольнослушатели? Или… я могу быть чем-то полезен?
Аленка оказалась храбрее всех:
— К вам сюда наш мячик залетел…Извините…
По студентам пробежало веселое оживление. Профессор снял очки и описал ими дугу.
— Некое красное тело сферической формы действительно отскочило от стены и по неожиданной биссектрисе ушло вон туда, за скамьи. Боюсь, что поиски его в данный момент нарушили бы композицию наших рассуждений… Господа, у вас два варианта: подождать десять минут за дверью или присесть прямо здесь на свободную скамью…
Конечно, разумнее и приличнее было слинять в вестибюль (извинившись еще раз). Но Тюпа вдруг шепнул «садимся» и подтолкнул Вашека к свободной скамье у двери. И уселся первым. Что было делать, не бросать же Тюпу одного…
Сначала Вашек думал, что Тюпа опасается за мячик. Мол прихватят его себе студенты — так, смеха ради — и начнут резвиться: «А ну отберите, а ну поймайте!» Но Тюпа, как говорится, «настроил локаторы» на профессора и даже приоткрыл рот. Что он понимал в профессорских рассуждениях? Остальные «гости» не понимали ничегошеньки и сидели, притихнув от робости.
— …А теперь, коллеги, хотелось бы услышать ваши замечания и суждения, — заявил профессор. — А может быть, у кого-то есть вопросы? Ну-с?
Наступило молчание, а через минуту руку поднял… Тюпа.
— Можно мне?
— Что? Э-э… — Профессор опять воздвиг иллюминаторы. — Ну… прошу вас, коллега…
— Вы сказали, что, если появляется четвертый вектор, то он очень редко может соединиться с одним из трех. А до этого вы говорили, что изгиб плоскости диктует векторам определенное положение…
— Э-э… разумеется диктует! Но я имел ввиду невозможность выхода его именно за пределы плоскости, а угловое направление он выбирает произвольно и непредсказуемо…
— Почему же непредсказуемо? — храбро и тонкоголосо заспорил Тюпа. — Ведь если он сближается с одним из трех остальных, тот, остальной, начинает влиять на него своим полем, и тогда…
— Постойте, постойте! Но что мы знаем о природе данного поля?.. Кстати, кто мне подскажет формулу гравитационного напряжения в условиях двухмерности?.. Благодарю вас… — Профессор застучал мелом по доске. Затем снова обернулся к Тюпе. — Вот, извольте!
— Но это же общая формула! — бесстрашно и даже слегка возмущенно заявил «безнадежная бестолочь» (по словам Римушки) Кеша Пятёркин. — Здесь «Кью» стрмится к бесконечности. А вы говорили о локальном явлении. В этом случае «Кью» получает конкретную величину. И если эти величины у четвертого и третьего сектора будут похожими, получится вот так… — Тюпа поднял перед собой руки соединенные локтями и ладонями.
— Да, но… Простите, коллега, вас не затруднит пройти к доске?
И «коллега» Тюпа — босой, в обтрепанных у щиколоток штанах и обвисшем свитере, тяжело зашагал к доске и мерцающему пульту. При этом шумно посапывал.
У доски полемика разгорелась с новой силой. (Лишь черная кошка на кафедре сохраняла невозмутимость и неподвижность.)
— Но вы не учитываете, что такое сближение векторов может привести к их слиянию или замещению одного другим, а это в свою очередь не исключает изменения многих свойств данной конфигурации. А раз этого не происходит…
— Почему не происходит-то? — непочтительно перебивал профессора увлекшийся Тюпа. — Может, как раз происходит, только никто не обращает внимания! А формула эта здесь вообще не годится, потому что, если ее взять, то получается полная чушь. Вот смотрите… — И опять стучал мел, а на босые Тюпины ступни и туфли профессора сыпалась белая пыль. Аудитория весело внимала неожиданному диспуту — видимо, усматривала в нем всякие научные парадоксы.
Впрочем, не забыли и про гостей. Красный мячик Пома, был обнаружен за дальней скамьей и, тихо передаваемый из ладоней в ладони, достиг своих владельцев. Сёга прижал его к груди…
Забренькал негромкий колокольчик. Студенты зашевелились было, но остались на местах. Профессор досадливо махнул очками:
— Ну вот, как некстати!.. Коллега Иннокентий, вы не согласились бы задержаться здесь на четверть часа? Хотелось бы обсудить некоторые аспекты вашей гипотезы…
Тюпа от доски виновато глянул на приятелей:
— Ребята, вы пока идите без меня. Я догоню…
«Догнал» он их только к вечеру. И сразу начал всем, кто собрался вокруг, объяснять про необычные свойства Треугольной площади и прилегающих пространств. Про то, что они не «прилегающие», а «вписанные в контур». Его почти не понимали, но слушали с почтением. Вашек горделиво шепнул стоявшим рядом ребятам:
— Из нашего класса…
Впрочем, в шестой «Б» Тюпа ходил после этого случая всего два дня. На третий день в школе появился профессор Рекордарский. Римма Климентьевна, разумеется, устроила скандал: мол, ни в какую физико-математическую школу ученика Пятёркина переводить она не позволит, потому что место ему не там, а в интернате для недоразвитых.
— У него по математике три с минусом, а по биологии хвост за прошлую четверть! И вы пытаетесь уверить меня, что это талант?
— Я не сказал такого слова, — деликатно поправил шумно дышащую Римушку Валерий Эдуардович. — Я выразился бы несколько определеннее: на мой взгляд это будущий гений.
Римма Климентьевна вскинула голову и сообщила, что гении ей не нужны. Ей в классе нужны нормальные ученики, обеспечивающие стопроцентную успеваемость в рамках программы и примерное поведение.
Валерий Эдуардович объяснил, что он как раз и хочет облегчить положение уважаемой классной руководительницы, избавив ее от ученика, который не вписывается в заданные параметры.
Римма Климентьевна нелогично возразила:
— Только через мой труп.
Профессор поступил разумно: не стал делать из Римушки труп, а пошел к директрисе. Там все решилось за полчаса. Со следующего понедельника Кеша начал ходить в физико-математический лицей номер два. Оценки из его прежнего дневника там не были приняты во внимание, зачеты по всем предметам он сдал без проблем, троек не получил ни одной. А про математику и говорить нечего… Только вот от прозвища «Тюпа» он не избавился и в Лицее. А прозвище «Умник» в лицее вообще не вспоминалось. Наверно, потому, что умников кругом хватало.
Впрочем, сейчас — и в классе, и на Институтских дворах — термин «Тюпа» стал высшей характеристикой интеллекта и учености. Самой ходовой единицей измерения ума сделалась «миллитюпа». До «децитюпы» дотягивали немногие. А «полная Тюпа» заранее была признана недосягаемой.
Однако Тюпа ничуть не зазнался. И не было похоже, что он слишком погружается в дебри учености. Как и прежде, он после школы проводил время на Институтских дворах, и порой казалось, что «кольца-мячики» ему интереснее загадок пространства и компьютерных построений (компьютер ему выделил из институтских фондов профессор).
А двадцатого мая Тюпа вместе с несколькими одноклассниками уехал в летний лагерь «Стеклянный ключ», на математическую олимпиаду…
…— Вот такая история, — сказал Вашек. — И такой вот он, Тюпа… Если бы не он, я вообще ничего не знал бы о хитростях Институтских дворов. И ничего не смог бы тебе объяснить… Хотя и сейчас, конечно, не объяснил…
