Жаклин Уэст - Книга теней
– Ага! Вот тебе, презренный плут! – торжествующе воскликнул нападавший.
– Пусти меня! – заорала Олив, хорошенько стукнув кого-то о подвернувшуюся вешалку для шляп.
Нападавший взвыл и вытащил когти из ее футболки. Обернувшись, девочка едва успела краем глаза заметить, как что-то пушистое взлетело вверх по вешалке и прыгнуло на потолочную балку.
Она медленно обошла гору мебели. Над головой у нее из-за перекрестья бревен ярко светился зеленый глаз.
– Я тебя вообще-то вижу, – сообщила Олив глазу. – Так что можешь выйти и поговорить нормально.
На балку медленно выступил кот: небольшой, короткошерстный, покрытый пятнами всех цветов радуги кошачьих окрасов. Хвост у него был золотисто-коричневый, а живот и кончики лап – белые, только одну заднюю покрывали серые и рыжие пятна. На носу неровно сходились черное и белое пятно. Один глаз, казалось, скрывал темный мех, но когда кот вышел на свет, Олив стало ясно, что на самом деле это был не мех, а кожаная повязка на глазу.
– Меня зовут Олив, – представилась она коту. – Я знаю Горацио и с Леопольдом уже познакомилась, так что ты можешь тоже сказать, кто ты такой.
Мгновение кот размышлял, мигая не закрытым повязкой глазом, словно надеясь найти способ избежать этого разговора. Но наконец тихонько, неохотно вздохнул.
– Харви.
– И ты, получается, охраняешь чердак?
– Так и есть, барышня, – сказал кот, кажется, снова обретая важный вид. – Пока я в дозоре, никакая опасность в дом не прокрадется.
Кот прыгнул и ухватил свисающий кусок веревки, в воздухе исполнив кульбит, явно направленный на то, чтобы впечатлить зрителя.
– Ясно, – подытожила Олив.
– Иногда ему кажется, что он пират, – сухо раздалось снизу. Олив опустила взгляд и обнаружила, что на полу сидит Горацио и наблюдает за выкрутасами Харви. На лице девочки против воли появилась улыбка. – А иногда клянется, что один из трех мушкетеров.
– Из трех мушкетеров? – фыркнул Харви, принимая величавую позу. – Полнейшая чепуха. Я говорил, что состою в родстве с графом Монте-Кристо.
– Горацио, – сказала Олив, бездумно проводя пальцем по пыльной раме зеркала, – когда мы виделись в прошлый раз, я пыталась у тебя кое-что спросить. – Она подняла взгляд на кота, с важным видом сидевшего на балке. – Может, Харви поможет мне найти ответ.
Горацио с сомнением фыркнул.
– Я хочу понять кем же был на самом деле Олдос МакМартин. Я знаю, что это он нарисовал все картины. Но не знаю зачем. И правда ли Мортон был с ним знаком. Я хочу все знать. – Олив твердо уставилась на Горацио, хотя в его зеленых глазах ничего невозможно было прочесть. – Пожалуйста, расскажите мне правду.
Горацио поднял голову и посмотрел на Харви.
Тот погладил лапой воображаемые пиратские усы.
– Расскажу-ка я все барышне? – предложил он.
– Ты с ума сошел? – рявкнул Горацио. – Не отвечай, Харви. Это был риторический вопрос.
Внезапно из дальнего угла раздалось громкое хныканье. Олив вздрогнула.
– Что это было?
– Это ты о чем? – спросил пятнистый кот с невинным видом.
– Звук. Как будто кто-то скулил.
– Есть одна догадка, – сказал Горацио и бросил короткий взгляд на Харви.
Олив уже забралась в дальний угол, надела очки и принялась копаться в куче картин. Звук теперь слышался чуть громче.
Добравшись до пейзажа с изображением обветшалого от времени деревянного коровника в окружении высокой желтой травы и березовой рощицы, Олив услышала скуление совсем отчетливо. И она определенно слышала его раньше. Звук был такой, будто собаке было больно или грустно. Ей показалось, что в маленьких квадратных стеклах окна в задней части строения виднеется какое-то движение.
– Не надо, – предупредил ее Горацио. – Не ходи туда.
Олив подумала о Мортоне, который сидел совсем один, дрожа, в темном лесу.
– Но там что-то плачет, – возразила она и поставила картину к стене.
– По крайней мере, хотя бы на этот раз ничего не тащи с собой обратно! – крикнул Горацио, но девочка уже наполовину залезла в полотно.
В картине была поздняя осень. Резкий холодный ветер шевелил высокую траву вокруг одряхлевшего серого строения. Большинство деревьев вдалеке уже стояли голые, но кое-где на ветвях сохранились последние листья – то коричневый, то красный, то золотой. Звук сделался еще громче, и, когда Олив толкнула скрипучую дверь, в нем послышалось радостное волнение.
Пахло здесь так, как обычно пахнет в очень старых, заброшенных сараях: сырым деревом, землей и пылью. Из какого-то стойла раздавались шорохи и стук. Олив на цыпочках пошла на звук, плывущий в рассеянном желтом свете.
В самом дальнем стойле обнаружилась собака. Это был большой темно-коричневый пес неизвестной породы – помесь ищейки, спаниеля, боксера и сенбернара. Заметив лицо Олив над стенкой стойла, собака радостно тявкнула. А когда Олив открыла дверцу и вошла, собачий хвост принялся бешено мести пол.
Пес был неумело связан какими-то ремешками и проволокой, но не выглядел ни голодным, ни измученным. Олив решила, что собаки в картинах вообще редко хотят есть. Пока девочка распутывала узлы, пес восторженно облизывал ей лицо.
– Хороший мальчик. Сидеть, сидеть, – командовала Олив, но пес продолжал лизаться. – Как тебя зовут? Кто тебя здесь оставил?
Пес не ответил. Олив слегка удивилась, но тут же сказала себе, что удивляться нечему. В конце концов, большинству людей вне стен этого дома не молчащая, а говорящая собака показалась бы странной.
Она уже развязывала последний узел, как вдруг пес хрипло гавкнул. Все тело, только что пышущее радостью, напряглось и замерло. Олив проследила за его взглядом. На узкой стенке стойла сидел пятнистый кот с повязкой на глазу.
– Ну что, старый дружок, – прошептал он. – Вот и встретились мы снова.
Пес взмыл в воздух в мощном прыжке. Харви бросился прочь, словно им выстрелили из мушкета.
– Ага! – донесся до Олив его вопль. – Так-то, толстозадая каналья! Врешь, не возьмешь!
Пес и кот с грохотом вылетели за дверь. Олив успела выбежать на улицу как раз вовремя, чтобы заметить, как они сквозь раму ускакали обратно на чердак. Собачьи челюсти сомкнулись на длинном хвосте Харви.
Кот, освободившись от хватки, вспрыгнул на старомодную кушетку, а оттуда взлетел на балки. Пес с грохотом ринулся следом, опрокинул вешалку для шляп умудрившись стряхнуть кота с перекладины. Пока Олив торопливо пролезала через картину обратно, кот ринулся вниз по лестнице, будто белка-летяга, едва касаясь пола. Пес неотступно следовал за ним.
– Харви, хватит! Фу, пес, фу! – крикнула Олив. Однако ее попытки призвать их к порядку остались без внимания.
Послышался громкий стук: это кто-то из зверей – или сразу оба – грохнулся о чердачную дверь. Возня через картину с нарисованной аркой переместилась в розовую спальню. Олив еще слышала, как Харви хохочет, как буйнопомешанный, но стук восьми лап начал уже удаляться.
К тому времени, как девочка добралась до подножия чердачной лестницы, весь дом стоял вверх дном. Миссис и мистер Данвуди выбежали из библиотеки, встревоженные оглушительным грохотом в салоне. Мистер Данвуди задавал вопросы из серии «Это что еще такое было?», но ответов не получал. Миссис Данвуди чихала.
Харви на первом этаже резко свернул вправо, вспрыгнул на пианино, а оттуда – на каминную полку. Пес попытался броситься следом, но не долетел полметра и приземлился на шахматный столик. Горацио благоразумно испарился.
Пятнистый кот перескочил на висячую лампу, а с нее пулей вылетел в дверь столовой.
– Ха-ха! – воскликнул он. – Никому не под силу схватить капитана Флинтлока!
Пес в ответ опрокинул горшок с папоротником.
Со своим преследователем на хвосте Харви проехался по полированному паркету коридора – он запрыгнул на стол, а пес врезался в ножки, так что стеклянная лампа пошатнулась и с треском рухнула на пол.
За эту секунду промедления Олив успела преградить животным путь, вынудив их вернуться на лестницу. Два пушистых снаряда полетели обратно в розовую комнату. Издалека снова послышалось насмешливое кошачье «Ха-ха!». Горацио, ожидавший у картины, прыгнул в арку и плотно захлопнул за ними чердачную дверь.
Мистер и миссис Данвуди стояли в коридоре, оценивая масштаб разрушений.
– Это была кошка? – спросил мистер Данвуди.
– Это определенно была кошка, – подтвердила миссис Данвуди.
– А еще, если не ошибаюсь, собака, – продолжал мистер Данвуди.
– Полагаю, не ошибаешься, – согласилась миссис Данвуди.
Олив попыталась раствориться в воздухе.
– Олив, солнышко, – позвала миссис Данвуди, – подойди на секунду, пожалуйста.
Мистер Данвуди поднял лист пострадавшего папоротника и задумчиво его перевернул.
– Олив, мы не утверждаем, что это ты впустила в дом кошку и собаку, – начал он, – однако надеемся, что ты понимаешь, почему животным нельзя вот так носиться по комнатам.
