Джеймс Паттерсон - Макс
За первым слайдом замелькали мутноватые кадры фильма.
— Съемка проводилась вчера вечером в девятнадцать ноль-ноль. Координаты места съемки: двадцать один градус, тридцать минут северной широты; сто пятьдесят семь градусов сорок семь минут восточной долготы, — сообщает крахмальный Командующий, а адмиральша поясняет для нас, невежд, ничего не смыслящих в военно-морских расчетах:
— Это в Тихом Океане, неподалеку от Гавайских островов.
На экране меж тем появляется общая картина с воздуха, точно съемку ведут с вертолета. Постепенно она увеличивается и увеличивается, точно камера снижается все ближе и ближе к воде. Непонятное мелькание и мельтешение постепенно превращается в зрелище птичьего столпотворения. Сотни тысяч чаек, альбатросов и еще всяких других морских птиц, о которых я никакого понятия не имею, зависли в двух футах над морем. Да так плотно друг к другу, что даже воды не видно. То и дело ныряют вниз — то ли кормятся, то ли бешено атакуют кого-то. По фильму понять трудно.
— Похоже на раздачу бесплатных креветок, — обалдело комментирует Газ.
— Что там происходит? — Мне не сдержать нетерпения. — Не пора ли наконец перейти к тому, где моя мама.
— Нам о ней пока ничего не известно, — отвечает крахмальный. — Смотрите дальше.
Камера сдвигается, и в кадр попадает небольшой рыбацкий корабль, примерно в сотне ярдов от птичьей суматохи. Команда высыпала на палубу, и все смотрят на птиц. На лицах людей написано полное изумление. А кое у кого — страх. Читаю на борту название корабля: Nani Moku.
Вдруг мощный толчок из-под воды — корабль переворачивается, раскалывается пополам и в мгновение ока тонет. Матросы отчаянно барахтаются, стараясь уцепиться за обломки. Те, что выносливее, пытаются помочь теряющим силы. Один моряк из последних сил держит товарища на плаву, но внезапно понимает: он мертв.
— Командующий, вы полагаете, это был кит? — спрашивает адмиральша.
— Неизвестно. Возможно, кит, а возможно, подводная лодка. Судить трудно. Мы сотни раз прокручивали эти кадры, но так и не пришли ни к какому заключению.
Он снова поворачивается к экрану.
Фильм закончился, и на экране проступило зеленоватое мутное изображение. Я чуть не закричала:
— Мама!
Она смотрит прямо перед собой. Карие глаза испуганы, но полны решимости. Рук не видно. Похоже, они связаны за спиной. Рядом с ней человек в маске держит газету «Нью-Йорк Таймс» и показывает на вчерашнее число. Хотелось бы знать, где они взяли эту газету?
Меня замутило. Клык под столом придвигает свою ногу к моей — мол, держись. В нормальной ситуации — я имею в виду наши повседневные преследования и погони, потому что ничего нормального в нашей жизни нет, — так вот, в нормальной жизни меня бы его поддержка вполне успокоила. Но сейчас от его прикосновения стало только больнее. Я вдруг понимаю, как помогает мне в трудную минуту Надж. A ее-то рядом как раз и нет.
— Обратите внимание, камера жестко сфокусирована на докторе Мартинез, — продолжает командующий. — Задний план практически неразличим. Разве что вот здесь.
Он кивает техническому ассистенту, и изображение увеличивается. Мамин локоть становится белым пятном, и в конце концов рассмотреть на экране вообще ничего невозможно.
— Смотрите сюда. — Командующий ведет по экрану красным пятнышком лазерной указки. — Нам кажется, что вот здесь просматривается отверстие окна. — Он показывает на какую-то совершенно неразличимую серую муть. — А точнее сказать, не окна, а иллюминатора. А теперь смотрите вот здесь, видите?
Он взмахивает лазерным лучом, и я замечаю, как болезненно дернулась голова у Тотала. Мысленно даю себе обещание ни за что не давать в руки Газзи и Игги лазерных указок.
Красная лазерная точка соскользнула внутрь того, что командующий называет иллюминатором, на расплывчатое пятно потемнее.
— Будьте добры, увеличьте резкость на сто процентов.
В следующую секунду все в зале замерли. Мутные и расплывчатые, но все же вполне отчетливые, внутри иллюминатора видны слова: Nani Moku.
Свет зажигается, и командующий поднимается во весь рост:
— Мы полагаем, этот снимок сделан на подводной лодке. По всей вероятности, это она перевернула рыбацкий траулер, хотя полной уверенности у нас в этом нет. Единственный достоверный факт — это то, что фотография зафиксировала под водой обломок траулера. Следовательно, преступники держат доктора Мартинез под водой. Далее. Поскольку нам известно, что место кораблекрушения — в Тихом океане, в районе Гавайских островов, значит, доктор Мартинез находится где-то неподалеку.
Я уже готова вскочить и сорваться лететь на Гавайи. Мгновенно вычисляю: от Сан Диего это займет у меня часов шесть-семь.
— А почему ваш первый слайд дает это странное заглавие «Птицы за работой»? Что это значит? — интересуется адмиральша.
— Это пока непонятно. Но у нас имеется видеозапись с поверхности воды. Вы видели ее в начале презентации. Именно эту фразу мы услышали, прокрутив пленку с пятисотпроцентным ускорением.
— Макс, сядь, пожалуйста, — тихо просит меня доктор Абейт.
Поворачиваю к нему голову и только тут понимаю, что я уже поднялась со своего места. Однако командующий не обращает на меня никакого внимания и продолжает:
— Мы разработали план, и нам требуется ваша помощь. Правда, это отнюдь не означает, что кому-то надо срочно срываться с места и нестись туда сломя голову.
Я вспылила:
— Я вовсе не срываюсь и никуда не несусь.
— Максимум Райд срывается вперед по-максимуму, — бормочет себе под нос Тотал.[10]
Скрипнув зубами, сажусь на свое место:
— Давайте скорей. Излагайте свой план. В вашем распоряжении минута.
30
Привожу список того, что в настоящий момент отравляет мне жизнь.
1. Мы сидим в самолете, предоставленном нашим старым приятелем Нино Пьерпоинтом, или, иначе говоря, самым большим толстосумом из всех мировых толстосумов. Т. е. нас доставляют самолетом на Гавайи.
2. Я никого не трахаю по башке и ни из кого не вытрясаю никакую информацию.
3. Клыковская красавица по-прежнему ошивается с нами, и она по-прежнему рыжая.
4. Надж по-прежнему торчит в своей долбаной школе.
5. Мама по-прежнему в плену.
6. Клык как был Клыком, так Клыком и остается.
Джон Абейт присел со мной рядом. А я, развалившись в шикарном кожаном кресле, небезуспешно пытаюсь вздремнуть. Совсем недавно моей койкой была бетонная лавка в заброшенном туннеле Нью-Йоркской подземки. А теперь вот растянулась в роскоши частного самолета, укрытая мягким мохеровым пледом. А толку? Если выбирать, так, может, и у подземки свои преимущества найдутся.
Главное из них, что на бетонной лавке я спала как убитая. И стая была вместе. Мамы у меня тогда не было. А уж тем более такой, которую я люблю до смерти. Не говоря уже о такой маме, которую похитили, так что теперь «любовь до смерти» — никакая не метафора, а реальность нашей с ней жизни. Потому что и ей грозит гибель, и я готова спасти ее даже ценой собственной смерти.
Открываю один глаз:
— Мы что, собираемся торпедировать подводную лодку с воздуха? А подводные противолодочные ракеты у нас имеются?
По губам Джона пробегает слабая улыбка:
— Нет, мы летим на другую военную базу, на Гавайи. Командование военно-морского флота согласилось помочь нам с освобождением Валенсии.
— А КППБ согласилась оставить в покое крупные корпорации? — в лоб спрашиваю я у него. Именно это условие ставил мне мистер Чу. Если они согласились, может, тогда он и сам освободит мою маму?
Джон отводит глаза:
— Нет. Как узнали о похищении Валенсии, в партии только это и обсуждается. Мы уверены, что Валенсия нас не простит, если узнает, что мы сдались и отступились. Особенно из-за нее. Ведь она один из основателей КППБ. Вот и получается, распусти мы партию ради ее свободы — погибнет дело всей ее жизни.
Я задумалась и в конце концов вынуждена была признать:
— Да, ты, наверное, прав.
— Джон? — По соседству с нами Газзи прижался носом к стеклу. — А что случится, если большая птица, типа гуся, влетит в мотор самолета?
С чего это Газзи гуси так озаботили?
— Думаю, хорошего будет мало.
— А что будет, если кто-нибудь прямо перед взлетом запихает в мотор самолета футбольный мяч? — подозрительно задумчиво продолжает допытываться Газ.
— Что-то ты больно странные задаешь вопросы.
— Нет, это я так… Интересуюсь… — Голубые глаза Газмана принимают исключительно невинное выражение. Я даже не подозревала, что он на такую мину способен.
— Ни за что бы не подумал, но мне ужасно не хватает трепотни Надж. — Игги неожиданно меняет тему разговора.
— Я тоже без нее скучаю. Мы всегда с ней хихикали. — Ангел играет с Бриджит в покер и поднимает голову от зажатых в руке карт. Бриджит, видно, не научил ее горький опыт, что с Ангелом в карты играть бесполезно, — все равно ни за что не выиграть.
