Владислав Крапивин - Ампула Грина

– Ребенок у меня! Ребенок на пристани! Швартуйтесь назад, сволочи!

Но матросы никакого ребенка не видели, а капитан разворачиваться, конечно, не хотел. Наверно, и без того опаздывал. Пассажиры на борту веселились и подавали советы.

– Прыгай, дяденька! – кричал пацаненок в желтой панамке. – До берега близко!

Но было уже не близко. Да и не дали бы Ефрему Зотовичу прыгнуть. И, наверно, не хотел он: в пиджаке-то куча важных бумаг, а, может, и пловец он был никакой.

В первые полминуты мне было смешно. И опять я позлорадствовал. Но почти сразу очухался: у меня-то положение в десть раз хуже, чем у "господина воспитателя". Ампула-то не со мной, а с ним. И если я потеряюсь, через месяц – кранты Стрелку! (Если, конечно, Мерцалов не врал, насчет смертельности укола; но я почему-то был уверен, что не врал.)

Я вытянул шею над арбузом и заорал:

– Мне-то что делать?! Что?!

Мерцалов закричал в ответ, и я разобрал только: "…на вокзале! На вокзале!…"

Что "на вокзале"? Возвращаться на вокзал и ждать Мерцалова там? Или самому добираться в Горнозабойск, а Ефрем Зотович (чтоб его разорвало!) встретит меня на том вокзале? А как добираться? Я с перепугу перестал соображать. Не выпуская арбуза, кинулся вдоль берега – в ту сторону, куда уходил катер. А он, скотина, уходил быстро, будто глиссер какой-то (конечно, мне это чудилось).

– Ну, что мне делать-то?!

Однако ответные вопли Мерцалова были уже совсем неразборчивы. Потом я наткнулся на сложенные у воды контейнеры, а когда обогнул их, катер скрылся за длинной, стоявшей посреди реки баржей. Все-таки я некоторое время бежал еще – просто не знал, что, кроме этого, делать. Наконец я споткнулся на прибрежном песке и полетел вперед носом.

Песок был не твердый, но все же я крепко треснулся животом и коленями. Арбуз же – и того крепче. Он усвистал вперед, как бомба, срикошетил, взмыл опять и на излете, в воздухе еще, развалился на три части. Они все упали на песок удачно, мякотью вверх.

Удар привел меня в чувство. Будто встряхнул мозги и поставил их на место. Я сел и стал думать, что ничего страшного не случилось (за исключением расколотого арбуза). В том, что я отстал от катера, моей вины нет вот ни настолечко. Не надо было Мерцалову посылать меня на рынок. Пускай теперь пляшет на палубе и думает, как быть. Это его, Ефрема Зотыча, проблемы. А мне-то что? Рано или поздно меня все равно найдут. Потому что я им нужен. И прививку сделают, никуда не денутся. Впереди еще почти месяц. А то, что случилось, называется приключение. Переживать приключения – в сто раз лучше, чем торчать в интернате или какой-то клинике на строгом режиме. Как пойдут события, пока не ясно, однако все равно как-нибудь пойдут. И незачем их торопить…

Поразмыслив так, я решил, что для начала следует съесть арбуз. Не пропадать же добру! Тем более, что пробовать арбузы мне приходилось ох как не часто…

Я поднял красный искрящийся кусок, ухватил мякоть губами. И тихонько застонал от удовольствия. А когда, облизываясь, глянул из-за куска, увидел четыре исцарапанные ноги в одинаковых ременчатых сандаликах.

Тогда я поднял глаза.

Рядом стояли двое ребятишек – мальчик и девочка лет семи-восьми. Оба рыжеватые, круглощекие и со вздернутыми носами. Щеки и ноги у них были перемазанные, однако одёжка из ярко-зеленого трикотажа – чистая, новенькая даже. Видно, что не бродячие пацанята, домашние. На девочке была плетеная бейсболка со вздернутым козырьком, на мальчике треуголка из газеты. В ярких, как пузырьки с синькой, глазах было полным-полно интереса и ни капельки боязни.

Девочка поправила бейсболку и спросила:

– Ты его нечаянно грохнул? Или нарочно?

– Конечно, нечаянно. Зачем бы я стал нарочно… – сказал я без всякой сердитости. Ребятишки мне понравились (вспомнились те, которых видел на тропинке, из вагона).

– Как зачем? Чтобы съесть поскорее, – деловито разъяснил мальчик.

– Нет, я не хотел поскорее. Просто запнулся…

– Ты сильно расшибся? – серьезно спросила девочка (заботливая какая!)

– Не сильно. Только вот арбуз…

– Тут уж ничего не поделаешь, – рассудил мальчик. – Придется тебе его съесть.

– Конечно, придется…

Мальчик поглядел недоверчиво:

– Думаешь, ты справишься с ним?

– Конечно, нет. Садитесь, помогайте.

Они запросто, будто я их давний знакомый, сели на корточки, взяли каждый по куску. С аппетитом зачавкали. Я тоже. Но долго чавкать без всякого разговора было как-то неловко. И я спросил мальчика:

– А что это у тебя на шлеме написано? Такое название газеты здесь у вас?

По краю треуголки тянулись крупные, старинного вида буквы.

– Да. – Мальчик солидно кивнул. – Это Инская городская газета.

– Странное какое у нее имя…

Перевернутые буквы складывались в слова:

– Нисколько не странное, – сообщил мальчик, отклеивая от щек арбузные семечки. – Дело в том, что раньше, в лошадиные времена, в Инске была почтовая станция.

"Образованные детки, – подумал я. – Или, как говорится по-научному, эрудированные …" Но девочка не оценила мальчишкину эрудированность. Покачала головой:

– Ох ты Толя… "Лошадиные времена"…

– А как еще сказать, если не было машин! – не смутился Толя.

– В эпоху гужевого транспорта, – сказал я, выгрызая изнутри арбузную корку (ребята выгрызали так же). Мальчик возразил:

– "Лошадиные времена" понятнее…

– Пожалуй, да, – согласился я. Мне нравилось разговаривать с этими пацанятами, вспомнились Пузырёк и Тюнчик. – А почему вы говорите «Инск», "Инская"? Здесь же Ново-Заторск…

Они, кажется, насупились. Чуть-чуть. Мальчик глянул недоверчиво:

– С чего ты взял?

– Видел надпись на вокзале.

Девочка будто пожалела меня:

– Ох, куда тебя занесло… Ты, значит, приезжий?

– Ну да! Я отстал от поезда. Вот из-за этого арбуза. Купил его, а в вагон не успел…

Я не врал специально, а просто не хотел вдаваться в подробности.

– Тогда тебе надо к начальнику вокзала, скорее! – заволновалась девочка. – Он поможет…

А в самом деле! Почему я сразу не додумался? Ведь у начальника-то связь со всеми… как их… транспортными средствами. Может, и с пассажирскими катерами тоже…

Я вскочил.

– Спасибо за совет.

– А тебе спасибо за арбуз, – откликнулась девочка.

– Да. Теперь главное – успеть до ближнего туалета, – сообщил мальчик.

– Толька, ты хулиган, – сказала девочка.

– А чего? Будто тебе самой не надо!

– Но я не кричу про это на весь Инск. При посторонних… Иди сюда… – Толя подошел, и она принялась отлеплять арбузные семечки от его щек.

Мне стало грустно. Не хотелось быть посторонним. Хотелось, чтобы кто-нибудь так же отколупывал от моих щек семечки и понарошку обзывал хулиганом.

– Пока, – сказал я ребятам и пошел назад, к пристани.

Меня беспокоила та же проблема, что и Толю, но я решил ее быстро, за контейнерами. И с облегченной душой отправился искать начальника.

Глава 3

Пока я шагал вдоль воды (по плоскому песку, замусоренному щепками, жестянками и обломками кирпичей), у меня появилась другая мысль: "А на фиг мне начальник вокзала!" Надо навести справки у начальника пристани! Наверно, он может связаться с катером и попросить отыскать на нем пассажира Мерцалова. И, наверно, разрешит нам поговорить друг с другом… Если, конечно, есть на пристани контора и начальник. Я не помнил там никаких строений, помнил только шаткий деревянный причал.

Контора была. Кривой домик, обитый фанерой и покрытый облупленной синей краской. Над крышей слабо полоскался длинный желто-черный вымпел. Отражали реку и солнце стекла широкого окна. По сторонам от окна я увидел две дощатые двери. На одной – никакой надписи, на другой – то что мне надо. Белая табличка: "Начальник пристани Н-Заторск №3".

Я постучал. Не дождался ответа, потянул ручку, вошел… Не было здесь ничего похожего на кабинет начальника. Были несколько пластмассовых столиков, кривые стулья, буфетный прилавок, а за ним – полки с бутылками, банками и сигаретными коробками. На прилавке горел солнечными бликами великанский самовар. Помятый, но надраенный. Из-за самовара выглянула тетушка с жалобным, но не сердитым лицом.

– Тебе чего, голубок?

– Мне… я думал, здесь начальник. Там написано…

– А, да мало ли нынче где чего написано… – Она махнула рукой, будто отгоняла муху. – Всё поперек смысла… Написано «контора», читай «забегаловка», написано «Регент», читай… Ладно. Тебе он зачем?

"Регент?" – чуть не сострил я, но не посмел. Сказал кислым голосом то, что приготовил заранее – коротко и внятно:

– Я из интерната. Ехал с воспитателем в другой интернат, в Горнозабойск и отстал от катера. А воспитатель уплыл. Не знаю, как быть…

– Вот бедолага-то!

Она не стала длинно расспрашивать и охать. Выволокла из под прилавка тяжелый телефонный аппарат. Я такие видел только в кино про войну с фашистами. На пластмассовой коробке торчала ручка, будто у мясорубки. Тетка остервенело завертела ручку, потом схватила трубку.