Джорджия Бинг - Молли Мун и волшебная книга гипноза
От слов мисс Гадкинс мрачная комната стала еще темнее и холоднее.
— После — моего — рождения — моя мать — попала — в психиатрическую — лечебницу. Отец — пил. Я ушла — жить — к тетке. Она — была — злая. — Она меня — била. Дядя — тоже — бил меня. — Они были — очень, очень — строгие.
Такого Молли не ожидала. На миг ее охватила жалость к мисс Гадкинс. Видимо, ей в жизни пришлось похуже, чем Молли. Но девочка быстро взяла себя в руки и выкинула сочувственные мысли из головы. Она достала из папки свою метрику и листок с записями и сунула их в карман. Потом вытерла об юбку вспотевшие ладони и сказала:
— А сейчас, мисс Гадкинс, я погружу — вас — в транс — еще — глубже — и вы — будете — повиноваться — всему — что — я — скажу.
Мисс Гадкинс кивнула, как заводная игрушка, и Молли облизала губы. Всю свою жизнь Молли была мишенью для ее издевательств. Пришла пора отмщения.
Через двадцать минут Молли вышла из комнаты мисс Гадкинс. Петулька трусила за ней. Девочка чувствовала в себе такие силы, о которых раньше даже и не подозревала.
Генеральная репетиция к конкурсу талантов была назначена на восемь часов, в парадном зале. Молли села на верхнюю ступеньку лестницы, чтобы получше видеть. Когда мисс Гадкинс вступила на импровизированную сцену, наскоро устроенную перед камином, Молли глубоко и удовлетворенно вздохнула. Мисс Гадкинс вырядилась на славу! На ней была розовая ночная рубашка с оборочками и высокие резиновые сапоги. На голову она напялила лифчик, а на шею вместо ожерелья повесила на веревочке свою вставную челюсть.
— Добрый вечер, дорогие мои, — ласковым голосом пела она. Без вставных зубов ее рот превратился в бесформенную, словно резиновую, полость. Директриса задрала рубашку, продемонстрировав всем свои панталончики. — Оп-ля!
Ребята притихли и оторопело уставились на белые, морщинистые ноги мисс Гадкинс. Перемена, произошедшая в директрисе, была разительной и страшной. Как будто в комнате вдруг приземлился марсианин.
— Начинаем представление! — торжественно провозгласила мисс Гадкинс. Щелкая в воздухе вставными челюстями, словно кастаньетами, и притопывая резиновыми сапогами, она пустилась плясать зажигательное фламенко. Танцующим шагом она сошла со сцены и уселась на стул возле стены.
Отовсюду слышались сдавленные, испуганные смешки. Тут мисс Гадкинс на миг стала самой собой и раздраженно проскрипела:
— Гордон Бойлз! Сейчас же выплюнь жвачку! — Гордон вжался в стул. Он бы предпочел, чтобы его отругала прежняя мисс Гадкинс. От вида преображенной директрисы у него мурашки ползли по коже.
— Простите, мисс Гадкинс, — пискнул он, вытащил жвачку изо рта и сунул ее в карман. На сцену вышла Молли.
Синтия и Крейг хором завыли:
— Фу-у! Прочь со сцены, Дремота и Зевота!
Молли уставилась на свои пыльные ботинки и, сосредоточившись, начала накачивать энергию в глаза, все сильнее и сильнее.
— Что стряслось? Забыла свою колыбельную? — вопили ребята.
— А ну, хватит, — рявкнула мисс Гадкинс и лязгнула в воздухе зубами-кастаньетами. — Кто будет шуметь — укушу!
Все моментально притихли. Молли медленно подняла глаза. Из них исходили яркие лучи; они шарили по зрителям, будто прожектора — по темному морю, лучи схватили, обездвижили, пригвоздили к месту каждого, кто встретился с ними взглядом. Молли казалось, будто она играет в компьютерную игру. Когда ее глаза брали в плен очередную жертву, девочка чувствовала, как рушатся защитные барьеры противника. Ее взгляд медленно скользил по рядам. Самыми легкими жертвами стали Джемма, Джерри, Руби и Джинкс, но даже ребята постарше оказались нетрудной добычей. Взгляды, в которых неизменно сквозили презрение и неприязнь к Молли, один за другим гасли и становились тусклыми, невыразительными. Гордон, Роджер. Вдруг кто-то похлопал Молли по плечу.
— Моя очередь первая, — послышался гнусный шепоток Гизелы. Молли обернулась и бросила взгляд на противницу. Узкие глазки Гизелы с вызовом уставились на Молли. Внезапно ее лицо странно задергалось. Гизела не понимала, что творится с ее глазами. Она смотрела на Молли — противную, некрасивую, которую она обычно не удостаивала и секундным вниманием, и чувствовала, что собственные глаза отказываются подчиняться хозяйке. Гизела пыталась отвести взгляд, но не могла — Моллин взгляд словно притягивал ее. И, подобно пловцу в реке, который, уносимый течением, отчаянно цепляется за берег, а потом все-таки разжимает руки, Гизела в конце концов не выдержала. Она сдалась.
В комнате наступила мертвая тишина. Все сидели, как громом пораженные, широко распахнув глаза. Молли огляделась, очень довольная собой: в этот раз ей не пришлось даже пускать в ход голос!
— Через минуту я сяду. Потом хлопну в ладоши. После этого вы выйдете из транса и не будете помнить, что я вас гипнотизировала. И с этой минуты, как только вы вспомните те гадости, которые вы когда-нибудь говорили или проделывали с Молли Мун, вы будете бить себя по голове тем, что в этот момент окажется у вас в руках.
Молли спустилась со сцены, села на свое место и громко хлопнула в ладоши. Ей не хотелось под гипнозом внушать всеобщую любовь к себе. В этом не было нужды. Она всего лишь хотела убедиться, что может загипнотизировать толпу, и ей это удалось. Когда комната вокруг нее стала понемногу оживать, Молли вытащила из кармана листок бумаги, найденный в папке у мисс Гадкинс, и с отвращением разорвала его.
До сих пор, всю ее жизнь, Молли Мун доставались лишь синяки и шишки. Теперь же она намеревалась получить все, что причиталось ей по праву! Так пусть же ее жизнь станет похожей на волшебный мир рекламных объявлений! Этот мир совсем близко, он ждет ее. Поеживаясь от радостных предчувствий, Молли начала представлять себе все то, чем она всегда хотела обладать, но никогда не имела. Она набьет карманы деньгами, выигранными на конкурсе талантов, но это будет только начало. Овладев гипнозом, она никогда больше не будет нуждаться в деньгах. Что же касается людей — Молли твердо обещала себе, что больше никому не позволит толкаться, щипать, обижать, командовать, не обращать на нее внимания! Она добьется успеха, и пусть весь мир взирает с благоговением на то, как из невзрачной скорлупы в него является новая, блестящая, ослепительная Молли Мун!
Глава одиннадцатая
На следующее утро обитатели Хардвикского приюта проснулись оттого, что по комнатам поплыл аромат теплых круассанов и пиццы. Запах свежей выпечки прекрасно соответствовал радужному настроению Молли.
В столовой царила, заполняя все вокруг и даже переливаясь через край, атмосфера Италии. Эдна притащила свой магнитофон, и из динамиков громко звучала опера. На столах были разложены книги об Италии.
— Что, Эдна, побывали в библиотеке? — спросила Молли и взяла с тарелки хрустящий круассан и сладкую булочку.
— Да. Видишь ли, обожаю все итальянское, — вежливо пояснила Эдна, как будто Молли сама об этом не знала. — Люблю Италию, а особенно — итальянскую кухню. Итальянцы молодцы, черт бы их побрал, они умеют жить. — Она налила Молли горячего шоколада.
— Позволь, Эдна, я сама ей налью. — Мисс Гадкинс, улыбаясь беззубым ртом, отобрала у упирающейся Эдны кувшин с шоколадом. — Молли, девочка моя, куда бы ты хотела сесть?
Услужливо, будто королевскую особу, она провела Молли через столовую и усадила на лучшее место у окна. Ребята робко перешептывались. На шее у мисс Гадкинс при каждом шаге по-прежнему покачивалась вставная челюсть. Этим утром вместо лифчика она водрузила на голову розовые панталоны. Она надела свой обычный кримпленовый костюм, только предварительно изрезала его ножницами сверху донизу, и теперь он светился дырами и прорехами, точно рыбачья сеть. Наряд походил на творение свихнувшегося модельера.
— Какой у вас красивый костюм, — похвалила Молли.
— О, спасибо, девочка, спасибо. Я его сама сделала. Всю ночь просидела с ножницами в руках.
Неожиданно откуда-то сзади послышался громкий визг. Мисс Гадкинс обернулась, и ее лицо приняло свое обычное злобное выражение (ибо в ее отношении к другим детям ничего не изменилось). Заметив, что происходит, она ахнула от ужаса. Гизела Хеккерсли изо всех сил молотила себя кружкой по голове. Горячий шоколад заливал ей лицо.
— Что с тобой, Гизела? — яростно завопила мисс Гадкинс. — Прости, Молли.
Послышался еще один крик — это Роджер вылил себе молоко на волосы. Мисс Гадкинс клацнула челюстями-кастаньетами и ринулась на него, как разъяренный коршун.
— Ты провинился, Роджер Фиббин! За это я тебя укушу. — Прищелкивая челюстями на каждом шагу, она вприпрыжку подбежала к столику Роджера и пребольно ущипнула дрожащего мальчика вставными зубами за руку.
— Уй-й-я-а! — взвыл Роджер.
