Жаклин Уэст - Книга заклинаний
– Руби, дружище, руби! – прохрипел он.
Зажав дневник с заклинаниями под мышкой так, чтобы обе руки были свободны, Олив отцепила вторую нарисованную конечность от шеи Харви и швырнула на альбом. Та замерла, потом пробежала пальцами по истертым страницам. Левая рука, которая уже взобралась на стол, принялась ощупывать альбом с другой стороны.
Девочка снова сосредоточила внимание на дневнике. Тот надежно устроился у нее под рукой. Корешок мягко мерцал, словно шелковый.
– Вылезаем, Харви, – скомандовала Олив.
Кот тряхнул головой, чтобы прийти в себя, подождал, пока девочка возьмет его за хвост, и, шатаясь, выкарабкался из картины обратно на чердак.
Оказавшись в безопасности, она обернулась и взглянула на мольберт. Обе длинные костлявые ладони стиснули открытый альбом и замерли в точно такой же позе, как раньше. Олив крепко прижала массивный том к груди. Сердце колотило прямо в обложку, будто кулак – в дверь.
– Ладно, сэр Уолтер, – прошептала она коту, который сидел тут же на полу, пытаясь отдышаться. – А теперь давай убираться отсюда.
11
От свечки, оставленной в углу чердака, остался крошечный огарок. Олив бросилась к нему, подняла и в дрожащем свете впервые как следует разглядела книгу заклинаний МакМартинов.
Его кожаная обложка истерлась до сочного янтарного цвета. Местами она собралась в складки, кое-где кожа была гладкой как стекло – наверное, там, где за сотни лет ее касалось множество рук. Тут и там мерцало старинное тиснение, будто тонкие нити, вшитые в кожу. Девочку охватил такой восторг, что она чуть не наступила на Харви, который ждал ее на верхней ступеньке лестницы.
– Эй, Олив, – сказал он, уворачиваясь, – пока мы не ушли, ты… ты не могла бы опять накрыть картину?
Олив оглянулась на незаконченное полотно. Глянцевые мазки краски блестели в свете свечи. Бестелесные руки Олдоса замерли, вцепившись в альбом. Она поспешила опустить пыльную ткань на место. Картина скрылась из виду, словно сцена за закрытым занавесом.
Пока они спускались вниз по лестнице и вылезали из нарисованной арки, кот не проронил ни слова. Он молчал и в розовой комнате, и в коридоре, и в ванной, куда Олив заглянула оставить догорающую свечу, чтобы, освободив вторую руку, крепко прижать книгу к себе.
Даже тогда, когда они вернулись в ее спальню, Харви ничего не сказал. В дверях он издал странный тихий звук, словно пытаясь прочистить горло, а потом бросился прочь по коридору, но Олив настолько углубилась в себя, что даже не заметила этого. Книга заклинаний МакМартинов была у нее в руках. Все остальные мысли просто упорхнули, словно клочки пуха от включенного вентилятора.
Она залезла в постель, включила крошечную лампу для чтения и устроила фолиант на коленях. Тот был таким тяжелым и едва ли не шире самой Олив, но на коленях устроился идеально. Горацио и Леопольд никогда так не делали. Харви больше чем сворачиваться клубком на коленях, нравилось сражаться с почтовым ящиком, хотя в этом случае он легко мог получить небольшое сотрясение мозга.
Девочка нежно погладила истертый кожаный переплет, и он словно замерцал под пальцами. Блестящие линии, врезанные в кожу, прямо на глазах обрели знакомые очертания – символ, истертый и так обильно украшенный завитками, изгибами и облетающей позолотой, что она только сейчас его разобрала. Это была буква «М».
Пальцы ног под простыней зашевелились от радостного волнения. Олив чувствовала себя так, словно настал ее День рождения и предстояло развернуть кучу подарков, только предвкушение было еще в сто раз сильнее. Этот подарок не окажется ни колючим свитером, ни мудреным калькулятором, от которого мозги сворачиваются в трубочку, ни математической игрой с названием вроде «Арифметика веселья!».
Она сделала глубокий вдох, растягивая удовольствие. А потом перевернула обложку и раскрыла дневник.
На первой желтой странице красовался рисунок высокого, почти без листьев дерева, выполненный темно-синими чернилами. Ствол, толстый и кривой, превращался в путаницу веток и сучьев, соединенных между собой, извивающихся и переходящих одни в другие. Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть, но на каждой ветке Олив разобрала имена, написанные крошечными остроконечными буквами. Большинство из них она никогда раньше не видела: Атдар МакМартин, Ансли МакМартин, Айлиль МакМартин. Но в верхней части, в самом центре дерева, Олив нашла знакомое имя: Олдос МакМартин. Его ветка вела к имени Альберт МакМартин, и дальше к Аннабелль МакМартин. Ветка Аннабелль не вела никуда. Она исчезала меж синих листьев на самом верху страницы, превращаясь в линию настолько тонкую, что она казалась почти невидимой.
Девочка поерзала, поглубже устраиваясь на подушке, и аккуратно перевернула страницу.
«Сонные чары». От слова «чары» по телу до самых пальцев ног выстрелил короткий разряд удовольствия. Олив пробежала глазами по плотной желтой бумаге. Там перечислялись неизвестные ей растения – вроде валерианы, посконника и ведьмина ногтя, однако большинство названий она знала или хоть примерно представляла, что это: например, «ромашка» и «паслен». И все же даже знакомые слова типа «чашка», «вода» или «птичье крыло» – тонкий, колючий почерк превращал в нечто таинственное и совершенно новое.
Весь первый раздел, кажется, был посвящен сну. Там говорилось, как подарить добрые сны, как наслать кошмары, как вынудить спящего человека служить тебе. Читая о сне, Олив и сама начала клевать носом. Она улеглась на спину, подняв книгу над собой, и перешла к следующему разделу. Здесь заклинания больше походили на рецепты; зелья для покорения сердец и стирания воспоминаний; торт, от которого все, кто его ел, рассердятся друг на друга.
Олив продолжала читать, борясь с усталостью, которая то и дело пыталась склеить ей веки. «Как заставить порезаться бумагой». «Как вызвать головную боль». «Как наслать сильный метеоризм». (Последнее слово она решила попозже посмотреть в словаре.) «Как наслать лихорадку». «Как сломать кость». Инструкции становились все более и более сложными, полнились ингредиентами, которых девочка либо не знала, либо не могла представить, где взять – вроде лягушачьего языка. Где можно достать лягушачьи языки? Ей приходилось слышать, что некоторые едят лягушачьи лапки, но лягушачьих языков в продуктовом магазине она никогда не видела…
«Погоди-ка», – донесся из дальнего угла разума далекий, но требовательный голос. Разве она не должна была что-то найти в этой книге? Олив на мгновение оторвала взгляд от страниц и оглядела комнату. Небо за окном посветлело – совсем немного, как темно-фиолетовая ткань после многих лет стирки. Это мог быть как рассвет, так и сумерки. Небо сейчас напоминало небо в мире Мортона.
Мортон. Она резко села на кровати. Вот оно. Нужно было найти способ помочь Мортону. Взгляд упал обратно на дневник. Так много страниц, так много интересных заклинаний… У нее еще будет полно времени подумать о Мортоне. Она займется его проблемами попозже.
Олив опустила голову на подушку и снова подняла тяжелый том. Если бы только ей так ужасно не хотелось спать…
Ресницы тянули веки внизу, будто сотня маленьких крючков. Руки начали опускаться. Гримуар выскользнул, мягкой тяжестью улегся на грудь Олив. Девочка вдохнула его пыльный запах. Пахло полом в магазине антиквариата, балетными тапочками, многие годы пролежавшими в дальнем ящике, и еще чем-то острым: то ли ржавчиной, то ли корицей. Быть может, так пахли отпечатки пальцев, оставленные пятьсот лет назад, в Шотландии, в доме, который давным-давно спалили в пепел.
Она так и заснула с включенной лампой, а открытая книга крышей лежала над ее сердцем. Остаток ночи Олив бродила во снах, полных деревьев, костлявых рук и летающих страниц. В самом длинном и четком сне она оказалась частью земли, а из ее сердца росло дерево, и его тяжелый ствол поднимался от нее до самого неба.
Олив спала, и спала, и спала. Книга у нее на груди поднималась и опускалась в такт каждому вдоху.
12
Что-то стучало. Олив зарылась глубже в подушки и зажмурила глаза.
– Нет, спасибо, – пробормотала она. – Мне добавки не надо.
Но стук продолжался. Девочка очень медленно открыла глаза, и гамбургер с кока-колой, которыми она угощалась во сне, растаяли и преобразились в ее собственное измятое покрывало. Открытый гримуар все так же лежал на груди, комнату заливали ярко-желтые солнечные лучи, она была очень, очень голодна, а в окно упрямо бился огромный шмель.
Олив бросила взгляд на будильник. Красные цифры показывали 12:31. Она никогда так поздно не просыпалась, даже когда лежала с температурой под сорок и в бреду утверждала, что у нее все пальцы на ногах поменялись местами. Неудивительно, что ей так хотелось есть.
Одевшись в относительно чистые шорты и футболку и зажав книгу заклинаний в руках, девочка выползла в коридор.
