без автора - Черепашки ниндзя и Космический Агрессор
Правда, порой Кин-Чин не одобрял суровость князя к слугам и воинам. Но отец объяснил, что лучше наказать за мелкую провинность, чем дожидаться настоящей вины. И принц, в который раз подивился: отец думает о будущем каждого человека в княжестве!
– Помни, сын, – говаривал князь Наринаго, – тебе в этом мире дана большая сила и власть. Не урони честь предков – пусть твоё имя само по себе служит предостережением для непокорных!
И Кин-Чин старался во всём подражать отцу. Так длилось до последнего праздника Трёх Лун. Праздник отмечали ежегодно, пышно и весело. Кин-Чин вместе со всеми жителями города прошествовал по главной улице под пение и музыку. Девушки осыпали проходящих парней пригоршнями лепестков и сладких конфетных шариков. Людская река бурлила. Тут и там раздавались восторженные крики. Весь день в городе звучала музыка. Бродячие артисты забавляли народ незатейливыми представлениями. Даже Кин-Чин сбегал посмотреть на чёрного ребёнка, кобру, танцующую в ивовой корзине, и грызущую жёлтые прутья пуму.
К вечеру городская площадь заполнилась – закончились приготовления к главному событию праздника.
Обычай выбирать князя Трёх Лун сложился в очень давние времена. И преступник, приговорённый к смерти, правил с заката до рассвета: в эту ночь дозволено все.
К площади начал стекаться народ ещё днём. Теперь было не протолкнуться. Стража едва сдерживала напор толпы. Кого-то сдавили слишком сильно: раздался крик, и упавшего затоптали.
Стемнело. На площади зажгли факелы. По лицам заметались тени. В этот раз преступников было трое. Их вывели на помост. Поставили лицом к толпе. Теперь народу решать, кому они отдадут город и себя на ночь.
Кин-Чину приглянулся младший, но его-то точно не выберут. Народ не доверит развлечения подростку со слабыми кистями. Немного радости, если князь Трёх Лун просто заставит полюбоваться на небесные светила да призовёт лечь спать. Придётся подчиниться.
А может, бывало и так, отдать город горожанам на разграбление. И тогда дом соседа – твой дом. И воины князя Наринаго сами будут тащить чужое добро.
Выбирать, это ясно, будут из двоих других. Князь Наринаго хмуро поглядывал на претендентов: худого, длинного, как жердь, мужчину лет тридцати и коренастого крепыша Ямато. Его нельзя было выбирать! У князя не было достоверных сведений, но слухи просачивались: мол, Ямато – сын того самого… Думать о прошлом не хотелось. Наринаго злил и дурацкий обычай, и подобранные претенденты на титул.
Однако дразнить народ не было нужды. В городе и так бродило недовольство из-за непомерных поборов князя. Отменить финал праздника – кончится бунтом.
«Ничего, – утешал себя князь, – что может случиться за одну ночь?»
А народ уже тянулся к преступникам на помосте. Выспрашивали, что наобещает новый правитель, приглядывались, сравнивали.
Ответы были на грани пристойности – крепыш отвечал с грубоватым смаком. Его товарищи по несчастью молчали, отстраняясь от особо активных, норовивших ухватить за край одежды.
Больше волновались по пустякам: настоящих ли преступников, не подставных ли, привели? Какие безумства сумеют придумать этой ночью? С нетерпением ждали голосования – бросали в урну один из трёх разноцветных камешков. Лидировал крепыш.
Человек – существо терпеливое. Он может сносить голод, унижения, раболепно гнуть спину перед плюнувшим в лицо. Но всякая обида накапливается. И наступает предел: ярость и слепое безумие, требующее выхода. В праздник Трёх Лун дозволено все.
Давай! Круши жилища, поджигай чужие конюшни. Бери этой ночью любую красотку, которую успел схватить в темноте.
Ночь Чёрных Слез обернётся праздником. Ну, что ж, придёт рассвет, нацепит тебе на шею ярмо – и покатится колесо. До нового праздника Трёх Лун.
– Его! – наконец, взревела толпа, поднимая над собой Ямато.
Многорукий монстр донёс Ямато до возвышения, где князь Наринаго готовился уступить своё место.
Князь поднялся. Ястребино глянул в пьяные лица. Бесчисленное море голов в темноте.
Ямато чуть кривил в ухмылке губы. Князь с трудом сдерживал дрожь в пальцах.
Ямато выжидал. Наринаго медлил: пока его ступни не коснулись земли, он всё ещё правитель и имеет право приказать. Наринаго опустился на колено, готовясь первым принести присягу на верность новому правителю. И вдруг рука князя упёрлась в грудь Ямато.
– Взять его! – бросил князь страже. Стража попятилась. Народ зароптал, но тут же утих. Ямато, воспользовавшись заминкой, оттолкнул Наринаго и прыгнул с помоста, прячась в толпе.
Ещё не бывало, чтобы правитель не выполнил условия обряда – Наринаго стал первым.
Воины князя ощерились копьями.
Люди бросились врассыпную, давя и калеча слабейших. Это стража с запозданием выполняла приказ. В толпу полетели стрелы. Кого-то накололи на копье. Стражи знали: князь простит, если жертвой станет и случайный ротозей; князь не спустит городу, если Ямато уйдёт.
Кин-Чин краем глаза видел, как двое оставшихся преступников сиганули с помоста вниз и были таковы.
Но юношу заботило иное.
– Отец! – Кин-Чин рванул князя за плечо. – Посмотри на меня! Наринаго следил напряжённым взглядом за удаляющейся погоней.
– Чего тебе, Кин-Чин? – нетерпеливо отмахнулся князь.
Было ясно: Ямато удастся скрыться. Уж слишком много недовольства горело в пьяной толпе – преступника спрячут.
– Отец! – повторил Кин-Чин отчаянно. – Ты нарушил слово! Ты не выполнил обряд!
Князь обернулся. Смерил сына с головы до ног. Сжал зубы, отчётливей проступили скулы:
– Ну, и что? Тебе пора повзрослеть и выбросить из головы младенческие бредни!
Принцу показалось, что его окатили ушатом воды.
А князь добавил, раздосадованный неудачей:
– Лишь глупцы, называющие себя праведниками, цепляются за правду.
Лишь недотёпы искренне верят в суд совести. Думай лучше вот о чём: что было бы со мной и с тобой, если бы этот мерзавец потребовал не бочку вина и девку, а мою власть? Моё княжество?
– Но ведь этого не просил ещё никто!
– Может, и так, – коснулась усмешка губ князя. – Но этот попросил бы, уверяю тебя!
– Отец! – не унимался Кин-Чин. – Но ты всегда говорил, что самое ценное – слово князя. И можно рискнуть даже жизнью ради чести. И даже если преступник в самом деле захотел бы присвоить власть, ты должен был уступить ему.
– Ты ещё поучать! – разъярился Наринаго.
Ответить Кин-Чин не успел. Перед ними, бледно-жёлтый, как коробочка созревшего хлопка, возник из темноты начальник стражи:
– Князь! Ямато исчез.
– Значит, ты тоже исчезнешь, – бросил князь.
– Прости! Я найду его! – начальник стражи полз на коленях за удаляющимся к замку князем, пытаясь поцеловать край одежды.
– До утра! – предупредил Наринаго.
Ночь притаилась. Люди попрятались по домам, забились в щели. До рассвета ходили с обысками, громко ругались воины Наринаго.
Кин-Чин вернулся в замок лишь тогда, когда на сторожевой башне сменился караул. Принц и вообще бы не вернулся. Но человек чаще бежит тогда, когда надеется на удачу. Кин-Чин был никому во всём свете не нужен.
Кин-Чин проскользнул мимо спальни отца – их покои разделял неширокий коридор. Раньше Кин-Чина радовало, что перед сном можно прошмыгнуть к князю – теперь было неприятно, что человек, нарушивший слово, так близко. Принц физически ощущал, как по спине пробежали мурашки: любимых мы всегда способны возненавидеть.
Лучше б его самого так кошмарно унизили перед народом, чем жить сыном бесчестного человека.
Зажигать светильник Кин-Чин не стал, довольствуясь скудным светом луны. Оставшись один, принц бросился на постель и разрыдался.
– Ну вот, фокусы! Мужчина не должен плакать!
Кин-Чин подскочил, нашаривая кинжал под подушкой.
Загорелась тусклая коптилка. Над принцем склонялось нежное девичье лицо с обиженно поджатыми губами. За спиной девушки маячили две тени.
– Кто вы? Что вы делаете в моей опочивальне? – возмутился непрошеному вторжению Кин-Чин.
– Прости, принц, – девушка глядела прямо и ясно. – Я попробую объяснить лучше моих спутников – они люди простые!
– Но-но, потише! – хохотнул знакомый Кин-Чину голос.
– Мы, – продолжала девушка, – те, кого ты видел на помосте преступников.
– Теперь я узнаю вас, – пригляделся Кин-Чин. – Это – Ямато, вор и убийца. Тот худой – воровал лошадей у соседей. А ты, – принц припомнил, – ты виновна в том, что отравила собственного мужа!
Девушка всплеснула руками. Коротко звякнул колоколец смеха.
– Какими глупостями тебя кормят! Да я ещё даже не невеста!
– Вот девушки, одно на уме, – Ямато отстранил Мицу. – Лучше послушай о другом, принц!
И Кин-Чин узнал, что когда-то задолго до его рождения, городом и княжеством правил отец Ямато. Его правление, насколько это возможно, было мудрым и справедливым.
Но как-то в праздник Трёх Лун в город пришёл чужеземец. Платье было истрёпано, щеки обросли щетиной. Веки покраснели от усталости и дорожной пыли.
