Филип Керр - Джинн в вавилонском подземелье
— Но когда я открыла коробку, там был «бастион», — настаивала Патрисия. — Я подумала, что ты затеяла тот же финт, что в прошлый раз. Чтобы снова надуть Лилит. Вот почему я ничего не бросала и предложила ей «рубин и гранат», то есть шесть астрагалов одного достоинства.
Юки Онна вежливо поклонилась — сперва Патрисии, а затем Филиппе. Было видно, что обвинительные речи ей даются непросто. Но она продолжила:
— Я весьма и весьма сожалею, но одна из вас говорит неправду. Бросив одну кость, Филиппа никак не могла сделать «бастион» из «квадрата» и «пары».
— Похоже, одна из финалисток лжет, — объявил судья Дьюргар. — Кто-то из вас, должно быть, использовал джинн-силу и переместил астрагалы после того, как крышка была закрыта.
— Но хрустальная коробка используется как раз для того, чтобы предотвратить обман! Разве не так? — спросила Филиппа. — Разве она не должна замерцать и покраснеть, если кто-то вздумает использовать джинн-силу?
Мистер Дьюргар, коротышка англичанин, взял хрустальную коробку, повертел ее в руках, а затем направил на нее поток джинн-силы от своих пальцев. Но коробка не замерцала и не изменила цвет.
— Это — фальшивка, — сердито сказал судья.
Все находившиеся в Дубовом зале ахнули.
— Вы обе идите за мной, — сказал мистер Дьюргар. — Решение по этому вопросу должен принять главный судья чемпионата.
Все смотрели, как мистер Дьюргар в сопровождении Филиппы и Патрисии направился к круглому столу в углу Дубового зала, поскольку главным судьей, разумеется, была сама Синяя джинн. Ей он и сделал официальное сообщение о происшедшем.
Филиппу снедали недобрые предчувствия. Она прекрасно знала, что не нарушала никаких правил, но ей все время вспоминались странные речи Айши. Похоже, ее подставили.
— За все годы моего судейства! — верещал мистер Дьюргар, возмущенно дергая крошечным подбородком. — Никогда! Ничего подобного! Ваше превосходительство, нарушительница достойна самого сурового наказания!
Медленно, с видом скучающей кошки, Айша перевела взгляд на мистера Дьюргара и моргнула. Было очевидно, что его болтовня ее ничуть не занимает, но было также очевидно, что все вокруг ждут от нее решительных действий. Айша подняла руку, чтобы прервать жалобы мистера Дьюргара, который вел себя не как судья, а как потерпевший.
— Истина восторжествует, — твердо сказала она и указала сначала на Патрисию. — Ты подчинишься власти Иштар и скажешь правду.
Как только Айша произнесла эти слова, Патрисия почувствовала, что ею завладела мощная сила и давит эта сила на то, что принято называть совестью. Никаких эмоций — ни приятных, ни неприятных — эта сила не вызывала. Она просто была. И в конце концов Патрисия словно разделась донага перед собравшимися в зале джинн. Ни одного потаенного уголка не осталось в ее мыслях.
— Я не делала этого, — сказала она, заметно покраснев. — Клянусь, я не переворачивала кости.
Айша удовлетворенно кивнула, признав, что Патрисия говорит правду и только правду. Теперь она посмотрела на Филиппу, которая каждой клеткой ощущала прикованные к ней взгляды и знала, что все замерли, ожидая ее ответа.
— Истина восторжествует, — снова произнесла Айша с сильным британским акцентом и ткнула в Филиппу костлявым пальцем. — Ты подчинишься власти Иштар и скажешь правду.
Филиппа убеждала себя, что надо говорить правду — и все будет прекрасно. Это полезный жизненный принцип, которого следует придерживаться всем, даже жителям острова Крит, хотя в древности их считали лжецами. Однако когда дело касается джинн, все не так просто и однозначно. Девочка открыла рот и хотела заговорить, но поняла, что не может. Она внезапно онемела, точно рот ей заткнули изнутри. Да-да, сомнений нет. Внутри нее сидит другой джинн! Она поняла это, но сделать ничего не могла, а другой джинн тем временем завладел ее легкими, ее голосовыми связками, языком, губами и уже готовился отвечать Синей джинн. Филиппа попробовала закрыть рот, но не смогла. Пробовала прикрыть его ладонью, но не смогла. Даже замотать головой, чтобы опровергнуть то, что собрался сказать поселившийся в ней джинн, она тоже не смогла. Она могла лишь бессильно слушать то, что слышали все, собравшиеся в Дубовом зале. Джинн, завладевший ею изнутри, произнес голосом, так похожим на ее собственный:
— Ладно, признаюсь. Это был обман. Мне удалось подменить хрустальную коробку и использовать джинн-силу, чтобы перевернуть астрагалы после того, как крышка была закрыта. Ваш джиннчёт — самая глупая игра на свете, и мне плевать на ее правила. Слышите, вы, старая перечница? Мне и на вас наплевать!
Все ахнули. Ничего себе признание! Мало того, что она всех обманула, она еще и обозвала Синюю джинн старой перечницей, а это уж переходит всякие границы! Даже Филиппе это показалось диким. Но, хотя другой джинн теперь смолк, сама Филиппа по-прежнему не могла заговорить от себя и опровергнуть слова, только что вылетевшие ее собственного рта.
— Что ж, все слышали, — сказала Айша оглядев присутствующих. — Филиппа подчинилась власти Иштар и сказала правду. Она сама вынесла себе приговор.
Однако Филиппа прекрасно знала, что Иштар тут ни при чем. Уж не сама ли Айша заставила ее солгать? Девочка по-прежнему чувствовала, что ею владеет чужая сила, но не знала, что за джинн сидит у нее внутри. Она знала лишь, что он управляет ею точно так же, как сама она управляла белкой в Центральном парке.
— Оскорбление нашей собственной персоны нас нисколько не заботит, — сказала Айша. — Нас вообще не волнуют такие мелочи. Но использование джинн-силы на чемпионате по джиннчёту, безусловно, является нарушением правила Бадрульбадур. За это полагается одно-единственное наказание. Филиппа Гонт, ты дисквалифицирована. Отныне и навсегда ты не имеешь права принимать участие в любых турнирах по джиннчёту. Желаешь что-нибудь сказать в свое оправдание?
Филиппа желала сказать очень многое. Единственная неприятность состояла в том, что она не могла сказать ровным счетом ничего. Зато вселившийся в нее джинн заявил:
— Ничего я вам не скажу. Катитесь вы со своей дисквалификацией!
— ТОГДА УХОДИ! — прогремел голос Айши, и старуха указала на дверь Дубового зала.
Тут другой джинн наконец покинул тело Филиппы, и она снова обрела контроль над своей речью. Первым ее порывом было — защищаться, оправдываться… На сей раз Филиппу остановило только одно: вскипевшая в душе обида. Ладно, подумала она, мне хочется плакать, но я не стану. Мне хочется орать о несправедливости на весь мир, но я не буду. Мне хочется броситься на пол, колотить по нему кулаками и кричать, что меня подставили, но — какой в этом смысл? Кто бы ни был этот подлый джинн — а вокруг столько ифритцев, что в подозреваемых недостатка нет, — он, наверно, злорадствует и ждет, чтобы я унизила себя снова. Не надейтесь, я не доставлю вам такого удовольствия. С высоко поднятой головой, стараясь не потерять самообладания и отчаянно сдерживая слезы, Филиппа прошествовала к двери Дубового зала и вышла в вестибюль гостиницы.
— Ничего не понимаю, — сказал Нимроду Джон. — Фил никогда никого не обманывает. Ее подставили.
— Не сомневаюсь, — пробормотал Нимрод. — А еще в словаре Филиппы нет выражения «старая перечница».
— Точно, — сказал Джон. — В крайнем случае она бы сказала: «пожилая перечница». То-то я думал: голос вроде ее, а вроде и нет… Давай пожалуемся судьям?
— Теперь не время. Синяя джинн сказала свое слово. Нельзя оспаривать ее решение при таком стечении народа. К этому надо подойти как-то иначе. — Нимрод кивнул на дверь. — Пока что ее нельзя оставлять одну. Догони сестру и доведи ее до дому целой и невредимой.
— Будет сделано, — сказал Джон и бросился вслед за Филиппой.
Нимрод же повернулся к Изааку Балай-ага отрешенно смотревшему в пространство, и не сколько раздраженно спросил:
— Так чего вы от меня хотели, молодой человек? Зачем я вам понадобился?
— Гм?
— Мой племянник Джон сказал, что вы хотели поговорить со мной о чем-то важном.
— О, простите, сэр, я на миг задумался… Унесся мыслями далеко-далеко…
— Джон сказал, что это вопрос жизни и смерти, — напомнил Нимрод.
— Даже важнее, сэр, куда важнее.
Глава 7
Королевский венгерский экспресс
— Вы-то мне верите? — в слезах воскликнула Филиппа. Она сидела в гостиной, возле самого камина, близко-близко к огню, разве что не влезла в камин целиком. С ней были Джон, мама, дядя Нимрод и господин Ракшас, который, будучи в гостях, одновременно оставался и у себя дома — в лампе, лежавшей в кармане Нимрода.
— Конечно верим, — сказал Джон и повторил идею Нимрода о том, что Филиппа не имеет обыкновения обзывать старушек.
— Тогда почему вы за меня не заступились? — спросила сестра.
