Питер Леранжис - Семь чудес и гробница теней

– Это нам ничем не поможет, – вздохнул Касс. – Сплошные исследования. Бегада успеют закопать, прежде чем мы сможем все это прочесть.

«Закопать».

Меня пронзило воспоминание о той ужасной вони из Сна.

– Давайте мыслить позитивно, ладно?

– Хорошо, сосредоточимся на файлах на английском, – предложила Эли, – а остальное покажем Торквину позже. Он знает греческий.

Я наблюдал, как она прокручивает списки документов и изображений. Мое внимание привлекло величественное строение на фоне гор.

– Что это? – спросил я.

– Галикарнасский мавзолей, – ответила Эли.

Я наклонился к самому экрану. Что-то в этом здании казалось мне знакомым.

– Жутковатый домик, – заметил я.

– Еще бы, это же гробница. Там хоронили мертвых. Правителя по имени Мавсол. И его жену Артемисию, – Эли открыла папку с названием «МАYΣΩЕIОN».

Как и в папке про пирамиды, в этой тоже хранилось множество документов. Она открыла их все одновременно. Перед нашими глазами замелькали греческие слова, все файлы казались полной тарабарщиной.

Все, кроме одного.

– Стоп-стоп, назад! – воскликнул я. – Кажется, я увидел английский.

Эли попереключала файлы, нашла нужный и распечатала его.

– Кто такой Чарльз Ньютон? – спросила Эли.

– Турция знаменита инжиром, – сказал Касс. – Может, он назвал в честь себя печенье?

Она вернулась к клавиатуре и набрала в строчке поиска «Чарльз Ньютон». Первой ссылкой была страница в Википедии. Мы с Кассом наклонились к экрану.

– Это он! – сказала Эли. – Это Ньютон открыл Галикарнасский мавзолей. Точнее, его руины.

У меня заколотилось сердце.

– Значит, стоит поискать в его сообщении слово «лени». Будет здорово, если между ними есть связь…

– Только ее нет, во всяком случае, не здесь, – охладила мой пыл Эли. – И вообще, что за бред тут написан? Какой человек в здравом уме будет изъясняться фразами типа «все надежды, что я лицезрел»? Как можно лицезреть надежды?

– Может, английский его не родной язык? – предположил Касс.

– Ага, и это с именем Чарльз Ньютон, – хмыкнула Эли.

– А вдруг он сменил его с Чарльза Лени? – не сдавался Касс.

Я еще раз перечитал строчку про «7-я, до конца».

– Вы видите то же, что и я? – спросил я.

Эли кивнула:

– Семерки. Атлантийцы обожали это отношение к семи. Оно еще помогло нам на острове и в Вавилоне.

Одна седьмая – это 0,142857.

Две седьмые – 0,285714.

Три седьмые – 0,428571.

Те же самые числа в том же самом порядке, только начало отличается. Они служили кодом, который мы использовали в лабиринте под горой Оникс и в Висячих садах Вавилона.

Касс взял со стола лист бумаги и ручку и начал писать:

– Давайте возьмем первую, четвертую, вторую, восьмую, пятую и седьмую буквы сообщения и посмотрим…

– Нам это очень помогло, – фыркнула Эли.

– Может, это анаграмма? – предложил Касс.

Эли почесала голову:

– FWONTY? Типа назад не идите, идите «fwonty»?

Я сделал глубокий вдох.

– Здесь есть еще одно имя – некий Гарольд Бимиш. Есть что-нибудь о нем?

Эли запустила поиск:

– Ничего.

– Ладно, – сказал я, растирая виски, в которых начала пульсировать боль. – Ладно. Может, мы просто раздуваем из мухи слона…

– А если это не одна седьмая? – влез Касс.

– А если взять каждую седьмую букву письма? – предложил я.

Я взял у Касса ручку и аккуратно обвел нужные буквы, после чего выписал их:

Где хромой пройдет, больной встанет,

мертвый будет жить вечно.

– Где хромой пройдет, больной встанет, мертвый будет жить вечно, – продекламировал Касс.

– Бессмыслица какая-то, – сказал я. – В мавзолеях хоронят мертвых.

Я откинулся на спинку стула, мои мысли пребывали в полнейшем хаосе:

– Профессор Бегад ничего больше не упоминал?

– Он подозвал тебя к себе, – начал Касс. И, имитируя хриплый голос профессора Бегада, протянул: – Дже-э-эк!

Я помотал головой:

– Нет. Он не говорил «Джек». Он сказал «Он». Бегад смотрел на меня и сказал «Он». Поэтому мы решили, что этот Лени мужчина.

– Точно, – вспомнил Касс. – А когда ты нагнулся к нему, он произнес это имя. Лени.

– Он… Ис… цел… – пробормотал я. – Лени…

Ответ обухом ударил меня по голове.

– О. О-о, да!..

Касс и Эли непонимающе воззрились на меня.

– Он не называл нам никакого имени! – воскликнул я. – Он пытался рассказать нам о следующем локулусе!

Глава 17

Папа и новые странности

Ис… цел… Лени.

Исцеление!

Мне очень хотелось верить, что я не ошибся.

– Джек, нельзя просто так сюда врываться! – отругала меня доктор Бредли. – Он только что пережил невероятно болезненную процедуру!

– Простите, доктор Бредли, но это срочно! – Я обогнул ее и, не снижая скорости, бросился к постели профессора Бегада. Все время, пока я бежал по коридору к палате, боль в моей голове усиливалась. Сейчас мне казалось, что у меня под черепом разрываются снаряды. Старик лежал на спине, его глаза были открыты, но они сильно покраснели и будто остекленели. Папа, Касс и Эли наблюдали от двери. Торквин сидел на стуле в углу с укулеле в руках.

Я замер столбом.

– Ты что делаешь? – спросил я.

– Играю. – У Торквина глаза были на мокром месте. В его огромных ручищах и так небольшой инструмент казался совсем крошечным. – «О, Сусанна» профессорская любимая.

Я нагнулся к самому уху профессора:

– Профессор, это Джек. Как вы себя чувствуете?

Глаза его оставались неподвижными, но я мог с уверенностью утверждать, что он меня услышал.

– Джек, он без сознания, – сказала доктор Бредли.

– Совсем недавно, – не отступал я, – вы, профессор, посмотрели на меня и что-то произнесли. Тогда я вас не понял, но вы сказали нам искать исцеляющий локулус?

Мне показалось, что я всматривался в старческое лицо не меньше часа, в надежде заметить хотя бы намек на понимание. Но я видел лишь белые круги в его зрачках – отражение флуоресцентных ламп на потолке. Холодный и неподвижный взгляд. Тяжело вздохнув, я выпрямился, чтобы уйти.

Белые круги дрогнули.

– Джек… – прошептала Эли.

Глаза Бегада повернулись в мою сторону. Его губы вздрогнули, но он так и не произнес ни звука. Я опять наклонился, повернувшись к нему ухом, и ощутил тихий выдох, за которым последовал невнятный свист.

– Это значит «да», профессор?

Голова профессора Бегада опустилась в самом слабом кивке, какой мне приходилось видеть.

– Мы обнаружили зашифрованное послание Чарльза Ньютона, – продолжил я. – Того, что нашел руины мавзолея в Галикарнасе. В расшифровке говорится что-то о калеке, что пойдет, и о больном, что встанет. Это туда нам нужно? Там мы найдем исцеляющий локулус?

– Ньютон… – прошелестел Бегад. – Масса…

– Чарльз Ньютон был одним из Масса? – уточнил я. – Вы это хотите сказать?

Но на этом силы Бегада иссякли. Его веки медленно сомкнулись, а дыхание замедлилось до сонного сопения.

Доктор Бредли подошла к нему, а я, наоборот, попятился к двери. Будь у меня два шарика для пинг-понга, я бы обязательно сунул их в раскрытые рты Эли и Касса.

– Ты был прав насчет локулуса… – ошеломленно пробормотала Эли.

– А это значит, что мы сможем его спасти, – воодушевился Касс.

– Пап! – выпалил я. – У нас срочное дело! Очень важное. Я видел на взлетной полосе самолет с эмблемой «MGL», можно его одолжить? И еще нам понадобится пилот, чтобы отвезти нас в Турцию.

– Что?! – Отец выглядел до крайности удивленным. – Может, ты сначала объяснишь мне, что здесь происходит?

Вот и первые трудности.

– Иди за мной. – Я быстрым шагом пронесся мимо папы, Касса и Эли, направляясь назад в кабинет. По всему моему телу разлилось какое-то странное ощущение, будто я подхватил простуду. Когда все зашли в комнату, я закрыл за нами дверь и указал на черное компьютерное кресло у стола. – Садись, пап, и слушай. Только обещай, что выслушаешь до конца. Потому что я собираюсь рассказать об очень странных вещах.

– Не знаю, хватит ли меня на новые странности, – вздохнул папа.

– Внутри этого рюкзака, – я указал на стоящий у стены набитый рюкзак Торквина, – находятся два локулуса. Две сферы. Два шара. С одним из них ты можешь летать, другой делает тебя невидимым. Они были созданы королевой Калани, женой короля Ула’ара, матерью принца Караи и принца Массарима.

Каменное выражение на лице папы смягчилось.

– Караи… Массарим… Принцы Атлантиды. Я уже слышал эти имена. Твоя мать была одержима легендой о них.

– Это не просто легенда, пап, – возразил я. – Все было на самом деле. Атлантида была великим мирным государством, невероятно развитым для своего времени, и все благодаря магической энергии, которая бьет из бреши в земле. Калани была ученым. Она хотела изучить эту энергию, но для этого ей нужно было ее как-то перемещать. И тогда она разделила ее на семь компонентов, которые поместила внутрь локули. По ее задумке, они должны были оставаться в особом месте, так называемом гептакиклосе, своего рода круге, где бы их энергия объединялась и тем самым баланс сил сохранялся. Но Массариму слишком понравилось играть с локули, и когда континент одолели землетрясения, войны и эпидемии, Караи решил, что его мать нарушила что-то в источнике священной энергии, но уничтожение локули должно все исправить. Массарим психанул и втайне спрятал сферы до того, как Караи смог до них добраться. Одна из них оказалась в Великой пирамиде. Шесть других Массарим поместил в построенные при его содействии сооружения, своего рода хранилища, только полные волшебства и могущества. Со временем их стали называть Семью чудесами Древнего мира.