Владислав Крапивин - Вечный жемчуг.
Сердце ухнуло куда-то, и я рванулся к окну.
Четыре ноги плавно опустились, и в оконном квадрате появилась шина от грузовика. В ней, как в раме круглого портрета, сидели, прижавшись плечами, Володька и Братик.
Володька улыбался широко и жизнерадостно, а Братик робко, как гость, явившийся без приглашения.
В этот миг я словно бы разделился на двух человек. Внутри меня ожил двенадцатилетний Сережка, который завопил от восторга и потянулся навстречу друзьям. А взрослый Сергей Витальевич (который был снаружи) повел себя по-идиотски. Видимо, от полного ошеломления он сказал голосом строгого завуча:
— Как это понимать?
Василек нерешительно посмотрел на Володьку и прошептал:
— Я же говорил: попадет.
Володька пренебрежительно двинул плечом. Это короткое шевеление заменило длинную фразу: «Не видишь разве, что он просто так, для порядка, потому что считает себя очень большим и серьезным?»
А мне Володька деловито объяснил:
— Понимаешь, мы решили: пускай Васек поживет у нас, пока штурман плавает...
Мальчишка внутри у меня заплясал, но я опять подумал: «Сон это...» И спросил подозрительно:
— А Валерка знает? Он согласен?
Братик тихо сказал:
— Он ведь уже уплыл...
А Володька добавил:
— Мы ему не говорили, потому что не знали: получится ли у нас... Да ничего, мы пошлем ему говорящую раковину.
Кажется, вид у меня оставался недоуменным и озабоченным, и Володька продолжил:
— А чего? С мамой я договорюсь. Учебники будут одни на двоих. Школьные формы у меня две — новая и старая. Я возьму старые штаны и новую куртку, а Васек — наоборот. Или я наоборот...
— Вы умные люди... или наоборот? — растерянно сказал я.— Кто запишет в школу человека без документов?
Володька глянул на меня, как на занудного спорщика.
— Ты же сам говорил, что у тебя в гороно все начальство знакомое.
Он был прав. И маленький Сережка, танцевавший внутри меня, хотел уже пройтись колесом. Но вдруг и его и меня словно обдало холодом! Потому что не могло быть того, что сейчас было!
— Слушайте, а это... планеты? Они же расходятся!
Наверно, у меня было очень испуганное лицо. Василек опять улыбнулся виновато, а Володька снисходительно сообщил:
— Да никуда они не разойдутся. Я же не отвязал веревочку.
— Что? — по инерции спросил я и посмотрел вверх. Шина висела на размочаленном канате.
Володька вздохнул и объяснил:
— Так уж получилось. Сперва я ее к якорю... А когда вышел из лабиринта на нашей стороне, тоже привязал ее. Ну, чтобы на обратном пути не сматывать. Мотать-то долго, а по натянутой я обратно, как трамвай по проводу — ж-ж-ж...
— А к чему привязал? — глупо спросил я.
Он сказал с невинной улыбкой:
— К шиповнику... Все стало ясно.
Якорь, намертво вросший в планету, и железный шиповник с корнями до центра Земли. И между ними — белый шнурок с хитрыми Володькиными узелками. Двадцатиметровая веревочка — бесконечная, как вселенная, и вечная, как пламя нашего жемчуга. Она прошила завихрения загадочных миров, тонкая, слабенькая на вид. Как насмешка над всеми законами пространства и времени... Выдержит? Не поддастся чудовищной силе разбегающихся звезд?
«Выдержит,— понял я.— Ведь у нас теперь есть общая звезда. Мы сами зажгли ее над пустынным островом. И поэтому веревочка связала наши планеты».
Мой маленький Сережка с радостным воем встал на голову. А дурак Сергей Витальевич поморгал и все же произнес нерешительно:
— Заговорщики... Вам не кажется, что это космическое хулиганство?
— Ой уж...— сказал Братик негромко, но с явно Володькиной интонацией.
А Володька насмешливо спросил:
— Что, космическое хулиганство? Веревочка? Скажи кому — засмеются.
Тогда засмеялся я. Засмеялся, отбросив сомнения и страхи и поверив, наконец, что это не сон. Засмеялся, до конца отдавшись радости.
— Лезьте сюда, обормоты.
Они радостно качнули шину, забросили на подоконник исцарапанные шиповником ноги, а я ухватил их за рубашки...
В это время со двора донесся оглушительный вой. Какая-то жуткая смесь аварийной сирены и коллективного рева в детских яслях. Мы вскочили, как от взрыва, и разом глянули вниз.
Под нашим окном, у стены, гневно распушив хвосты и вздыбив шерсть на выгнутых спинах, мерили друг друга негодующими взглядами два апельсиновых кота. Митька и Рыжик. Они устрашающе орали, готовясь сцепиться в смертельном поединке.
...Впрочем, к середине дня коты подружились и вдвоем отлупили соседского самонадеянного дога по имени Помпей.
