Вадим Чирков - Кукурузные человечки
Солдаты просыпались и узнавали довоенных соседей.
— А, это ты, Колка!
— Здорово, Пу! С чего это ты так вырядился? Ну и вид у тебя!
Они все дурное начисто позабыли — вот в чем еще сила нашего оружия!
Так и кончилась эта война, не начавшись.
— Ты забыл рассказать про генералов, — напомнил Пите Щипан.
— Я не забыл, я оставил это на сладкое. Так вот, генералы тоже помирились, но не сразу, они долго еще хмурились. Они хотели что-то важное-преважное вспомнить, да никак не могли. В конце концов генералы сели и сыграли в шабашки…
— Что это такое? — спросил Славик.
— Это такая межпланетная игра. В ней оранжевые сражаются с зелеными на доске из 64 клеток. С той и с другой стороны по 12 бойцов…
— У нас тоже есть такая игра! — обрадовался Славик. — Она называется шашки!
— Значит, наши шабашисты смогут сразиться с вашим шашистами. Вот будет здорово! — сказал Питя.
— Этот рассказ, — добавил немногословный Пигорь, — есть у нас в букваре, и его знает каждый первоклассник. И мальчишки играют не в войну, а в невойну. Солдаты идут в атаку, и вдруг все падают и засыпают. И даже храпят. Проснутся, увидят знакомых, бросают ружья и давай обниматься. Ведь дружить куда приятнее, чем воевать…
Вперед, ясноглазые!
Будь на месте Славика взрослый, тот же Кубик, он наверняка отвечал бы иначе, но отвечать пришлось нашему пятикласснику, он что мог, то и сделал. Можете поставить себя на его место и поговорить с инопланетянами на тему Земли, цивилизованности человечества, его войнах, источниках энергии и атомной бомбе.
Славик возвращался домой, перебирая в уме вопросы и свои ответы. С командой корабля они договорились встретиться вечером. У пришельцев была куча дел — они так или иначе исследовали планету Земля: состав воздуха, состав почвы на огороде Полины Андреевны, наблюдали за птицами, которые садились на подсолнухи или пролетали над ними, описывали растения, насекомых, что жужжали, ползали и прыгали вокруг них…
Перед вечером все, Кубик, Славик и Нинка, сидели на крылечке художника и смотрели на закат за речкой. Точно так же, наверно, сидели на этом крылечке Нинкины предки, которые построили дом сто лет назад. Даже коза, привязанная к забору, переставала жевать и поднимала голову. Глянув на полыхающее за речкой небо, Манька тревожилась и нюхала воздух. Коза, возможно, думала, что это пожар, и проверяла, не приближается ли он, не пахнет ли в воздухе гарью. Но от речки все сильнее тянуло травами и сыростью, на луг уже наползало белое покрывало тумана.
Небо над речкой пылало, словно за горизонтом, встречая солнце, устроили фейерверк. Нечего и говорить, что трое людей, сидевших на крылечке, как на стадионе или в театре, не отрывали глаз от этого зрелища.
— Боже мой, какое все-таки это чудо — закат! Все краски, кроме черной! — восхищенно говорил Кубик. — Вот как надо писать!
— Прямо цветомузыка, — поддержал его Славик.
— Ох, сколько я в своей жизни их уже повидала! — не отставала от других Нинка.
Коза обернулась к людям и вопросительно заблеяла: закат солнца по-прежнему ее тревожил.
— Разгадай, Манька, загадку. Какой пожар водой не потушишь? — веселым голосом спросил у козы художник. — Ну-ка? Что молчишь? Неуж и этого не знаешь? Не хватает козьего твоего ума? Отвечай, рогатая!
— Атомный, — неожиданно для себя ответил Славик.
Кубик посмотрел на него, закряхтел, крыльцо под ним заскрипело.
— Ну и младенцы пошли, — заворчал он, — чуть что — окатывают холодной водой! Чуть мы распустим по привычке слюни, как тут же какой-нибудь малолеток приводит нас в чувство. Что за время!
Кубик покосился на аудиторию и, увидав, что его на этот раз слушают, продолжил ворчание, только уже погромче — как актер на сцене:
— Чуть мы воспылаем, мы, верные традициям романтичных предшественников, как является кто-то из нынешних молокосов и отрезвляет нас!
Славик, слыша Кубиково брюзжание, рассиялся: наконец-то художник похвалил и его, наконец-то и он, Славик, попал в точку. Кубик, конечно, не знал, в какой переделке он побывал с атомной темой несколько часов назад.
— Ты прав, Славик, — продолжал Кубик, — старая загадка насчет пожара приобрела в наши дни новый смысл, и ты первый, кто открыл это. Поклон тебе! — художник наклонил голову и проверил взглядом слушателей.
Кубик обращался сейчас ко всему человечеству, а человечество в лице Славика и Нинки, внимало ему.
— Мы обрастаем страшными волосами, — выступал он, — которые делают нас похожими на первобытных людей, — ради чего? Только для того, признаюсь я вам, как на духу, чтобы скрыть за усами и бородой слюнтяя, кисляя, размазню, недотепу и растяпу, оголтелого романтика… И что получается? А ничего! Потому что стоит нам, заросшим, как лесные разбойники, начать сочинять очередную, так любимую нами романтическую сказку, — я имею в виду не только сегодняшний закат, — как появляется ясноглазый младенец — вроде тебя или Нинон — и, не испугавшись бороды, одним словом разрушить идиллию. Говорит правду, от которой нас корчит. В этом, в окатывании нас холодной водой, — примета времени. Что ж — вперед, ясноглазые! Бородатые слюнтяи — прочь! Ваши романтические пейзажи — всего лишь дань прошлому, из которого вы не можете вытащить ноги. Мир стал жестким, как чертеж, а мы все еще ищем в нем оттенки…
— Они натворили что, да? — раздался голос позади Кубика, и Нинка вскочила и спрыгнула с крыльца.
— Мамка пришла! — завопила она и повисла на материной шее. — Мамка!
— Здравствуйте, Аня, — сказал, вставая, Кубик. — На этот раз они не натворили, а сотворили. Они по-новому разгадали старую загадку. Мы все вас заждались.
Нинкина мама — усталое лицо, коричневые до локтя руки — присела на нижнюю ступеньку.
— Наталья из декрета вернулась, вот меня и отпустили на денек. Дочь, говорю, без меня растет, я ее неделями не вижу, только, может, на свадьбу вырвусь… Ну, как вы тут живете?
— Так вы завтра дома? Матушка-голубушка-Аннушка-доярушка! — запел Кубик. — Я знаю все: стирка, уборка, отдохнуть надо, на дочь-ненаглядышку насмотреться. — но не откажите в просьбе!
— Еще что-то делать надо?
— Дело невелико будет. — Художник вглядывался в лицо Анны. — Нужно вам будет посидеть с дочерью на лугу, ни о чем, кроме травы, не думая.
— Ой да что вы! — замахала руками Анна. — Да я завтра на минуту не присяду! Какой луг! Какая трава!
Нинка сидела, уткнувшись в материно плечо.
— Ма, — сказала она, — он тебя нарисовать хочет. Это я ему сказала, чтобы нарисовал.
— Зачем меня рисовать, что я — артистка какая? Потом как-нибудь.
Кубик все так же смотрел на лицо Нинкиной мамы.
— Артистка, артистка… — уговаривал он, — все женщины артистки… А "потом", Аннушка-доярушка, не будет. Луг вон, я слыхал, запахать хотят. У Натальи ребенок заболеет или еще что-то случится, а там, глядишь, и зима. А я хочу — пока август, пока луг, пока молода, пока в глазах синь проглядывает…
— Какая уж там молодость, какая синь, — вздохнула Анна, — цельными сутками только коров и вижу…
Глаза, заметил Славик, у Нинкиной мамы были такие же, как у дочери, — то серые, то голубые, как лесные колокольчики. Но чаще всего серые.
— А когда на луг-то пойдем? — согласилась она. — Я ведь и голову должна помыть, и платье приготовить.
— Платье нужно попроще, — распорядился Кубик. — Не на бал пойдем — в траве сидеть, на речку глядеть.
Анна с дочерью, обнявшись, ушли.
— Ну, — сказал Кубик, ударяя правым кулаком в ладонь, — завтра я дам ему бой!
— Кому? — удивился Славик.
— Той бездари, тому лентяю, что сидит во мне. Я ему покажу, тугодуму!
Бабушка позвала внука ужинать.
После ужина Славик поспешил в огород. Его встретил голос Вьюры, который, видимо, нес дежурство на своей кукурузине.
— Наши в корабле. Ночью он видим. Мы решили, что завтра нужно осмотреть хоть один ваш город.
Но снизу раздался еще голос:
— Славик, привет! — Это был Питя. — Мы выполняем программу полета. Вьюра сказал тебе, куда мы летим? Что в ваших городах самое интересное?
— Самое? — переспросил Славик. — Самое — это… наверно… (Что может быть интересно для пришельцев? Ну что? Что?..) — Зоопарк, — решился он. — Цирк. Ну еще архитектура… Высотки… Людей полно… Машины…
— А что такое зоопарк? — ухватился за слово Питя.
Славик рассказал.
— Ух ты! — сказал малыш.
— Хорошо бы посмотреть, — вставил Вьюра. — Но как мы покажемся там днем?
— Можно ночью! — быстро нашел ответ Питя. — Идея! Грипа! — крикнул он в темноту. — Мы должны побывать в зоопарке, там собраны все звери Земли!
Встретиться снова договорились только на послезавтра. Завтра утром корабль возьмет курс на город.
Фея и Фей
