Анна Устинова - Тайны московской принцессы
Зоя вытерла лицо рукавом кофточки и, схватив со стола маленькую плоскую пудреницу, покрытую зеленой эмалью, подбежала к зеркалу. Несколько взмахов пуховкой, и красных пятен вокруг глаз и на щеках как не бывало.
«Явно волшебное средство, – отметил про себя Егор. – С нашей косметикой не сравнишь. Когда мама плачет, никакая пудра потом не помогает».
– А-а? Что-о? – нарочито сонным голосом протянула Зоя. – Это вы, Василиса Власьевна? Как вы меня напугали. Я так сладко спала. Зачем вы меня будите? Что-то случилось?
– Нет, я решила, что у тебя случилось. Ты так громко плакала.
«Вот врет, – про себя возмутился Егор. – И совсем не громко. Просто она, значит, под дверью стояла и подслушивала, но недолго. Иначе бы про родителей Зои наверняка просекла и давно бы уже в дверь ломилась».
– Плакала? – прикинулась полностью изумленной Зоя. – Нет, Василиса Власьевна, вам показалось.
– Все равно открой-ка дверь, – потребовала настырная гувернантка.
– Откроешь такой, а потом орехов не досчитаешься, – громко проговорили из домика в клетке.
– Видите, Василиса Власьевна, вы и Белку уже разбудили, – с упреком проговорила Зоя. – Если я сейчас вылезу из кровати и стану вам открывать, то после наверняка уже не засну, а у нас с вами завтра контрольная.
«Молодчина девчонка, грамотно шантажирует», – одобрил Егор.
– Ладно уж, спи, – неохотно согласились за дверью.
– Спокойной ночи, Василиса Власьевна, приятных вам снов, – елейным голосом пожелала воспитанница.
– Чтоб ей во сне крокодил приснился. А еще лучше, чтоб не только приснился, а слопал, причем наяву, – пожелали из клетки. На сей раз слова Белки звучали не очень громко. Ровно с таким расчетом, чтобы услышали лишь Егор и Зоя.
Мальчик, не удержавшись, хихикнул. Шаги за дверью удалились и смолкли. Белка высунулась из клетки, держа в лапах орех из запасов Орловых.
– И бывают же на свете такие пренеприятные личности, – с ненавистью посмотрела она на дверь.
– Не только пренеприятные, а еще и очень опасные, – уточнила Зоя.
– Меня лично можешь в этом не убеждать, – сказала Белка. – А вам, друзья, советую поскорее ложиться. Не надейтесь, что Василиса навсегда удалилась. Как пить дать через десять минут снова явится и проверит.
– Вот в этом ты совершенно права, – согласилась девочка. – Так, Егор, устроишься на диванчике. Подушками с тобой поделюсь, а пледик сейчас достану.
Она отворила дверь, ведущую в ванную комнату, за которой оказался шкафчик, где и лежал на одной из полок теплый клетчатый плед.
– Под ним уж точно не замерзнешь…
– Зоя, но ты мне так ничего еще про родителей толком не рассказала, – расстилая плед на диванчике, напомнил Егор.
– Погоди. Давай сперва полежим тихонечко и дождемся, пока Василиса придет с проверкой и снова уйдет.
– А как ты узнаешь, что она придет и уйдет? – полюбопытствовал Егор.
– Включу секретный коврик в коридоре. Он реагирует на любое чужое присутствие. Как только на него кто-нибудь ступит, на компьютере зажигается красная лампочка. А когда с него сходят, красный сменяется зеленым.
Она пробежалась пальцами по клавиатуре. На экране возник зеленый глаз.
– Вот видишь, я могу быть уверена, что за моей дверью сейчас никого нет, – сказала Зоя.
– А твоя Власьевна разве не догадывается о коврике?
– О нем никто не знает, кроме меня, Белки и няни. Ну, теперь еще и тебя, – добавила девочка.
Белка презрительно ухмыльнулась краешком рта:
– Святая наивность! Если секрет знает больше одного человека, это уже никакой не секрет, а можно считать, общеизвестный факт.
Зоя побледнела:
– Ты думаешь, что Власьевна уже в курсе про коврик?
– Пока нет, – успокоила ее Белка. – Но будешь дальше трепаться, кто-нибудь обязательно ей доложит.
– Во всяком случае, это буду точно не я, – обиженно произнес Егор.
– Хотелось бы верить, – не торопился с выводами зверек. – Ситуации-то бывают разные.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился мальчик.
– Да порой и не хочешь, а скажешь. Люди Ореста большие мастера развязывать языки.
Белка произнесла это столь зловеще, что Егор невольно представил свое истерзанное тело на средневековой дыбе. Над ним навис ухмыляющийся Орест. Картина была отчетливой и пугающей. Мальчика передернуло. А ведь в Средневековье существовали не только дыба, но и «испанский сапог», и «нюрнбергская дева» – кошмарное сооружение, внутри которого несчастные жертвы корчились, пронзенные сотнями острых шипов!
– Белка! – вмешалась Зоя. – Перестань нагнетать свои ужасы! Орест ничего ему не сделает. Мы обязательно вернем Егора домой, прежде чем дядя о нем узнает. Найдем способ. Иначе ведь нам с тобой тоже…
– О том именно и толкую, – не дала ей договорить Белка. – Сперва его, потом меня. А тебе, Зоя, без моей помощи тем более ох как несладко придется.
– Тихо, – оборвала девочка. – На коврик ступили. Марш по кроватям.
Они, стараясь не подымать шума, легли. Глаз на экране стал огненно-красным, как у взбесившегося слона, но из коридора не доносилось ни звука. «Может, коврик ошибся? – подумал Егор. – Или мышка, к примеру, на него забежала, он и отреагировал. Вот и сигналит».
Тишину по-прежнему ничто не нарушало. Глаз тем не менее упорно продолжать гореть красным. Мальчик осторожно завернулся в плед и поудобнее устроил голову на подушке. Ни Власьевна, ни тем более мышка всю ночь там не проторчат, а он пока полежит с закрытыми глазами. После откроет – и на мониторе будет уже зеленый свет.
Под пледом было тепло, уютно…
– Егорушка, Егорушка, вставай.
Кто-то упорно тряс его за плечо. Веки были тяжелые. Открывать глаза совсем не хотелось.
– Вставай, вставай.
«Зоя, – медленно приходил в себя он. – Наверное, зеленый свет уже зажегся». Глаза разлепились с трудом. Над ним склонилась никакая не Зоя, а его собственная мама.
– Ты? Откуда? – От потрясения остатки сна моментально слетели с него.
– Только что из душа, – улыбнулась мама. – Вставай, быстренько умывайся, и завтракать.
Егор не верил своим глазам и ушам.
– Мама, это действительно ты?
Схватив ее руку, он крепко прижался щекой к ладони. Родная, мягкая, теплая. И пахнет мамой…
– Что с тобой, сынок? – Она погладила его по голове свободной рукой. – Кошмар приснился?
– Кошмар, – легко согласился мальчик. – Ужасный кошмар.
По-другому не назовешь. Хотя не все в его сновидении было сплошным кошмаром. Зоя и Белка очень даже симпатичные. Ему даже стало жаль, что больше он их никогда не увидит. Но все равно, как же хорошо вернуться домой. Точнее, как хорошо, что он никуда в действительности и не девался. Только вот совершенно неясно, какой сегодня день? Он напрочь не помнил, как лег вчера спать. И вообще, что случилось вчера. То есть вчера он встретился с Белкой, но теперь понятно, что ее не было. Она элементарно ему приснилась. Значит, вчера на самом деле было позавчера? Полная каша и неразбериха.
– Егорушка, ты себя плохо чувствуешь? – Между мамиными густыми бровями пролегла тревожная складка, ладонь коснулась лба мальчика.
Он раздраженно тряхнул головой.
– У меня нет никакой температуры!
– Положим, тридцать шесть и шесть у тебя все равно имеется, – убедившись, что лоб холодный, отшутилась она. – И раз ты здоров, тем более пошевеливайся.
Егор медленно вылез из-под одеяла, опустил ноги с кровати. Расспрашивать маму о событиях минувшего дня придется с большими предосторожностями. Иначе решит, что у него начались осложнения после операции, и прощай, школа, прощай, Коржиков. Запихнут опять обследовать, наверняка что-нибудь найдут, примутся лечить. Лучше про то, какой сегодня день, выяснить у Коржика, если он еще в школу, конечно, не ушел. Но и Никифору при маме звонить нельзя. Надо дождаться, когда она на работу уйдет. А пока не ушла, он все же попробует во время завтрака аккуратненько задать несколько наводящих вопросов.
– Чудо мое, ты когда-нибудь пересечешь границу ванной комнаты? – нетерпеливо поинтересовалась мама.
– Уже пересекаю.
Он прошлепал по коридору, и, когда уже почти миновал кладовку, под подошвой тапки у него громко хрустнуло. Егор замер, потом осторожно приподнял ноги. Скорлупа от грецкого ореха!
Что бы это значило? Белка нагрызла или сам уронил? Но он же терпеть не может орехи. Значит, мама…
– Ты вчера ела орехи? – крикнул он в кухню.
– Странный вопрос, – отозвалась мама. – Почему тебя это так интересует?
– Потому что в коридоре скорлупа валяется.
– Не может быть, – отрезала она. – Я вчера вечером пылесосила.
«И этого я не помню, – уже не на шутку встревожился Егор. – Неужто реально провалы в памяти начались? Сейчас главное – чтобы мама ничего не заметила».
– С каких это пор ты вдруг таким чистюлей стал? – она заглянула в дверь ванной.
Егор торопливо запихнул в рот щетку с выдавленной на нее пастой и пробубнил нечто нарочито нечленораздельное.
