Сильвана Мари - Последний орк
Эрброу с трудом понимала все эти выражения, но ухватила суть: когда орки приходили украсть ее, они проникли в город так, что их никто не смог увидеть. А это значило, что, сколько бы стражники ни охраняли городские стены, сколько бы ни смотрели на реку, орки все равно могли появиться здесь в любое мгновение.
Джастрин поднялся и решительно взял ее за руку.
— Пойдем, — испуганно, но твердо сказал он, — мы должны найти твою мать и рассказать ей о моем открытии. Она защитит тебя. В этот раз я тебя не оставлю. В этот раз я буду сражаться за твою жизнь, как сражалась твоя мама за меня и за других. Пришло время героев! — прошептал он дрожащим голосом.
Эрброу кивнула и вдруг почувствовала страшный холод. Она увидела ужас в глазах Джастрина и поняла, что они слишком долго ждали. Перед ними стоял огромный орк, с которого ручьями текла вода. За ним шли другие. В этот раз с ней не было ни Ангкееля, ни волчонка. Она была совсем одна. Огромный орк схватил ее. Эрброу почувствовала тиски его рук и закрыла глаза, чтобы не видеть его. Ненависть его была так велика, что ей казалось, будто она упала в ледяную воду.
Тут раздался звон колокола: два удара, потом еще четыре, потом крик Джастрина. Он сумел подать сигнал: орки в городе, они схватили ребенка. Все еще не открывая глаз, Эрброу увидела дракона с замысловатым узором зеленой чешуи и своего папу, обнявшего Джастрина. Девочка поняла, что Джастрина убили: орки рассердились на него за то, что он зазвонил в колокол. Ненависть орка причиняла ей боль, почти так же, как его злая рука, железной хваткой сжавшая ей грудь и живот. Эрброу тоже решила умереть: остановить свое сердце и ничего больше не чувствовать. Она тоже улетела бы с папой и Джастрином на теплой и сильной спине дракона. Папа показал бы ей, что находится по ту сторону ветра, взял бы с собой считать звезды, отнес бы туда, где не существует ни боли, ни страха. Она вспомнила, как ему было больно, когда стальная палочка вонзилась в его тело, но он не желал избежать этой боли, хоть и мог. Эрброу поняла, что останавливать собственное сердце было немного нехорошо, почти так же, как ковырять пальцем в носу. Этого нельзя делать, и все. И она тоже не должна делать это. Джастрин умер из-за того, что зазвонил в колокол, желая спасти ее жизнь. Что бы ни случилось, она не остановит свое сердце.
Эрброу чувствовала, как ее тащат по какому-то холодному тесному проходу, которому не было конца, потом почувствовала другой холод — не ненависти, а ледяной воды. Они были в реке. Эрброу представила, что она — рыбка, и вода не попала туда, где было ее дыхание. Потом ее забросили на коня, и тот понесся вскачь, болтая ее из стороны в сторону, но вскоре и это закончилось.
Железная хватка, сжимавшая ее живот, вдруг исчезла, и Эрброу полетела вниз. Она почувствовала головокружение оттого, что ее ничто больше не удерживает, и каждое мгновение ждала, что ее тело вот-вот ударится о землю, но этого не произошло. Другая рука подхватила ее, рука, на которой не хватало пальцев, но совсем не злая.
— Эй, капитан, — заорал чей-то голос, — девочка у меня, и одним орком меньше!
Ее опять кто-то перехватил.
— Лучше возьми ее ты, а я вернусь к городу. Они-то думают, что девчонка у меня, — я уведу их за собой, — еще раз проорал тот же голос.
Потом послышался другой голос, спокойный, голос того человека, который подарил ей волчонка:
— Не бойся, малышка, ты со мной. Теперь ничего не бойся. Вот увидишь, мы как-нибудь отсюда выберемся.
Наконец-то Эрброу решилась открыть глаза. Она была на руках у бывшего хозяина волчонка, и это ей понравилось: она узнала запах этого человека и приятное тепло его рук. Она промокла до нитки в холодной воде. Ей было хорошо на руках у бывшего хозяина волчонка. Тут Эрброу заметила, что их окружали вооруженные до зубов орки, и, что самое ужасное, вооруженные луками.
Конечно же, она нисколько не испугалась. В то мгновение, когда она смотрела в глаза своему папе, перед тем как он умер, она научилась у него всему, что он умел, хоть никогда потом и не пользовалась своими новыми навыками.
Ее папа не пожелал остановить свое сердце, но она слышала это его желание и научилась этому сама, пусть лишь мысленно. Точно так же она научилась отводить стрелы. Папа не воспользовался этим умением, потому что не хотел, чтобы плохой человек, который держал нож у ее горла, сделал ей больно; но он подумал об этом, и Эрброу услышала его мысль, так же как услышала боль от стрелы, пронзившей его тело. Человек с перьями на шлеме так никогда и не узнал, что это ее папа, собрав свои последние силы, направил его стрелу прямо себе в сердце, в то время как она, Эрброу, пыталась отвести ее от него. Папа не хотел, чтобы она спасала его, потому что слишком велик был риск, что ее убьют, если он не позволит им убить себя. Но папа понял, что она пыталась спасти его, несмотря на приставленный к горлу нож, и слезы его были слезами радости.
Но сейчас у ее горла не было никакого ножа. Сейчас ни одна стрела ее не заденет. Ни одна стрела не попадет в человека, которого называли Капитаном, потому что это хороший человек и он ей нравится. Ни одна стрела не ранит его солдат — грустных людей, которые сами иногда были похожи на орков.
Над их головами наконец показался Ангкеель, и, глядя на его большие бело-голубые крылья, Эрброу всей душой ощутила радость полета. Конь Капитана летел, как ветер, быстрее, чем ветер, и так же быстро и легко мчались лошади его солдат. И папа ее волчонка, обычно не успевавший за Капитаном, бежавший за ним с высунутым языком — ведь ноги лошадей намного длиннее, чем лапы волка, — в этот день он несся, как ветер, и даже быстрее самого ветра.
Эрброу устроилась поудобнее, прислонившись спиной к кирасе Капитана, который старался закрыть малышку от стрел своим телом, не догадываясь, что стрелы не причинят им сегодня вреда.
Девочка вытащила из кармана передника свою куклу и провела рукой по старому исцарапанному дереву. Поднялся ветер, гнавший прочь тучи и жару. Зеленые кроны деревьев сверкали в сиянии летнего солнца, слышался запах теплой земли и травы. Красные маки казались почти прозрачными в солнечных лучах. Холмы были покрыты большими желтыми пятнами цветущих кустов, над которыми порхали бабочки и пчелы.
Это была чудесная прогулка верхом.
Вдруг Эрброу услышала боль: много боли и много страха. Они доносились издалека, со стороны зарослей ежевики и острых скал, где запах теплой земли и травы смешивался с запахом крови. Эрброу обрадовалась, что с ней Капитан: он знал, что делать.
Она всего лишь должна была привести его туда, где в нем нуждались.
Глава двадцать первая
Сердце Ранкстрайла оборвалось.
Им повезло, что кто-то зазвонил в колокол. Легкая кавалерия только что вышла из города, и северный подъемный мост еще не подняли. Услышав звон колокола, капитан повернул назад и галопом пересек город, рискуя растоптать лотки торговцев сладостями и яблочными оладьями (старая традиция возродилась, после того как наемники захватили продовольственный обоз орков). Южный подъемный мост, медленный и тяжелый, со скрипом опустился, и капитан успел увидеть, как полуголые орки, вылезая из воды, передавали девочку вооруженным до зубов всадникам, поджидавшим на берегу. Бросившись через кусты, Лизентрайль первым подскочил к оркам и успел выхватить у них малышку, а затем передал ее капитану.
— Лучше возьми ее ты, а я вернусь к городу. Они-то думают, что девчонка у меня, — я уведу их за собой, — крикнул ему Лизентрайль.
Капитан кивнул.
Но на этот раз под ним был не эльфийский конь, а Клещ, даром что Великолепный.
Ранкстрайл с горечью вспомнил высокомерное послушание и несомненную быстроту Энстриила.
Орки собрали большую часть своих лошадей и восстановили кавалерию, поэтому Ранкстрайлу было дорого каждое мгновение. Отвлекающий маневр Лизентрайля удался. Уверенные в том, что капрал увез их маленькую заложницу, орки бросились за ним всем составом своей возрожденной кавалерии.
Но путь назад капитану был отрезан. Между ним и подъемным мостом находилась кавалерия орков, в настоящий момент отвлеченная Лизентрайлем и его солдатами. Однако лошади орков отличались особой выносливостью и были намного быстрее лошадей наемников, не говоря уже о его Клеще: риск был слишком велик.
Ему не оставалось ничего иного, как двинуться на восток, в сторону холмов Новой Луны.
Тут появился орел девочки.
Лишь присутствие малышки удержало капитана от отборных ругательств.
Его единственная надежда, что их не заметят и не будут преследовать, была уничтожена пронзительными криками орла. Теперь вся вражеская армия знала, что девочка у него. Даже если бы орки были слепыми, рассеянными или держали голову в ведре с водой, то и тогда радостные крики глупого птенца не оставили бы им никаких сомнений.
